Он не являлся самым красивым или самым большим в деревне. Не успей я разочароваться людях, наверняка решил бы, что Вук – порядочный человек, который свое высокое положение в личных целях использовать не привык. А так просто отметил, что у старосты хватает ума, чтобы не вызывать зависть односельчан, выпячивая свой достаток на всеобщее обозрение.
Глава деревни оказался коренастым добродушным стариком с большим пивным брюхом, пышной бородой пепельного цвета и шикарной лысиной. Густая сеть морщинок вокруг глаз сообщала, что староста любит смотреть на мир с ироничным прищуром, а большой красноватый нос-картошка намекал об уважении к крепким алкогольным напиткам. Впечатление портили полноватые губы, которыми старичок периодически причмокивал. Встретил он нас с большим радушием, мастерски скрыв страх, возникший при виде марилан (об этом чувстве меня, по старой, въевшейся в подсознание привычке, проинформировала Мурка), пригласил войти и только тогда поинтересовался:
– Чем могу помочь господам искателям? Стол накрыть или продуктов в дорогу собрать? Так это я мигом! А может, вы пришли за яблочной наливкой? Она в этом году чудо как хороша …
Подозревая, что Вук не угомонится, пока не огласит весь список услуг, предоставляемых путникам, я рискнул перебить старика:
– Нет, уважаемый староста, нас привела сюда нужда в теплой постели и крыше над головой. Скажи, имеется ли в этой деревне домик, который можно снять на полгода? Или даже купить, если цена кусаться не будет.
– Так вот что вам надобно, – разочарованно протянул староста. Он ненадолго задумался, машинально подергивая себя за бороду, после чего решительно заявил: – Поселить я вас не могу, уж не обессудьте. Продуктов собрать или баньку истопить – это да, а вот постелькой теплой обеспечить…
– Но наши коллеги из Страда говорили, что здесь в любое время можно остановиться! – с возмущением влезла в диалог орчанка. – Получается, они врали?
Староста капельку смутился:
– Э-э… вообще-то, искатели к нам частенько захаживают. Многие остаются на ночь, а некоторые просят приютить их на десятицу-другую. Мы не отказываем – деньги-то лишними не бывают. Но ваша команда уж больно необычна… А ежели ваши кошки примутся курей давить?
– Могу дать гарантию, что мариланы не будут охотиться в деревне, – сходу отмел я этот аргумент.
– Ты-то дашь, а коли убыль среди птицы случится, люди все одно первым делом на вас подумают, и ко мне за возмещением убытков побегут, – не сдавался Вук. – Скажут: раз поселил, давай плати!
– Полагаю, десяток пернатых нас не особо разорят.
Видя, что отступать я не намерен, старичок тяжело вздохнул и сменил тон на проникновенно- заискивающий:
– Парень, ну не могу я оставить вас в деревне. Тут люди живут тихо и мирно, а с вашим появлением всякому спокойствию конец придет. Темную наши парни сразу обхаживать кинутся, морды друг другу за нее бить станут, а девки, на это дело глядючи, примутся пакостить ей, где только можно. Мол, нечего чужих хахалей уводить! Ушастого же наверняка начнут задирать мужики. Особенно по пьяни, когда перестанут за длинными ушами рукояти клинков замечать. А детвора в это время, начхав на родительские запреты, захочет поиграться с большими кисками. Они же не разумеют, насколько опасны эти создания и как легко они могут лишить жизни человека, так что их невинные забавы вполне могут закончиться большой кровью. Вот скажи, надо мне все это?
Так вот чего староста так смущался! Не рискует заявить открытым текстом: 'Нелюдей не принимаем, спокойствие дороже!', вот и ходит вокруг да около. Ну и черт с ним! Не особо и хотелось. Переходим к запасному плану:
– Тогда, может, в округе имеются какие-нибудь нежилые деревни?
– Есть парочка таких. Только все избы в них давно по бревнышкам разобрали да растащили на постройку али на дровишки, потому там и не живет никто. – Видя мое искреннее разочарование, староста прищурился, заставив морщинки стать рельефнее, и добавил с иронией: – Неужели ты думал, что мыслишка сэкономить на жилье до тебя никому из искателей в голову не приходила? Да десятицы не проходит, чтобы меня кто-нибудь об этом не спросил!
Я стиснул зубы, удерживая крепкое ругательство. Облом, однако! И что теперь делать? Эх, зря я заранее не придумал запасного плана для запасного плана!
После почесывания в затылке толковых мыслей в моей голове не прибавилось. Окинув взглядом нелюдей, я понял, что и у них с идеями голяк, достал пустой мешок и попросил старосту собрать нам продуктов в дорогу. Сухпаек – это, конечно, хорошо, но свежие овощи и хлеб, кусая который, можно не бояться сломать зуб – намного лучше. Вук заниматься этим не стал, кликнул свою старуху, передал ей тару, а сам попытался развлечь нас беседой.
Уже пару минут спустя я потерял всякий интерес к свежим сельским сплетням и мысленно попытался вернуться к проблеме жилья, да только голос общительного старосты мешал сосредоточиться. А когда я уже хотел попросить лысого балаболку заткнуться, слово взяла Вика, которая, перебив увлекательный монолог о случаях воровства свеклы с полей, спросила:
– А что за чудо с ушами бегает по вашей деревне?
– С ушами? Дык, это вы наверняка встретили Лискино отродье, – ответил Вук.
– Кого-кого? – с удивлением переспросил я, отметив 'лестный' эпитет, выданный рыжей мутантке.
– Да жила у нас одна молодка, – с готовностью пустился в пространные объяснения староста. – Как отец с мамкой померли, все одинешенька ходила. На лицо-то не красавицей была, и никому из наших парней не приглянулась. Но зашел к нам искатель. Статный, сильный. Только не особо удачливый, раз вместо того, чтобы в городе жить, принялся искать местечко подешевле. Ну, я его к Лиске в хату и поселил. Думаю, дам девахе подзаработать, авось кто и польститься. Ведь она трудящая была, платья вышивала да тарелки расписывала – любо-дорого посмотреть. Жаль, дуреха, торговаться не умела, все за гроши отдавала…
В общем, если отфильтровать словесную шелуху, которой Вук щедро сдабривал свой рассказ, получится довольно банальная история. Одинокая девушка пришлась по душе искателю (чье имя староста то ли из вредности, то ли из-за разыгравшегося склероза нам так и не сообщил), а проживание под одно крышей ускорило развитие отношений, и через некоторое время односельчане могли наблюдать у изрядно похорошевшей Лиски явные признаки беременности.
Роды прошли успешно, если не считать того, что повитуха, едва увидав покрытую шерстью новорожденную, предложила родителям ее удавить, а односельчанам сказать, что ребенок появился мертвым. Разумеется, не за бесплатно. Но либо запрашиваемая цена оказалась слишком высока, либо любовь к дочке была настолько сильна, что позволила родителям закрыть глаза на ее физические недостатки, да только повитуха лишилась нескольких зубов и мигом растрезвонила новость по всей деревне.
Реакции жителей были самыми разнообразными – от сочувствия до неприкрытого злорадства, однако молодую пару это не особо заботило. Они были заняты друг другом и дочуркой. Разумеется, нашлись некоторые горячие головы, которые заявили, что семью уродов надо гнать подальше поганой метлой, но староста с помощью ласковых подзатыльников сумел вбить в них правильную мысль: почти все заработанные деньги искатель тратит именно в деревне, а за это ему можно простить странное желание сохранить жизнь своему 'маленькому волосатому отродью'.
К слову, я так и не понял, почему Вук назвал искателя неудачником. По-моему, налицо обратная картина – мужик не один год ходил на Проклятые земли, но всегда возвращался целым и с добычей. Как правило, не особо ценной, так как вылазки устраивал короткие, за золотом не гнался и выбирал скромные цели, что гарантировало отсутствие внимания бандитов и конфликтов с коллегами.
В общем, страсти улеглись, жизнь вошла в привычную колею. До поры до времени – пока не подросла девочка. Надо отметить, если взрослое население деревни относилось к странному семейству с прохладцей, подчеркнуто игнорировало, но решалось максимум на шепотки за спиной, то малышня сразу же возненавидела рыжую лютой ненавистью. После нескольких случаев побоев, едва не закончившихся смертью, Лиска просто перестала выпускать дочь из дома.
