1561 г., князь Старицкий присутствовал на венчании Ивана IV с Марией Темрюковной. Свадебные торжества проходили при закрытых дверях. Как отметил английский путешественник Дженкинсон, городовые ворота были заперты три дня, и никто «не смел выходить из своего дома (за исключением некоторых из его приближенных) во время празднования свадьбы; причина этого распоряжения неизвестна и доселе»{340}.
Видимо, уже во время свадьбы с Марией Темрюковной были введены должности «дружек», выполнявших совершенно новые функции. Их перечень находим в свадебной росписи 1572 г. (венчание с Марфой Собакиной): часовые на лестницах во дворце, на кремлевских и городских воротах, поставленные для того, чтобы «Государя Царя и Великого князя дворец от огня беречи и на двор не пущати ‹…› и ворота городовые пойтить запереть»{341}. Государь, несомненно, получил известие, что в «светлице» его тетки вышита третья плащаница «Положение во гроб. Оплакивание».
Царица Мария родила сына в июне 1562 г. Мальчика окрестили Василием. Около этого года в «светлице» княгини Ефросиньи мастерицы изготовили удивительный по красоте покров на раку Василия Кесарийского (память 1 и 30 января), вклад в Соловецкий монастырь. Исследователи отмечают необычность выбора сюжета из Жития: о «евреине Иосифе», который, «изяществуя в хитрости врачевательного художества», предсказал смертный час святому Василию, однако тот, к изумлению Иосифа, встал со смертного одра, совершил литургию и лишь после этого скончался{342}.
Царевич Василий прожил меньше года, он умер 6 мая 1563 г., а в июне по доносу Саблука Иванова, дьяка князя Владимира, начался сыск по делу княгини Ефросиньи и ее сына по обвинению в злом умысле против царской семьи. Митрополит Макарий с духовенством просили простить Старицких. Князь Владимир получил прощение, но весь его двор был заменен новыми людьми по выбору государя. Его удельные права были урезаны. Царь возложил опалу на княгиню Ефросинью: 5 августа она приняла постриг под именем Евдокии и избрала местом своего пребывания Горицкий монастырь{343} .
Старицкие потеряли многие привилегии, но сохранили жизнь, в то время как жестокие казни по приказанию царя приобретали все более угрожающий размах. Убийство князя Д. Ф. Овчины-Оболенского, совершенное царскими псарями весной 1564 г., ужаснуло ближайшее окружение государя. Митрополит Афанасий с боярами посетили Ивана IV и, грозя Божьей карой до третьего колена, увещевали его «не свирепствовать против людей»{344}.
Очевидно, в это же время тяжело заболел царевич Иван. Государь был вынужден снять опалу с князя Владимира и обратиться с молитвой к чудотворным веригам Никиты Столпника в совместной молитве. «Маия в 7 день царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Русии ездил с Москвы в Переявлавль-Залесъской и со царицею своею великою княгинею Мариею и с сыном своим со царевичем Иваном в Никитцкой монастырь милитися к Никите Чюдотворцу и церковь камену в Никитцском монастыре во имя великомученика Христова Никиты свящати; да со царем же и великим князем был князь Володимер Ондреевичь»{345}. В последующие полгода казни утихают, а князь Владимир принимает участие в государственных делах и военных советах{346}.
По свидетельству Шлихтинга, в это время Иван IV готовился к лицедейству с отречением от престола, с пострижением в монашеский сан и передачей власти своим несовершеннолетним сыновьям: «Он притворился, будто тяготится своим владычеством, хочет сложить государеву власть, жить в отдалении и уединении, вести жизнь святую и монашескую. Поэтому, позвав к себе знатнейших вельмож, он излагает им, что замыслил сделать, показал им двух сыновей и назвал их правителями державы»{347}.
Опираясь на сообщение летописи о пребывании «тогда» на Москве представителей высшего духовенства, исследователи высказали догадку, что в конце ноября — начале декабря 1564 г. в Москве «проходили заседания церковно-государственного собора», на котором решался вопрос добровольного или принудительного отказа Ивана IV от престола{348}. В случае отречения неизбежно возникал вопрос о регентстве, т. к. царевичу Ивану исполнилось десять лет, а царевичу Федору — семь. При недееспособном князе Юрии наиболее вероятной кандидатурой на роль опекуна являлся князь Владимир Старицкий. Смерть князя Юрия Васильевича, скоропостижно скончавшегося 24 ноября 1564 г., вообще не оставила выбора. В случае смерти царевичей князь Владимир становился единственным правомочным наследником престола. Еще никогда Старицкие не были так близки к царским регалиям, как в исходе осени 1564 г.
Несомненно, к началу декабря на Соборе была достигнута предварительная договоренность о добровольном отречении царя и выработана процедура передачи власти регентскому совету. Видимо, предполагалось, что акт отречения состоится не в столице, а в Александровской слободе. Предстоящие события держали в тайне, чтобы избежать народных волнений.
Отъезд Ивана IV «на богомолье» проходил, по мнению современников, крайне необычным образом. Большой поезд включал царицу и царевичей; бояр, дворян и приказных людей с семьями; детей боярских со всем служебным нарядом. Государь также повелел взять с собой всю свою казну, платье, иконы и кресты. Однако, не доезжая до Слободы, по словам Таубе и Крузе, он отослал в Москву «многих подьячих и воевод, раздетых до нага и пешком и написал митрополиту и чинам следующее: “Он поедет туда, если Бог и погода ему помогут, им же, его изменникам, передает он свое царство, но может придти время, когда он снова потребует и возьмет его”»{349}.
Ровно месяц князь Старицкий, митрополит, архиепископы, архимандриты и бояре ожидали вестей от царя. Наконец, 3 января 1565 г. гонец привез грамоту, извещавшую об отречении Ивана IV. Вместо покаяния за жестокие казни царь указал иную причину для отречения — «измены бояр». По наблюдениям исследователей, дошедший до нас в летописном изложении текст грамоты содержит сведения о «боярских крамолах» двадцатилетней давности и не называет конкретных имен виновников, из чего сделан вывод, что «иск» государя был отредактирован при внесении в летопись{350}. Возможно, в оригинале были перечислены обвинения в адрес княгини Ефросиньи и князя Владимира в наведении «лиха» с целью извести царскую семью и захватить престол. Его подозрения подтверждало известие, что мастерицы княгини Старицкой создали четвертый покров «Положение во гроб. Оплакивание».
Видимо, обвинения в «измене» были подкреплены настолько вескими доказательствами, что те, кто еще недавно ратовал за отречение государя, испугались. В Александровскую слободу отправились челобитчики, взывавшие к царю «гнев свой отложить» и владеть государством по- прежнему{351}. Боярская дума и Собор выразили готовность выдать головой всех изменников, «хто будет государские лиходеи». Вопрос об отречении Ивана IV и о правах князя Старицкого на регентство отпал сам собой.
Царь вернулся в столицу «в день Сретения Господня (2 февраля 1565 г. — Л.Т.) с таким извращенным и быстрым изменением своего прежнего облика, что многие не могли узнать его. Большое изменение, между прочим, внесло то, что у него не сохранилось совершенно волос на голове и в бороде, которых сожрала и уничтожила его злоба и тиранская душа»{352} . Ошеломленным подданным государь объявил о введении опричнины.
Пискаревский летописец винит в разделении земли на опричнину и земщину советников царя — «Василия Михайлова Юрьева да Олексея Басманова» — и говорит, что недовольные опричниной «стали уклонятися [к] князю Володимеру Андреевичю»{353}. Клан Юрьевых-Захарьиных-Романовых употребил немало усилий, чтобы оттеснить Старицких от царского трона. Борьба за власть носила смертельный характер и продолжалась в последующие пять лет с переменным успехом. Конец ей положила казнь княгини Старицкой, ее сына, золовки и внучки.
Синодик опальных Ивана Грозного дает сведения о 31-м изменном деле, по которым состоялись массовые казни в 1564–1575 гг. Наибольшее количество дел приходилось на 1568–1570 гг. — девятнадцать, на прочие года — по одному-два. При этом в источнике не упомянуто ни одной казни за 1566 г.{354} Этот год знаменателен также тем, что царь наконец передал князю
