— Наверно, все это ни к чему. Видите, пассажиры висят на вагонах, тысячи людей, немало военных, попробуйте запомнить кого-либо...
Щеглов растерялся:
— Так вы же сами...
— Да, какой-то шанс все же есть. — Бобренок был явно непоследователен. — Значит, говорите, шестой маршрут?
— От Богдановки к вокзалу.
— Что такое Богдановка?
— Пригородный район. Точнее, окраина.
Бобренок повел плечами, словно сбрасывая с себя нерешительность. Приказал:
— Всех кондукторов шестого маршрута сюда. — Подумал немного и продолжал менее категорично: — Давайте сделаем так, лейтенант. Конечная остановка шестого маршрута на вокзале. Все вагоны должны, в конце концов, побывать тут. Организуйте кондукторов, может, кто-то и узнает этого... — бросил он суровый взгляд в сторону тела, лежавшего под простыней в углу.
Первыми зашли в комнату, где на скамейку положили одетое в шинель тело вражеского агента, две кондукторши с кожаными сумками, чем-то похожие друг на дружку. Одна полная и краснолицая, с двойным подбородком и водянистыми глазами; вторая тоже полная, но на голову выше коллеги и еще более массивная, в теплом вязаном платке, крест-накрест стягивавшем необъятную грудь. Была эта кондукторша чернявая, с цыганскими вытаращенными глазами. Она вошла в комнату первой и нисколечко не встревожилась, увидев мертвого на скамейке, а ее товарка, с любопытством выглядывавшая из-за нее, вопросительно уставилась на Бобренка.
— Чего звали? — воскликнула вдруг чернявая тонким голосом. — А то вагонов и так мало, еще тут задерживают...
— Скажите, пожалуйста, — в голосе Бобренка появились интимно-просительные интонации, — не узнаете ли вы этого человека?
Кондукторши переглянулись, видно, старшая подала другой какой-то, только им понятный сигнал, потому что, фактически не посмотрев на убитого, они энергично и в такт отрицательно закивали головами.
— Все же, очень прошу, гражданочки, приглядитесь, это вам ничем не угрожает, и претензий к вам у нас не будет. Не видели ли вы раньше этого лейтенанта? Ехал в трамвае шестого маршрута.
Более полная женщина, поправив платок на груди, шагнула к скамейке, потянув за собой и подругу. Они долго смотрели на убитого, наконец снова переглянулись и снова покачали головами.
— Нет, — ответила та, что помассивнее, — впервые видим. К тому же, знаете, сколько у нас пассажиров!
— Да, всех не упомнишь, — подтвердила другая.
Они ушли, и Щеглов сказал Бобренку:
— Могучие мадамочки, битые и перебитые, всего насмотрелись, им лишние хлопоты ни к чему, и мы...
— Но ведь этот тип ехал на вокзал рано утром, когда пассажиров мало, может, кто-то и запомнил его, — возразил майор, не дослушав. — Давайте следующих кондукторш, лейтенант.
Однако следующим оказался кондуктор — пожилой, седоусый, плохо выбритый, худой и весь какой-то выцветший. Щеки у него запали, а глаза за стеклышками очков в простой металлической оправе светились любопытством. Он вытянул шею из воротника темной заношенной рубашки, внимательно и без малейшего волнения осмотрел убитого. Вытер тыльной стороной ладони кончик покрасневшего носа и оглянулся на Бобренка.
— Так чего пан майор хочет? — спросил он вежливо, но не удержался и шмыгнул носом.
— Не ехал ли этот человек сегодня в вашем вагоне? Может, вчера или еще раньше? Вообще, может, где-то видели его?
Кондуктор слушал майора подобострастно, несколько раз кивнул, будто проникаясь серьезностью своей миссии, и Бобренок подумал, что, должно быть, наконец им повезло и сейчас получат хоть какую- нибудь информацию, но кондуктор решительно покачал головой и ответил твердо:
— Нет.
— Не видели?
— Никогда.
— А вы посмотрите еще раз.
— Зачем? Никогда не видел этого человека.
— Вот так категорично?
Кондуктор задумался, снова потянулся рукой к кончику носа, правда, не вытер и сказал уже не так решительно:
— Кто его знает, возможно, и встречались когда-то, но не припоминаю...
— Извините, что побеспокоили.
Кондуктор поправил сумку и ушел. На пороге задержался, обернулся, поправил очки и сказал, словно просил прощения:
— Вы на меня уж не сердитесь. Я бы с радостью, на что поделаешь! Не видел...
Щеглов засмеялся совсем по-детски.
— Ну что ты, батя, — сказал он душевно. — Нет — так и нет, спасибо, а то стал бы что-то придумывать, запутал бы нас...
Кондуктор выпрямился, будто эти слова лейтенанта сняли с его спины тяжелую ношу.
— Бывайте. — Он махнул рукой так, вроде пребывал в своей компании и отлучается лишь на короткое время.
— Еще один пустой номер, — пробурчал Щеглов.
Бобренок ничего не ответил: что попишешь, наверно, из их замысла ничего не выйдет, но не имеет права отступать, пока не опросит всех кондукторов.
Через несколько минут дежурный по вокзалу пропустил в комнату двух женщин. Первой вошла кондукторша в форменной тужурке, средних лет, крепкая, в косынке, завязанной на затылке.
Бобренок подумал: совсем по-комсомольски.
Женщина была обута в грубые мужские ботинки. Видно, она привыкла к ним и нисколько не стыдилась их вида, так как смело прошагала до середины комнаты и остановилась, осматриваясь.
Другая кондукторша, девушка лет восемнадцати-девятнадцати в ватнике и платке, из-под которого выбивалась прядь длинных каштановых волос, остановилась у порога, глядя смущенно и даже растерянно.
Бобренок понял, что инициатива тут принадлежит старшей женщине, и сказал, обращаясь главным образом к ней:
— Посмотрите на этого человека в углу на скамейке. Подойдите, не бойтесь, неужели не видели убитых? Война идет, уважаемая, к сожалению, еще стреляют, и пули иногда попадают в людей.
— Черт бы их побрал... — сердито отмахнулась кондукторша.
— Конечно, — согласился майор, — но что поделаешь? Посмотрите внимательно на этого лейтенанта, возможно, приходилось видеть...
Кондукторша, тяжело ступая ботинками, решительно прошла в угол и остановилась перед убитым, даже наклонилась к нему, потом отступила на шаг, будто так легче было рассмотреть. Снова подошла, видно, узнала, подумал Бобренок, он стал за спиной кондукторши и спросил нетерпеливо:
— Ну?
— Нет... — опустила глаза.
— Посмотрите как следует.
— Смотри, не смотри — нет.
Майор обернулся к девушке в платке, топтавшейся у порога.
— А вы?
Девушка вытянула шею, но, вероятно, ничего не видела — старшая кондукторша заслоняла убитого.
