— Думаю, вы все преувеличиваете, Питер.
— Лучше перестраховаться, чем потом жалеть, — сказал лорд Уимзи. — Хотите еще виски? Не стесняйтесь. Да, а что вы думаете о послании мисс Климпсон?
— Не вижу в нем ничего особенного.
— Да?
— Есть кое-какие странности, но в целом — ничего такого.
— Ага. Но теперь мы знаем, что папаша мисс Уиттакер был очень зол, когда мисс Доусон получила денежки, на которые он сам имел виды.
— Вы же не будете подозревать его в убийстве мисс Доусон, Питер! Он умер задолго до нее, а деньги так и так отошли к его дочери.
— Знаю. Но представьте себе: что, если мисс Доусон передумала? Вдруг она поссорилась с Мэри Уиттакер и решила завещать деньги кому-то другому?
— О, понимаю, и та устранила ее до того, как она изменила завещание?
— Но ведь такое возможно!
— Конечно. Только это идет вразрез с тем, что мы уже знаем: мисс Доусон отказывалась заниматься завещанием!
— Верно — пока она была в хороших отношениях с Мэри. Но как насчет того утра, о котором упоминала сестра Филлитер, когда больная сказала, что ее пытаются свести в могилу раньше времени? Мэри могла потерять терпение от того, что ее тетушка никак не хотела отправляться на тот свет. И если мисс Доусон узнала об этом, она наверняка расстроилась, а, расстроившись, могла выразиться в том смысле, что предпочитает завешать свои деньги кому-нибудь другому — так сказать, в качестве страховки против своей преждевременной кончины.
— Так почему она не послала за нотариусом?
— Может, и послала бы. Только она же была прикована к постели и совершенно беспомощна. Мэри вполне могла помешать ей связаться с ним.
— Звучит печально.
— Еще бы! Вот почему я так хочу поговорить с Эвелин Кроппер. Я совершенно уверен, что девушек отправили из дому, так как они услышали нечто, не предназначавшееся для их ушей. Иначе с чего бы Мэри Уиттакер бросилась уговаривать их поехать в Лондон?
— Да-да. Эта часть рассказа миссис Гулливер и мне показалась странной. А что, если нам поговорить со второй сиделкой?
— Сестрой Форбс? Хорошая мысль. Я-то и забыл о ней. Как вы думаете, сможете ее отыскать?
— Конечно, если это для вас важно.
— Важно. Чертовски важно. Чарльз, почему вы относитесь к этому делу без всякого энтузиазма?
— Вы же знаете, я даже не считаю это «делом». Но вы стараетесь изо всех сил, чтобы превратить его в убийство, и почти без всяких оснований. Почему?
Лорд Уимзи поднялся из кресла и прошелся по комнате. Здесь горела одна только настольная лампа, и его тень, тощая и неправдоподобно длинная, пробежала по потолку.
Он подошел к книжному шкафу: тень сжалась, замерла и почернела. Он протянул руку — тень двинулась следом за ней, скользя по корешкам книг с золотым тиснением.
— Почему? — повторил Уимзи. — Потому что мне кажется, что это дело, которое я так долго искал. Всем делам дело. Убийство без следов, без зацепок, без мотива. Норма. Все, что вы видите здесь, — он обвел рукой полки, и тень повторила его жест, сделав его слегка зловещим, — все эти книги, они посвящены преступлениям. Но только ненормальным преступлениям.
— В каком смысле ненормальным?
— Проваленным. Преступлениям, которые были обнаружены. Как вы думаете, каково соотношение раскрытых преступлений и тех, которые прошли незамеченными?
— В нашей стране, — напрягшись, сказал Паркер, — полиции удается найти и обезвредить большую часть преступников…
— Дорогой мой, я знаю, что, когда факт преступления налицо, ваши люди находят преступника по меньшей мере в шестидесяти процентах случаев. Но в тот самый момент, когда выясняется, что было совершено преступление, оно попадает в категорию провалов. После этого все зависит только от эффективности работы полиции. Но как насчет преступлений, которых никто так и не заметил?
Паркер пожал плечами:
— Что я могу ответить на этот вопрос?
— Давайте порассуждаем. Почитайте любую газету. «Мировые новости», все что угодно. Правда, на прессу теперь надели намордник — цензура не дремлет. Возьмем лучше отчет о бракоразводных процессах. Развод — это констатация провала брака. Но ведь разводы случаются сплошь и рядом. А теперь посмотрите вокруг, на то, как живут ваши друзья и знакомые, и вы поймете, что большинство из них счастливы в семейной жизни, только не кричат об этом на всех углах. Люди не ходят в суд для того, чтобы заявить, что они неплохо уживаются вместе, спасибо за внимание. Точно так же в книгах, стоящих на этих полках, вы найдете описания лишь тех преступлений, которые завершились провалом. Только они привлекают к себе внимание. Убийцы, которым удался их замысел, не пишут об этом в газетах. Они даже не собираются на дурацкие семинары, чтобы поделиться своими соображениями с любопытствующими на тему «Что убийство значит для меня» или «Как я стал преуспевающим отравителем». Удачливые убийцы, как и счастливые жены, предпочитают держать язык за зубами. И я думаю, что по отношению к тем, кто попался, они составляют ту же пропорцию, что и разведенные пары к крепким брачным союзам.
— А вы не преувеличиваете?
— Не знаю. И никто не знает. В том-то вся и загвоздка. Но спросите любого доктора, когда он будет в приятном, расслабленном состоянии души и тела, о том, сколько раз за годы практики у него возникали подозрения, которым он не захотел или не решился дать ход? На примере нашего друга Карра мы видим, что случается, когда доктор проявляет подобную решимость.
— Так он же ничего не смог доказать!
— Я знаю. Но это не значит, что там нечего было доказывать. Посмотрите, сколько убийств оставалось в тайне до тех пор, пока преступник не заходил слишком далеко и не совершал какую-нибудь глупость. Вот, например, Палмер. Его жена, и мать, и теща, и куча незаконных отпрысков — он всех их убрал с дороги, и никто ничего не заподозрил до тех пор, пока ему не пришло в голову столь очевидным образом избавиться от Кука. Или Джордж Джозеф Смит. Безнаказанно утопил двух жен, и никаких подозрений — пока то же самое не произошло с третьей. И Армстронг — большая часть его преступлений так и не вышла бы наружу, если бы не эта история с Мартином и шоколадом. Берка и Лейра привлекли к суду за убийство старушки, так они чистосердечно признались, что за два месяца отправили на тот свет шестнадцать человек, а никто и ухом не повел.
— Но их же поймали!
— Потому что они были дураки. Если вы убиваете кого-то жестоким, кровавым способом, или травите человека, всегда отличавшегося богатырским здоровьем, или избавляетесь от богатого родственника на следующий день после того, как тот подписал завещание в вашу пользу, или приканчиваете любого, кто попадается на вашем пути, то, конечно, рано или поздно вас поймают. Но если вы решите убить человека, который стар и болен, при обстоятельствах, когда ваша выгода не слишком очевидна, обставив все так, что это будет выглядеть как смерть от естественных причин или несчастный случай, то вам ничего не угрожает! Могу поклясться, что отнюдь не все сердечные приступы, гастроэнтериты и инфлюэнцы со смертельным исходом являются результатом Божьего промысла. Чарльз, убить человека чертовски легко, для этого даже не нужна специальная подготовка.
Паркер выглядел взволнованным.
— В ваших словах есть доля истины. Я слышал пару подобных историй. Но мисс Доусон…
— Случай мисс Доусон просто очарователен! Такая великолепная жертва! Совсем старая, смертельно больная. Того и гляди, сама сыграет в ящик. Никаких родственников, задающих вопросы. Ни близких друзей, ни старых соседей. И куча денег. Честно говоря, Чарльз, ночами, лежа в кровати, я прямо-таки облизываюсь, размышляя о разных способах убийства Агаты Доусон.
— Ну, до тех пор, пока вы не придумаете такой, который не оставляет следов и не нуждается в
