который питал их своей теплотой и отгонял от них хищных животных.
Дозорные все время держали оружие наготове; их изнуряли постоянная бдительность и страх. Они знали, что могут быть застигнуты врасплох, прежде чем успеют нанести удар. Недавно медведь задрал одного воина и двух женщин, волки и леопарды похитили нескольких детей. Много мужчин было ранено во время ночных схваток.
Наступила зима. Северный ветер метал свои копья; мороз кусал острыми зубами. Однажды ночью вождь племени Фаум в битве со львом потерял способность владеть правой рукой. Искалеченный, он лишился уважения уламров. Среди племени возникли раздоры. Гум не хотел больше подчиняться Фауму. Му требовал себе первенства среди племени. Каждый из них имел своих сторонников, лишь немногие оставались верными Фауму. Однако до кровопролития дело не дошло, ибо все устали. Старый Гун упрекал уламров в слабости; в ней был корень всех зол. Слова его находили сочувственный отклик. В часы сумрака уламры жестоко сожалели об ушедших воинах. Прошло уже много лун, они отчаялись увидеть когда-нибудь Нао, Гава и Нама или сыновей Зубра! Много раз племя посылало разведчиков, те возвращались, не найдя никаких следов. Отчаяние сжало сердце уламров: шесть воинов погибли в когтях хищников, под топорами людей или умерли с голоду. Уламры не увидят больше спасительного огня!
Только женщины сохраняли еще смутную надежду; выносливость и терпение поддерживали в них бодрость. Гаммла была одна из наиболее сильных и смелых. Ни холод, ни голод не разрушили ее молодости. За зиму ее волосы отросли еще больше, они спадали с плеч, как грива льва. Дочь Фаума умела хорошо распознавать растения. На лугу, в зарослях, в лесу или среди камышей она быстро находила съедобные корни, вкусные плоды, грибы. Не будь ее, великий Фаум умер бы от голода во время своей болезни, когда он лежал в глубине пещеры, совсем ослабевший от потери крови. Гаммла легче других обходилась без огня. Однако она желала его страстно и по ночам спрашивала себя: кто же его принесет — Аго или Нао? Она готова была подчиниться любому из них из уважения к победителю, но знала, что жизнь с Аго будет тяжелой.
Наступил вечер. Сильный ветер прогнал тучи. С протяжным воем пролетал он по увядшей траве и по черным деревьям. Красное солнце, как холм, еще возвышалось на западе. Племя собралось в кучу, с тревогой ожидая наступления ночи. Скоро ли вернутся те дни, когда пламя, ворча, поедало поленья? Когда запах жареного мяса разносился в сумерках, теплая радость разливалась по телу, когда волки, медведь, лев и леопард убегали от сверкающей жизни огня?
Солнце потемнело; на обнаженном западе замер свет. Ночные животные вышли на охоту.
Старый Гун, которого лишения состарили сразу на несколько лет, простонал, полный отчаяния:
— Гун видел своих сыновей и сыновей своих сыновей. Огонь всегда был среди уламров, теперь больше нет огня! Гун умрет, не увидав его!
Расщелина скалы, где укрылось племя, была вроде пещеры. В хорошую погоду это было неплохое убежище, но теперь северный ветер бичевал незащищенную грудь старика.
Гун продолжал:
— Волки и собаки с каждым днем становятся все более смелыми и дерзкими.
Он указал на крадущиеся тени, число их увеличивалось с наступлением темноты. Вой становился более протяжным и более угрожающим. Последние сумеречные отсветы держали их еще в отдалении. Дозорные в беспокойстве шагали под холодными звездами, на холодном ветру.
Вдруг один из них остановился и вытянул голову. Другие последовали его примеру. Затем первый сказал:
— На равнине люди!
Все племя взволновалось. Некоторые испугались, сердца других преисполнились надеждой. Фаум, вспомнив, что он еще вождь, выбрался из расщелины, где он отдыхал.
— Пусть все воины возьмутся за оружие! — приказал он.
В эту тревожную минуту было не до распрей, уламры беспрекословно подчинились. Вождь прибавил:
— Пусть Гум возьмет с собой трех молодых воинов и пойдет на разведку!
Гум колебался, недовольный тем, что получает приказания от человека, который уже потерял силу. Вмешался старый Гун:
— У Гума глаза леопарда, слух волка и нюх собаки. Он сразу узнает, кто подходит, — враг или друзья.
Тогда Гум с тремя молодыми воинами отправился в путь. По мере того как они подвигались вперед, хищники бежали по их следам. Воины скрылись из виду. Племя с тревогой и нетерпением ожидало возвращения разведчиков. Наконец в темноте раздался протяжный крик.
Фаум, выскочив на равнину, воскликнул:
— Это идут уламры!
Необычайное волнение охватило всех.
Гун спросил:
— Кто идет: Аго и его братья или Нао, Нам и Гав?
Снова раздались крики под звездами.
— Это сын Леопарда! — радостно прошептал Фаум.
В глубине души вождь боялся свирепого Аго. Но большинство уламров думало лишь об огне. Если Нао принесет огонь, они готовы пасть перед ним ниц; если же нет — гнев и презрение восстанут против его слабости.
Между тем к становищу подкралась стая волков. Сумерки сменились непроглядной ночью. Последние отблески дня погасли, звезды тускло светили в ледяном небе. О! если бы увидеть, как возрождается теплое красное животное, чувствовать его дыхание на своей груди и на своем теле!
Наконец показался Нао. Его могучая фигура чернела на серой равнине. Фаум закричал:
— Огонь! Нао несет огонь!
Орда заволновалась. Многие замерли на месте, как оглушенные ударом топора, другие повскакивали с неистовыми криками:
— Огонь! огонь!
Сын Леопарда держал его в своей каменной клетке. Это был маленький красный огонек, слабая жизнь, которую без труда могло задуть детское дыхание. Но уламры знали, какая огромная сила таится в этом слабом огоньке; задыхающиеся, безмолвные, страшась, что он исчезнет, смотрели они на огонь.
Затем поднялся такой шум, что даже волки и собаки испугались. Все племя столпилось вокруг Нао с жестами покорности, обожания, радости.
— Осторожно, не убейте огонь! — крикнул старый Гун.
Все отступили. Нао, Фаум, Гаммла, Нам, Гав, старый Гун образовали в толпе ядро и направились к скале. Уламры бросились собирать сухие травы и ветки. Когда костер был готов, сын Леопарда поднес к нему дрожащий огонек. Сначала он скользнул по сухим сучьям, потом со свистом и ворчаньем стал пожирать сучья и ветки. Увидев пламя, волки и собаки убежали, охваченные страхом.
Тогда Нао, обратившись к Фауму, сказал:
— Сын Леопарда выполнил свое обещание! Сдержит ли свое слово вождь уламров? — Он указал на Гаммлу, освещенную багряным светом.
Девушка тряхнула длинными, пышными волосами, трепеща от гордости при виде Нао.
— Гаммла будет твоей женой! — покорно ответил Фаум.
— И Нао станет вождем племени! — смело добавил старый Гун.
Он сказал так вовсе не для того, чтобы высказать презрение к Фауму, но чтобы уничтожить соперничество, которое он считал опасным. В этот торжественный момент никто не посмел бы ему противоречить. Все племя радостно приветствовало его предложение. Но Нао видел только Гаммлу: ее длинные волосы, ее прекрасные глаза. Глубокая жалость поднималась в его сердце к человеку, который отдавал ему в жены свою дочь. Тем не менее он понимал, что ослабевший, искалеченный вождь не может больше управлять племенем. И он воскликнул:
— Нао и Фаум будут вместе управлять племенем уламров!
Все в изумлении замолчали. Жестокий Фаум впервые почувствовал смутную нежность к человеку, который не был ему родственным по крови.
