Другіе сыновья, съ незапамятныхъ временъ; назывались Артурами, Утерами и Карадоками. Представители этого рода всегда играли блистательную роль въ политическомъ мірѣ. Артуръ Камлотъ былъ въ шестнадцатомъ вѣкѣ каммергеромъ королевы Маріи, и служилъ, при частной корреспонденціи, между королевой шотландской и Гизами, ея дядями. Младшій сынъ этого дома служилъ въ ту пору при особѣ великаго герцога, и отличился въ славную варѳоломеевскую ночь. Камлоты неизмѣнно оставались приверженцами Маріи до послѣдней минуіы ея злосчастной жизни. Родъ ихъ былъ значительно ослабленъ участіемъ въ ополченіи противъ Испанцевъ, въ эпоху знаменитой армады, и потомъ, при Елисаветѣ, почти все ихъ имѣніе было конфисковано въ казну. Камлоты принимали также дѣятельное участіе въ религіозныхъ распряхъ, когда новая англиканская церковь должна была бороться съ приверженцами папизма…
Леди Мери Церліонъ получила воспитаніе въ одномъ изъ парижскихъ монастырей. Дофина Марія- Антуанетта была ея крестной матерью. Въ эпоху цвѣтущей юности и красоты выдали ее замужъ, или, какъ носился тогда слухъ, продали ее лорду Гиганту, который въ ту пору выигралъ въ Парижѣ огромныя суммы у брата этой леди на одномъ изъ банкетовъ Филиппа Орлеанскаго. Знаменитую дуэль лорда Гиганта съ графомъ де-ла-Маршъ, французскимъ мушкетеромъ, общая молва приписывала тогда притязаніямъ молодаго графа на сердце и руку прекрасной леди Мери Церліонъ. Де-ла-Маршъ былъ пажомъ и любимцемъ королевы. Леди Мери обвѣнчалась съ лордомъ Гигантомъ, когда несчастный графъ, раненный на дуэли, лежалъ въ постели. Послѣ свадьбы она отправилась съ мужемъ въ его лондонскій домъ на гигантскомъ Скверѣ, и нѣсколько времени играла блистательыую роль при дворѣ принца Валлійскаго. Фоксъ предлагалъ, на торжественныхъ обѣдахъ, тосты за ея здоровье. Морисъ и Шериданъ прославляли ее въ своихъ пѣсняхъ. Мальмесбери посвящалъ ей свои лучшіе мадригалы; Горацій Вальполь провозглашалъ ее красавицей; Девонширъ почти ревновалъ ее ко всѣмъ, но всѣ эти интриги и удовольствія блистательнаго общества скоро, повидимому, напугали прекрасную маркизу; произведя на свѣтъ двухъ сыновей, она вдругъ бросила большой свѣтъ, и похоронила себя въ набожномъ уединеніи. Ничего нѣтъ удивительнаго, если маркизъ Гигантъ, онъ же милордъ Стейнъ, любившій до безпамятства свѣтскія удовольствія и развлеченія, тщательно избѣгалъ съ той поры общества своей несчастной супруги, молчаливой, грустной, мечтательной и робкой.
Всѣми этими подробностями мы одолжены вышеупоминутому Тому Ифсу, котораго ввели мы въ эту исторію единственно потому, что онъ знаетъ всѣхъ великихъ людеи нашей столицы. Джентльменскія сплетни и тайны каждой фамиліи извѣстны ему наперечетъ. Дальнѣйшія подробности относительно миледи Стейнъ — вѣрныя или невѣрныя, не знаю — состоятъ въ слѣдующемъ:
— Страшному униженію подвергалась эта женщина въ своемъ собственномъ домѣ, говорилъ Томъ Ифсъ. Лордъ Стейнъ заставлялъ ее сидѣть за столомъ съ такими женщинами, съ которыми я ни за какія блага не познакомилъ бы своей жены… то-есть, сказать по совѣсти, скорѣе я умру, чѣмъ введу въ ихъ общество мистриссъ Ифсъ. Вотъ вамъ имена этихъ женщинъ: леди Клекенбери, мистриссъ Чиппенчемъ, madame de la Cruchecassée жена французскаго секретаря, и многія другія, всѣ любовницы или фаворитки извѣстнѣйшихъ людей…
Не подлежитъ, однакожь, ни малѣйшему сомнѣнію, что мистеръ Томъ Ифсъ, столько заботливый о репутаціи своей супруги, счелъ бы за величайшее счастіе получить приглашеніе на обѣдъ какой-нибудь изъ этихъ женщинъ.
— И думаете ли вы, продолжалъ Томъ Ифсъ, что маркиза Стейнъ подчинялась волѣ своего супруга безъ всякой основательной причины? Вѣдь эта женщина, какъ вамъ не безъизвѣстно, происходитъ отъ такой фамиліи, которая гордится своей породой не меньше какихъ-нибудь султановъ. Стейны передъ Камлотами то же, что ливрейные лакеи — ни больше, ни меньше, дождливые грибки, которые выростаютъ десятками тысячь на джентльменскомъ лугу. Еслибъ они еще происходили по прямой линіи отъ лорда Гиганта, ну, тогда другой вопросъ; но вѣдь они составляютъ собственно младшую и притомъ сомнительную отрасль Гигантскаго Дома… Итакъ, думаете ли вы, что маркиза Стейнъ, самая гордая и надменная изъ всѣхъ британскихъ леди, унижалась передъ своимъ мужемъ, такъ-себѣ, безъ достаточнаго повода? Фи! Нѣтъ, сэръ, есть тутъ и поводъ и причина, поводъ секретный, причина тайная. Исторія, видите ли, вотъ какая: аббатъ de-la-Marche, эмигрировавшій сюда во французскую революцію, былъ тотъ самый мушкетерскій полковникъ де-ла-Маршъ, съ которымъ Стейнъ сражался въ Парижѣ передъ своей женитьбой. Онъ и маркиза встрѣтились въ Лондонѣ — вы понимаете? И вотъ послѣ того; какъ достопочтенный полковникъ погибъ въ Британіи, пораженный наповалъ пистолетомъ взбѣшеннаго мужа, миледи Стейнъ отказалась отъ всѣхъ обществъ, и предалась, такъ-сказать. созерцательному уединіенію. Каждое утро вы можете, если угодно, видѣть ее въ испанской капеллѣ. Я былъ тамъ нѣсколько разъ, по случаю, и наблюдалъ ее. Есть въ ея жизни тайна, ужь на этотъ счетъ можете положиться на меня. Особа извѣстнаго сорта, заключилъ Томъ Ифсъ, дѣлая мистическій жестъ, — не позволитъ себѣ быть несчастной безъ достаточнаго повода, и если миледи Стейнъ предается созерцательному уединенію, то ужь это значитъ, что лордъ Стейнъ держитъ, такъ-сказать, надъ ея головой острый мечь.
Такимъ-образомъ, если мистеръ Ифсъ говорилъ правду, то очень вѣроятно, что миледи Стейнъ, несмотря на высоту своего положенія, подвергалась оскорбительному униженію и, при спокойной наружности, таила въ своемъ сердцѣ глубокую печаль. Читатель! Если имя твое не записано въ Красной книгѣ, ты можешь, вмѣстѣ со мною, найти утѣшеніе въ той мысли, что есть на свѣтѣ многое множество джентльменовъ высшаго полета, которые ведутъ горемычную жизнь. Блистательвый Дамоклъ сидитъ въ своемъ чертогѣ на бархатномъ диванѣ, обложенный атласными подушками, кушаетъ на золотѣ и серебрѣ; но какъ часто страшный мечь виситъ надъ его головою въ формѣ байлифа, наслѣдственной болѣзни или фамильной тайны, которая выглядываетъ дикими и свирѣпыми глазами изъ раззолоченныхъ шпалеръ, угрожая каждую минуту вырваться на волю и мгновенно уничтожить весь этотъ блескъ!
Что касается до меня собственно, возлюбленный читатель, я не имѣю ни малѣйшаго жаланія быть записаннымъ въ Красную книгу. Зачѣмъ и для чего? Пусть нѣтъ въ моей передней дюжины откормленныхъ лакеевъ, и гайдуки не сопровождаютъ мою смиренную клячу, когда я выѣзжаю къ своимъ пріятелямъ за городъ, зато аппетитъ у меня превосходный за пріятельскимъ столомъ, и отправляясь на сонъ грядущій, я увѣренъ, что никто не потревожитъ моего богатырскаго сна. Но милордъ Лукуллъ, старый холостякъ, страдаетъ безсонницей чуть-ли не всю свою жизнь, и не знаетъ онъ, что такое счастье на сей землѣ. Есть у него ближашій родственникъ, племянникъ, малый съ блистательными даровавіями, которой ждетъ не дождется вожделенной минуты, когда милордъ Лукуллъ протянетъ ноги. То-есть оно, собственно говоря, подъ именемъ Лукулла тутъ надобно разумѣть собирательное лицо извѣстнаго разряда, владѣющее, примѣромъ сказать, капиталомъ не меньше какъ въ двѣсти тысячь фунтовъ. По поводу этого пункта написалъ я весьма интересную диссертацію, которую, при благопріятныхъ обстоятельствахъ, было бы полезно сообщить читателямъ, но въ ожиданіи этихъ обстоятельствъ, всего полезнѣе поставить нѣсколько десятковъ точекъ. . . . . . . . . . . . впрочемъ, если вы внимательно читали Шекспира, и хорошо помните его принца Галя, то вы прекрасно знаете, какой смыслъ тутъ надобно соединить съ каждой изъ этихъ точекъ. Лорды Гиганты увѣряютъ будто они происходятъ по прямой линіи отъ этого шекспировскаго героя; въ чемъ, разумѣется, нѣтъ и тѣни правды, какъ увѣрялъ меня Томъ Ифсъ. Я долженъ впрочемъ признаться, что всѣми этими и другими мыслями, остающимися для читателя подъ спудомъ, я одолженъ Тому Ифсу, который разоблачилъ передо мной цѣлую систему мистерію англійской жизни.
— На мой взглядъ, сэръ, говорилъ Томъ Ифсъ, у насъ въ Англіи, къ разстройству семейнаго благополучія всего болѣе содѣйствуетъ система майоратства. Благодаря этой системѣ, вы должны знать, сэръ, что старшій братъ у насъ, въ Англіи, смотритъ на младшихъ членовъ какъ на своихъ естественныхъ враговъ, которые лишаютъ его наличныхъ денегъ, принадлежащихъ ему по праву первородства. Я часто слыхалъ, какъ Георгъ Макъ-Туркъ; старшій братъ лорда Баязета, говорилъ, что, еслибъ отъ него зависѣли окончательныя распоряженія при вступленіи въ наслѣдство, онъ поступилъ бы въ этомъ случаѣ по примѣру султановъ или шаховъ, которые, какъ всему
