запоздать.
Месяц уже готовится взойти, а Топорко у подножья горы. Соскочил Топорко с коня, толкнул его ножкой, чтобы он шел, куда хочет, а сам поспешил по тропинке на гору. Там в орешнике он нашел кузовки, наполнил их жупановскими орехами, бросил мешок, — и как раз в тот миг, когда месяц над поляной показался, появился и бродяжка Топорко.
— Добрый вечер, дедушка! Вот орехи, каких ты и не запомнишь!
У деда Неумойко сразу же зачесались зубы. Увидев такие орехи, он не может дождаться утра, чтобы попробовать их, и говорить детям:
— Айда, ученики мои, давайте и мы хоть раз поужинаем, чтобы вы запомнили день, когда вы первую мудрость усвоили.
Уселись они в кружок на поляне ужинать. Но Топорко жупанчиков научил:
— Вы щелкайте, но не смейте есть, чтобы мы от голода могли завтра до зари проснуться.
Взял дед своих шесть кузовов на руки, а ученики уселись по двое около каждого кузовка и когда началось их щелканье, все белки в гнездах повыскакивали. Вскочили и вывели своих детенышей на самые тонкие буковые ветки, чтобы вместе с ними посмотреть, кто это среди ночи, при луне, так вкусно щелкает?
Ученики по двое уселись. Не успела еще каждая пара и половину своего кузовка расщелкать, как дед Неумойка уничтожил уже всё свои шесть, — так хороши у этого деда были зубы.
Хорошо наелся дед, от души рассмеялся и сказал Топорку:
— Молодец ты, Топорко! С тех пор, как я на свете живу, я таких орехов на горе еще не находил!
VI
Обманули орехи деда. Так как голод его не мучит, то под утро снится ему, что только еще полночь. И спит дед так, как в полночь спят, а уже заря почти зарумянилась. Голодные же ученики проснулись за долго до зари, тихонько встали и из ущелья на поляну вышли.
Утро белеет, словно крыло голубиное, а мягкий туман над поляной идет, как белорунные овцы. Не медлят жупанчики и Топорко, и каждый хватает по овечке для себя; уселся каждый на свое облачко- барашек, от горы все оттолкнулись, засвистали, как их дед научил, попутному ветру, чтобы ветер покрепче им поводья соединил и держал бы их одного подле другого. Задул хороший ветер с соседней горы и понес детей вдоль откоса.
Плывут они, милые братья, плывут, и никогда у них не было прекраснее момента, чем тот, когда они достигли равнины и поплыли прямо к малой лужайке.
А на лужайке, на самом высоком клене ожидает их старуха еще с полночи. Ждет она зари, как озябший ждет солнца, но если бы только зарю ожидать, а то еще и растрепанного Топорка! Измерила старуха глазом высоту клена и подумала: «Что это меня, старую, на такую высоту угораздило!»
Но вдруг вдалеке видит она: плывет облако, из десяти частей состоящее. Румяная заря, словно пламенем, все облако облила, а на облаке несется десятеро детишек, как ягодки нанизанных. Все старуха позабыла, о чем думать решила, и хорошо еще, что от превеликой радости она с клена не свалилась!
Облако направляется к старухе, и когда оно уже о клен толкнулось, — старуха протягивает шапчонку, насколько ей рука позволяет. Схватился проворный Топорко за шапчонку, и оттолкнулось назад десять облаков как одно: назад, а затем опять по ветру бы дальше. Но крепко держит старуха, еще крепче Топорко, а всех крепче шапчонка между ними. Миг или два старуха с ветром боролась, но старухино сердце не сдает. Дернула она, что было силы, к себе. Словно чудо какое-то облаком овладело: почувствовало вдруг облако тяжесть детей, полетело вниз, на траву и потащило за собой и шапку и старуху. Будто в ладоши хлопнуло: хлоп! — сидит старуха на зеленой траве, а около нее десятеро детишек. Так зрелый каштан с ветвей падает и кругом разбрасывает свою разбившуюся скорлупу.
Лишь только они сели, выскользнули из-под них облака и понеслись свободные от груза ввысь, как пушинка, на которую дуют.
Резко села старуха на твердую почву, резко села и детвора. Но так как они достигли того, чего их сердце желало, то показалось им, что никогда они на более мягком и не сидели! Не знаю, кто кого первый бы с нежностью обнял: или Топорко старуху или старуха Топорка, или жупанчики друг друга, потому что уже показался город жупана! Пусть и вдалеке, но с ними на одной долине!
Когда ты счастлив, то и солнце за тобой поспешает, а не нужно еще ему только тропу прокладывать! Так в этот миг над старухой и детворой солнце взошло и осветило их, а они еще на траве сидят.
Напомнило солнце Топорку, что время идет.
— Давайте поспешим, — сказал он, — ждет нас жупан. Созвал он совещание, а не может открыть его без тебя, бабушка!
— Ну, вот и этого я дождалась, — возгордившись, сказала старуха, поправила чепец на голове, чтобы лучше выглядеть, и поспешила через поле, чтобы не запоздать на совещание. А за ней детвора, как цыплята за наседкой.
VII
Сидит жупан Юрина под липой, в кресле, серебром окованном, а кресло поставлено на возвышении в две ступени; ступени же бархатом покрыты. Подле жупана только его личный слуга, который будет ему во время совещания прислуживать. Перед жупаном, в десяти шагах, расположились дворяне и вся челядь; и все из почтения молча стоят.
Не привык жупан Юрина в такой обстановке вести совещания: без оружия и без воинов, без вельмож и без военачальников. Неприятно это ему до крайней степени. А еще и печаль его сердце охватила, словно змея ветку. А чем ему тяжелее, тем он тверже держится, ведь если жупан печаль свою будет показывать перед челядью и крестьянами, то кто же будет управлять жупанией?
В это время увидел жупан, что идет какая-то бедная старуха, а за ней детишки, все голая беднота. Когда они приблизились к месту собрания, остановились детишки, и только один, самый маленький, ухватил старуху за руку и пошел с ней прямо к жупану.
Прояснилось на душ у жупана, когда он увидел этого малютку в растрепанной шапчонке.
«Только еще в эту шапчонку я имею некоторую веру, — обрадовался жупан про себя, — все остальное изменило мне!»
А Топорко и старуха подошли к жупану и преклонили перед ним колени. Топорко и говорит:
— Я пришел к тебе, жупан, как мы уговорились, и привел свою старую мать, потому что и я нуждаюсь в том, чтобы мне кто-нибудь во время совещания прислуживал. Но прошу тебя об одной еще милости. Мои братья просят тебя, господина своего, разрешить им, хотя бы из уголка посмотреть, как ведется совещание.
Рассмеялся жупан про себя:
— Такого совещания у меня еще не было, чтобы старухи и детишки на совещании присутствовали.
Но жупан был сердца доброго и как увидел этих детей-сироток, лыком подпоясанных, взлохмаченных, словно зверьки лесные, то не смог отказать им в просьбе. Удовлетворил жупан просьбу Топорка, и дети, как и подобает босым и обтрепанным, издалека обошли место собрания, чтобы не мешать старшим, и подошли сзади и расположились у липы, из-за кресла пресветлого жупана. А из травы вокруг ствола липового выглядывает нечто, будто серебро некое, сокрытое листьями и ветвями. Если бы кому-нибудь удалось всмотрится туда, то увидел бы он, что это виднеются рукоятки, одна подле другой, а числом их девять.
Снимает Топорко шапчонку, передает ее старухе и говорит:
— Только ты, бабушка, умеешь охранять мою шапчонку, а ты сама видела, какую она для нас ценность имеет!
