такого безотраднаго сознанія, тогда притомъ, когда уже слишкомъ дуренъ избранный спутникъ ея жизни. Тутъ же свѣтились на нее зловѣщимъ свѣтомъ зеленые глаза и улыбка Ребекки, съ которою, вѣроятно, не на радость столкнула ее грозная судьба. Такъ она сидѣла, погруженная въ свою обыкновенную эгоистическую думу, въ той самой меланхолической позѣ, въ какой нѣкогда застала ее рѣзвая ирландка, подавая ей письмо, гдѣ Джорджъ возобновлялъ свой предложенія невѣстѣ:
Она смотрѣла на маленькую бѣлую постель, бывшую въ ея распоряжеаіи за нѣсколько дней, и думала, какъ было бы прійтно уснуть въ ней эту ночь, и встрѣтить поутру материнскую улыбку. Потомъ она съ ужасомъ думала о большомъ погребальномъ кашимировомъ павильйонѣ среди огромной и грязной спальни въ гостинницѣ на Кавендишскомъ- Скверѣ. Какъ часто, въ былыя времена, ея слезы орошали изголовье этой крошечной поетельки, и сколько безсонныхъ ночей провела она здѣсь передъ уединеннымъ окномъ! Какъ часто приходила она въ отчаяніе, и желала умереть на своемъ дѣвическомъ ложѣ! и, однакожь, теперь исполнились всѣ ея желанія, и вожделенный другъ сердца принадлежалъ ей навѣки! Добрая мать! Съ какимъ терпѣніемъ и нѣжностью она бодрствовала при этой постели! Амелія стала на колѣни передъ своимъ дѣвственнымъ ложемъ, и робкая ея душа искала утѣшенія тамъ, куда рѣдко до сихъ поръ заглядывалъ ея умственный взоръ. Любовь, одна только любовь была ея руководительницею до настоящей минуты; но теперь она чувствовала, съ замираніемъ сердца, что ей нуженъ другой утѣшитель и руководитель на скользскомъ поприщѣ ея новой жизни.
Но имѣемъ ли мы право повторять или подслушивать молитвы бѣдной женщины? Нѣтъ, милостивые гусударя, эти тайны не принадлежатъ къ области базара житейской суеты.
Одно только мы можемъ сказать по секрету, что когда чай окончательно былъ приготовленъ, наша молодая героиня сошла внизъ уже въ веселомъ расположеніи духа. Она не оплакивала своей судьбы, не жаловалась ни на кого, и умственный взоръ ея не встрѣчался ни съ холодностью Джорджа, ни съ зелеными глазками Ребекки. Войдя въ гостиную, она поцаловала отца и мать, и пустилась въ продолжительную бесѣду съ мистеромъ Седли, отчего старый джентльменъ значительно повеселѣлъ противъ прежнихъ дней. Потомъ она сѣла за фортепьяно, купленное Доббиномъ, и проиграла всѣ старинныя любимыя пѣсенки своего отца. Чай, по ея мнѣнію, оказался превосходнымъ, и горячіе пирожки съ мармеладомъ были приготовлены отлично. Рѣшившись такимъ-образомъ осчастливить другихъ, она незамѣтно и сама почувствовала необыкновенное счастье въ своемъ сердцѣ, и уснула сладкимъ сномъ въ большомъ погребальномъ павильйонѣ, гдѣ, по возвращеніи изъ театра, разбудилъ ее Даюрджъ, котораго она встрѣтила съ радостнoй улыбкой на устахъ.
На другой день, у мистера Джорджа были дѣла поважнѣе тѣхъ, которыя наканунѣ привели его въ театръ любоваться на игру господина Кина въ Шейлокѣ. Нсмедленно по прибытіи въ Лондонъ, онъ написалъ письмо къ адвокатамъ своего отца, извѣщая, что завтра поутру онъ намѣренъ удостоить ихъ лицезрѣніемъ своей особы. Трактирныя угощенья, бильярдные и картежные проигрыши Родона Кроли почти совершенно истощили кошелекъ молодаго человѣка, и онъ видѣлъ необходимость наполнить его передъ своимъ отъѣздомъ за границу. Единственнымъ его источникомъ были двѣ тысячи материнскаго наслѣдства, за которыми надлежало обратиться въ контору адвокатовъ. Джорджъ былъ убѣжденъ теоретически и практически, что отецъ его не долго будетъ питать гнѣвъ въ своей душѣ. И, помилуйте, могъ ли кто серьёзно разсердиться на такого превыспренняго героя, какимъ былъ мистеръ Джорджъ? Если еще до сихъ поръ его личныя достоинства и прошедшія заслуги не смягчили ожесточенную душу старика, то нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія, что будущая слава и геройскіе подвиги за границей заставятъ его мгновенно перемѣиить гнѣвъ на милость и съ любовью обратиться къ прославленному сыну… Ну, а если нѣтъ? Фи! какъ-будто свѣтъ тѣсенъ для него! Дороги лежатъ во всѣ четыре стороны, и онъ пойдетъ, куда ему угодно. Не все же будетъ онъ проигрывать въ карты, и притомъ, можно покутить довольно на двѣ тысячи фунтовъ.
Такимъ-образомъ, онъ отослалъ еще разъ Амелію къ ея матери, приказавъ обѣимъ дамамъ и уполномочивъ ихъ купить все необходимое для миледи, то-есть, для мистриссъ Джорджъ Осборнъ, отъѣзжающей за границу. Оставался одинъ только день для всѣхъ этихъ закупокъ, и легко вообразить, что мать и дочь трудились неутомимо. Разъѣзжая въ каретѣ изъ магазина въ магазинъ, старушка Седли опять была въ своей сферѣ, и наслаждалась совершеннѣйшимъ благополучіемъ въ первый разъ послѣ фамильнаго несчастія. Никакъ нельзя сказать, чтобъ и мистриссъ Эмми не чувствовала никакого удовольствія при покупкѣ разныхъ интересныхъ вещицъ, необходимыхъ для ея свѣтскаго туалета. Покорная волѣ своего супруга, она накупила значительное количество дамскихъ погремушекъ, обнаруживая при этомъ самый изящный вкусъ, какъ единодушно согласились всѣ негоціанты и модистки, съ которыми она торговалась.
Относительно военныхъ дѣйствій, мистриссъ Осборнъ безпокоилась не слишкомъ много, такъ- какъ не было никакого сомнѣнія, что Бонапарта раздавятъ въ одно мгновеніе ока и безъ всякой борьбы. Корабли отправлялись каждый день, наполненные свѣтскими дамами и кавалерами, ѣхавшими веселиться въ Брюсселѣ и Гентѣ. О войнѣ, собственно говоря, не стоило и хлопотать: воины не будетъ. Газеты и журналы весело хохотали надъ корсиканскимъ выскочкой, подвергая его всеобщему презрѣнію и осмѣянію въ глазахъ всѣхъ честныхъ людей. Амелія рѣшительно презирала Наполеона, потому-что, нечего и говорить — политическія ея мнѣнія основывались преимуществеыно на словахъ и доказательствахъ окружающихъ ее особъ, преимущественно капитана Доббина. Словомъ сказать, мистриссъ Джорджъ и мистриссъ Седли провели этотъ день какъ нельзя лучше, и Амелія даже позволила себѣ сдѣлать нѣсколько весьма дерзкихъ предположеній относительно своего будущаго появленія и торжества въ салонахъ большого лондонскаго свѣта.
Джорджъ, между-тѣмъ, закрутивъ усы и надѣвъ шляпу на бекрень, отправился въ Сити на Бедфордскій рядъ, и вошелъ въ контору адвоката съ такимъ джентльменскимъ видомъ, какъ-будто всѣ эти писаришки съ блѣдными лицами состояли подъ его верховной командой. Онъ приказалъ доложить мистеру Гиггсу, что его ожидаетъ господинъ Джорджъ Осборнъ, такимъ гордымъ и повелительнымъ голосомъ, какъ-будто лондонскій стряпчій былъ какой-нибудь лакей, обязанный немедленно бросить всѣ свой дѣла и безпрекословно выполнить всѣ повелѣнія своего знаменитаго пришельца. Мистеръ Джорджъ далекъ былъ отъ мысли, что этотъ стряпчій умнѣе его по крайней мѣрѣ въ три раза, богаче его въ пятьдесятъ разъ; и опытнѣе его по крайней мѣрѣ въ тысячу разъ. Онъ не замѣтилъ презрительной улыбки, пробѣжавшей по всей комнатѣ, отъ перваго конторщика до послѣдняго писаря въ оборванномъ сюртукѣ, и величественно сѣлъ на стулъ, играя своей тросточкой, и думая, что это за скоты сидятъ здѣсь въ этой комнатѣ. Но эти скоты были въ совершенствѣ знакомы съ дѣлами мистера Джорджа. Они уже разсуждали о нихъ нѣсколько разъ въ трактирныхъ заведеніяхъ и погребкахъ съ своими пріятелями изъ другихъ конторъ. И боже мой, чего не знаютъ всѣ эти лондонскіе клерки? Ничто не можетъ укрыться отъ ихъ проницательнаго взора; и они безмолвно завѣдываютъ фамильными дѣлами всей англійской столицы.
При входѣ въ кабинетъ мистера Гиггса, Джорджъ вѣроятно ожидалъ, что этотъ джентльменъ обратится къ нему съ какими-нибудь мирными предложеніями со стороны его отца, но ничего этого не случилось: мистеръ Гиггсъ принялъ молодаго человѣка съ убійственною холодностью и притворился, будто пишетъ какую-то бумагу.
— Присядьте, сэръ, сказалъ мистеръ Гиггсъ, — мы сейчасъ покончимъ ваше дѣльцо. Мистеръ Пой, потрудитесь пересмотрѣть бумаги этого господина.
И стряпчій опять принялся писать.
Когда Пой представилъ бумаги своему принципалу, онъ пересмотрѣлъ ихъ вновь, повѣрилъ проценты, и сказалъ, что вся сумма простирается до двухъ тысячъ фунтовъ.
— Угодно вамъ получить вексель на банкира, или ввѣрить ему капиталъ для приращенія законными процентами? сказалъ мистеръ Гиггсъ. Одинъ изъ довѣрителей покойной мистриссъ Осборнъ теперь за городомъ, прибавилъ стряпчій равнодушнымъ тономъ, но клиентъ мой поручаетъ выполнить
