скрыты, — там вместо этого вода, спускаясь по трубам, выступает на сточных местах или вместе со снегом пробивает в худые рамы — отовсюду сырость, из воздуха, из стен, сверху, снизу…»[198] Холод стоял такой, что в чернильницах замерзали чернила и чтобы написать счет или подписать вексель, следовало нацепить на перо чернильного «снега» и дыханием его растопить. Первое, что делали даже летом пришедшие на работу торговцы, это натягивали на себя полушубки и теплые сапоги. «Для сугреву» в лавках целыми днями держали кипящие самовары и без конца пили чай и сбитень, а когда становилось невмоготу, приказчики затевали возню или принимались перебрасываться мячиком, наскоро слепленным из оберточной бумаги. Из-за слабого освещения почти невозможно было толком рассмотреть покупку. Во всяком случае, цвета в полутьме сливались и чтобы увидеть их, следовало вынести предмет на дневной свет. Торговали до наступления сумерек, поэтому зимой всякая жизнь в Рядах прекращалась уже в три часа дня.
Усугубляла удручающее впечатление от этого места еще и невероятно запутанная планировка. Все пространство Рядов было вдоль и поперек пересечено проходами-линиями. Линий было очень много — только продольных семь, притом разной длины, потому что с тыльной стороны здание имело неправильную форму. Каждая линия, собственно, и была «рядом», специализирующимся на том или ином виде товаров. Были ряды Шляпный, Шелковый, Узенький, Широкий, Серебряный, Медный, Скобяной, Иконный, Кружевной, Лапотный, Суровский, Суконный, Квасной и др. Названия были старинные и далеко не всегда соответствовали специализации девятнадцатого века. В Иконном ряду, кроме икон, продавали кружева, в Зеркальном — ткани и даже кожи и т. д.
Уже к 1840-м годам многие ряды заметно обветшали, а впоследствии пришли и в аварийное состояние, так что по решению городских властей часть из них вывели из оборота, закрыв тамошние лавки и перегородив проходы рогатками. Естественно, эти тупики еще больше усугубили пространственную сумятицу. Свободно ориентироваться в Рядах могли только их постоянные обитатели, а покупатели — даже из коренных москвичей — часто плутали, особенно если нужно было купить что-нибудь нестандартное.
Наиболее популярна была Ножевая линия, располагавшаяся вдоль лицевого фасада Рядов параллельно Красной площади. Несмотря на зловещее название, здесь продавали «модный товар», — прежде всего всевозможную галантерею: отделки, кружево, перчатки, галстуки, а также обувь, шляпы, шали и платки и пр. Здесь было больше всего покупателей и особенно покупательниц. Вдоль галереи с одной стороны располагались лавки, а с другой — так называемые «овечки» — стеклянные шкафчики и ящики, поставленные на прилавке, в которых торговали всякой мелочью: пуговицами, лентами, нитками, иголками, тесьмой, венчальными свечами, чулками, веерами, носовыми платками и т. п. Покупательницами там были в основном московские и заезжие купчихи, а приказчики имели особый лоск: носили «не русские» долгополые сюртуки, картузы и сапоги бутылками, как в других линиях, а одевались «по-модному» — в брюки навыпуск и котелки, а по праздникам иногда носили даже цилиндры.
Хорошо посещались также рядские «Глаголи» (все, что имело отношение к Рядам, называлось «рядским»), В том из них, что выходил на Ильинку, продавали фрукты, сласти, гастрономические и бакалейные товары. В Никольском были писчебумажные лавки.
Чем глубже находились ряды, тем меньше они посещались и тем более экзотические и странные товары можно было там приобрести. В. Н. Харузина, увлекавшаяся в подростковом возрасте коллекционированием монет и камней (это было в конце 1870-х годов), рассказывала о своих поисках в Рядах этих сокровищ: «Помню — это было где-то в задних рядах, тесных, сырых и темных, скудно освещавшихся через потолок, с водосточными канавами посредине неровно мощенного пола, покрытыми вдлинь досками, но, несмотря на это прикрытие, издававшими зловоние, — эти крошечные лавки, или скорее прилавки, и открытые углы, где старьевщики продавали всевозможный мелкий хлам и лом, на который, надо диву даваться, находились, очевидно, покупатели. Помню, камни в необработанных кусках лежали у них обыкновенно в дерюжных мешках на полу и какое удовольствие испытывала я, запуская в такой мешок руки и вытаскивая из него кусок малахита, или ляпис-лазури, или гнездо топаза и аметиста. Походы наши сюда в эти темные малоизвестные закоулки давали мне всегда много радости и оживлявшего интереса»[199].
Единственным по-настоящему бойким местом в недрах Рядов была знаменитая на всю Москву квасная лавка. Находилась она в Сундучном ряду, в который короче всего было попасть через вход с Никольской улицы. Сперва нужно было пройти мимо сундучных лавок, оступаясь на покатом полу, натыкаясь на ящики, доски и рогожи и полюбовавшись мимоходом на разнообразные сундуки, укладки и баулы — и обтянутые кожей, и расписанные розанами и цветными завитушками, и отделанные в технике «мороз по жести», и лишь потом достигнуть самой лавки — ее было видно издалека благодаря маячившим перед входом разносчикам. Здесь постоянно работали пирожники, ветчинники и рыбники, а разносчики фруктов время от времени заходили с улицы и тоже предлагали свой товар.
Сама лавка была просторная, почти квадратная, о двух растворах (дверях), сквозь которые проникал дневной свет, без окон, с голыми закопченными стенами — лишь напротив входа висела большая икона. Обстановку составляли деревянные окрашенные под орех лавки и столы, все липкие от многолетних квасных испарений. Вниз, в погреб, существовавший, вероятно, еще со времен Ивана Грозного, вела деревянная лестница, по которой резво бегали вверх-вниз служившие в лавке молодцы — все в синих и черных кафтанах-сибирках, бойкие и расторопные.
Специальностью лавки были великолепные квасы — и ржаной, очень пенистый и шипучий, называвшийся в старину «кислые щи», и фруктово-ягодные, готовившиеся по собственным секретным рецептам, — вишневый, малиновый, черносмородиновый, грушевый, яблочный.
Приняв заказ, молодец нырял в погреб и через минуту выносил оттуда запотевший кувшин с ледяным квасом — мутноватым, бьющим в нос. Другой приказчик за прилавком наливал его из кувшина в высокие кружки-стаканчики — внизу пузатенькие и с вывернутыми краями. Отпускали квас и в бутылках в 5 и 10 копеек.
«Вспоминаю, с каким наслаждением в жаркие летние дни пивал я в этой лавке холодный черносмородиновый или вишневый квас и заедал его горячими пирогами с вареньем, которые продавал по пятачку за пару ходивший тут же пирожник, державший их в ящике, покрытом тюфячком. В квасной лавке также торговали разносчики провесной белорыбицей, вареной белугой, ветчиной, жареным поросенком, мозгами, сосисками, почками и другими съестными припасами, смотря по тому, был ли постный или скоромный день»[200], — рассказывал П. И. Щукин.
Помимо пирогов с вареньем предлагались и мясные, с ливером, творогом, с кашей, с капустой и яйцами, с яблоками и грибами. Стоили они, как и почти везде по Москве, 5 копеек пара. «Пирожник, когда его подзывали, подбегал с лотком, покрытым сверху сальною холстиною наподобие потника, и открывал ее перед вашими глазами, с ловкостью жонглера извлекая оттуда один пирожок за другим, смотря по требованию, и никогда не ошибаясь в начинке»[201]. Многие пирожники и ветчинники работали возле этой лавки всю жизнь — по 30–40 лет. Ветчинники стояли у входа в белых фартуках, с засученными рукавами, и до того пропитывались со временем запахом своего товара, что при одном их виде начинали течь слюнки. «Бывало, пройдешь мимо его, — вспоминал И. А. Свиньин, — и скажешь ему:
— Ветчины на 15 копеек, да получше.
— Слушаю, батюшка, пожалуйте, — ответит он, показывая на один из свободных столов.
— Только, смотри, не жирной, а полюбовинестее (любовиной называлось чистое, хорошее мясо без жиру, жил и костей. —
— Слушаю, слушаю, батюшка! Вот от этого местечка… Как прикажете, с сайкою и уксуском?
— Сайку и уксус отдельно, — ответишь ему почти на ходу и спешишь занять место»[202].
Заказать можно было и на 5, и на 10 копеек Получив заказ, ветчинник наклонялся над доской, служившей ему столом, отрезал порцию закуски, если требовалось, присаливал, перекладывал на кусок толстой серой оберточной бумаги и подавал вместе с деревянной палочкой, заменявшей вилку, куском сайки и пузырьком «уксуска».
Клиентами квасной были и рядские приказчики, и покупатели (даже дамы), и прохожие, оказавшиеся в Городе по делам или безделью, и городское купечество, и воспитанники расположенного поблизости духовного училища, и — особенно часто — студенты университета, прибегавшие в Сундучный ряд в
