— Не вертись. Отвечай.
— Ну… В общем, ладно. Там вон мои колготятся и раз еще стреляют, значит живы. Планов действия я не знаю, но этот Павел Ксаныч мужик толковый и просто на убой бы не послал. Раз надо перекрыть дорогу, значит надо…
— Комсомольцы-бобромольцы… — задумчиво, но ехидно перебивает меня калека.
— Да нет… В конце концов в лесу тоже не безопасно, нарвемся на морфа и гайки — неожиданно ляпаю я.
— И это тоже верно — соглашается безногий.
С минуту молчим. Потом он спокойным голосом говорит:
— Отползешь назад, прикроешься кустами и залазь в реку. Бережок невысокий, так что на манер крокодила к шлюзу. От шлюза по канавке аккурат вылезешь к дому. Башкой верти, глазами смотри, ушами слушай, я тебя прикрывать буду, но я не Господь Бог, хотя и с пулеметом. Патронов у меня всего 36 к этой бандуре, маловато, чтобы быть богом. Работу по зачистке жилого помещения знаешь?
— Ну немного отрабатывали — признаюсь я.
— Не верится как-то — с сомнением говорит безногий. Потом окидывает внимательным взглядом окрестности и лезет в свой вещмешок. Протягивает мне моток проводка и какую-то фигню. Оказывается гарнитура, которая на ухе располагается. Напяливаю ее, хотя ремень от каски мешает.
— Если что — шепчи, громкость тут на максимуме. Получишь инструкции — хмыкает блондин.
— Погодь, а откуда ты взял, что там канавка?
— Полоска кустиков жидких — видишь? Зуб даю — в канавке они растут. Будешь там валандаться — старайся кусты эти не трясти. А то издалека заметно. Да. Из карманов достань что ценного, а то замочишь в воде-то.
Опа! А пультики-то от морфов у меня как раз в штанцовых карманах были, в чем я и убеждаюсь, вытягивая мокрые пластиковые фиговины. Блондин хмыкает. Злобно выгружаю то, что нельзя мочить и говорю:
— Ты б не хмыкал, у меня самооценка и так упала дальше некуда. Я вообще-то лекарь, а не вояка, меня потому туда и не взяли.
— И? — опять поднимает брови блондин.
— Как корабль вы назовете, так он вам и поплывет!
— Ишь, какие мы нежные!
— Какие есть! Вон Суворов с Кутузовым своих солдат чудо-богатырями называли и те горы сворачивали. А звали бы из дерьмом и тупыми обезьянами — так хрена бы им раскидистого!
— Ладно, понял. Давай, чудо-богатырь, двигай! У тебя все получится — хмыкает несколько дружелюбнее блондин и добавляет:
— Должно получиться. Другие варианты просто неприемлемы.
Сползание меня в речку не отмечается никакими эффектами. Не так и глубоко, да и когда сидишь в воде низкая бровка бережка становится весьма достаточной, чтобы передвигаться на полусогнутых, держа в сухости оружие и боеприпасы. Держу башку все-таки пониже, глаза-то у меня не на самой макушке и еще давным — давно Николаич твердо вколотил в меня знание о том, что если я не вижу врага, не факт, что враг не видит меня.
Мне кажется, что по габаритам я сейчас как бегемот и меня видно отовсюду. Шумит водопад впереди, течение довольно солидное. Уже вижу старый бетонный шлюз с перилами, какие-то еще бетонные сооружения, но они заброшены. А вот над шлюзом торчит явно современная яркая фиговина, видно местная гидроэлектростанция. Кустики уже неподалеку. Сейчас надо аккуратненько так, не делая резких движений двигать к этому домику. Рядом с ним стоят какие-то контейнеры, значит открытого места не так и много. Приглядываюсь к коттеджу. Сделан он изящно, окна большие, но сейчас забраны щитами из досок и решетками. Знать бы еще — наблюдают ли оттуда и кто и сколько. И куда смотрят. Смотрю до боли в глазах, в башку все время лезут совершенно неуместные сейчас мысли, гоню их мало что не палкой а они все равно лезут…
— Вроде как на втором этаже что-то мелькнуло? Занавеска? Жить он хочет, как же… А я не хочу значит. Как бы не так. Да, занавеска. Еще как хочу. И к Надьке вернуться… Вот это особенно. А вот если я поползу чуток наискось. То меня тот куст прикрывать будет долго… Зато потом голое место совсем. Или пролезть лучше ближе к шлюзу? Нет, там меня из любого фасадного окошка видно будет как жука на тарелке…
Совершенно неожиданно вспоминается, как лукаво глянула на меня обернувшись Надька позавчера утром… И сосочек с горошинку, розовый… Не, так дело не пойдет. Надо сосредоточиться, а то вляпаюсь. Жить-то мне еще как охота, очень вкусное это дело — жить. А когда каждый день видишь это самое — нежизнь которая — еще и больше.
Пластун из меня сильно средний. Даже пожалуй еще хуже. Умельцы — разведчики, которых так называли именно за умение ползком добраться куда угодно. Те ползали как змеи, часовые их не замечали, ни свои ни чужие, даже офицеры ухитрялись тихонько подобраться к растяпе-часовому и своему аккуратно вынуть затвор из винтовки, а чужой исчезал с поста беззвучно.
Я отлично понимаю, что ползу медленно, неловко, шумно и, наверное, мой напарник морщится на меня глядя — видит мою торчащую задницу, хотя я честно стараюсь прижаться к теплой земле всем телом, как меня учили на довольно потных занятиях наши умельцы — и Андрей и Брысь и Серега с более флегматичным Ремером. А уж ехидный Енот никогда не пропускал случая 'глянуть на эти половецкие танго', как он величал мои экзерциции по тактике.
Пока вылезал из реки — ухитрился измазаться как чушкан — вроде тут и земли нет, все в веселой сочной траве, а в речке дно из чистейшего песочка — а я весь в грязи. Когда успел только… Хорошо автомат сухонький остался и магазины не промокли, это-то в меня вбили крепко…
— Ты меня видишь? — шепотом с одышкой спрашиваю напарника.
— Все в порядке, двигай дальше — отчетливо раздается его голос у меня в ухе.
Значит — видит. Ладно, надо двигать дальше. Всякие дурацкие и не очень мысли крутятся роем в голове, пока я изображаю из себя черепаху. Куда я ползу? Ну доползу до дома, открою дверь, получу пару пуль в живот… Напарнику-то моему проще… Хотя чего проще-то? Оба мы как мыши в ведре с водой — ограничены несколько в выборе действий. А жить и правда очень охота. А еще жарко. И очень страшно. Вот не удосужился обзавестись своим детенышем — а то было бы все-таки проще, как — никак что-то от меня бы осталось на Земле… Ишь как выспренно… Нет, вообще-то я знаю, что дети не всегда болеют. Наоборот, большую часть времени они совершенно здоровы, это ко мне на прием эти чертенята являются обязательно хворыми… теперь за этот малюсенький пригорочек и можно подумать. Куда дальше двигать? А вооон туда. Опять занавеска мотнулась в окне второго этажа, загнав в пятки то, что видимо является душой… теперь мне чуток еще — и я буду в мертвой зоне, меня контейнеры прикроют. Совершенно неожиданно оказываюсь на краю здоровенного бетонного корыта. Глубиной в полметра, завалено кусками, судя по всему рубероидной смоленой кровли. О, это мне удачно попалось, видно тут ангар стоял разборный, его увезли. А остался поддон от ангара. Это мне на руку. Ползу по-прежнему медленно и вдумчиво — глаз человека обращает внимание в первую очередь на резкие движения, плавно мне надо, плавно… а то детей у меня не будет… Вот привязались. Мне больше нравится, если уж на то пошло, скорее процесс производства детей, а не сами дети… И Надька как-то изменилась последнее время, такая любовница теперь стала, что прошлые ей в подметки не годятся, а уж сравнить есть с кем… все таки учиться медицине и работать в медицине с екоторых точек зрения — приятно… Вон в политехе на пять студней одна студентка. И то не у всех, а у нас — наоборот. Почти…Так, теперь за ржавый контейнер.
— Молоток! — тихо звучит голос в ухе.
— Ну а то! — отзываюсь я, стараясь не частить дыхалкой, потом понимаю, что все мои сопения напарник все время слышал и мне не стоит валять дурака. Осторожно высовываю за угол стыренный с дохлого БТРа прибор наблюдения — он тяжеленький, но за угол смотреть не высовывая башку — очень удобно. По-прежнему все тихо. Теперь совсем чуток осталось.
— Лучше тебе слева двигать — советует напарник. Дельно. И также по-возможности плавно, стараясь не шаркать сапожищами по асфальту, не брякать прикладом, не стучаться головой в каске и не клацая
