временахъ. Амелія слушала съ напряженнымъ вниманіемъ, исподоволь бросая на отца одобрительную и ласковую улыбку. Можно, впрочемъ съ достовѣрностію полагать, что она размышляла о своихъ собственныхъ дѣлахъ, и старинная повѣсть едва-ли производила какое-нибудь впечатлѣніе на ея душу. Завидѣвъ издали бѣгушую миссъ Мери, Амелія съ испугомъ отпрянула отъ своего мѣста. не случилось ли чего-нибудь съ Джорджинькой, подумала она, но веселое лицо и нетерпѣливыя движенія молодой дѣвушки мгновенно разсѣяли этотъ страхъ изъ робкой материнской груди.
— Новости вамъ, новости! закричала посланница майора Доббина. — Онъ пріѣхалъ, пріѣхалъ!
— Кто пріѣхалъ? спросила Эмми, все еще продолжая думать о своемъ сынѣ.
— Посмотрите сюда! отвѣчала миссъ Клеппъ, оборачиваясь назадъ.
Мистриссъ Осборнъ устремила слаза по указанному направленію, и увидѣла тощую фигуру и длинную тѣнь майора. Въ одно мгновеніе лицо ея покрылось розовой краской, и затрепетавъ въ свою очередь всѣми членами, она принялась плакать, горько плакать. Мы уже имѣли случай докладывать внимательному читателю, что это простодушное созданіе совершенно одинаковымъ способомъ выражало и радость свою и горе.
Мы не беремся описывать, съ какою нѣжностію и любовію взглянулъ на нее мистеръ Добоимъ, когда она подбѣжала къ нему съ распростертыми руками. Амелія не перемѣнилась. Станъ ея немножко округлился, и щеки ея немножко поблѣднѣли: вотъ и всѣ видоизмѣненія, совершившіяся въ ея фигурѣ впродолженіе десяти лѣтъ. Глаза ея блистали такою же неизмѣнною вѣрностію и добротой, какъ въ бывалое время. Въ каштановыхъ волосахъ ея едва можно было замѣтить двѣ, три линіи серебристаго цвѣта. Она подала ему свои обѣ руки, и улыбаясь смотрѣла сквозь слезы на его добродушное и честное лицо. Доббинъ взялъ эти миньятюрныя ручки, и съ минуту оставался безмолвнымъ. Зачѣмъ онъ не заключилъ ее въ свои объятія, и зачѣмъ не поклялся, что онъ уже не разстанется съ нею до могилы? Амелія была бы не въ силахъ оказать ему сопротивленія, и подчинилась бы безпрекословно его волѣ.
— Скоро вы увидите еще другую особу, воротившуюся также изъ Индіи, сказалъ майоръ послѣ кратковременной паузу.
— Какую? мистриссъ Доббинъ? спросила Амелія, дѣлая невольное движеніе имадъ. «Зачѣмъ же онъ не сказалъ этого прежде?» подумала она.
— Нѣтъ, отвѣчалъ Доббинъ, опуская ея руки. — Кто сообщилъ вамъ эту ложную вѣсть? Я хотѣлъ сказать, что на одномъ со мною кораблѣ прибылъ братъ вашъ, Джозефъ Седли, и прибылъ затѣмъ, чтобъ осчастливить своихъ добрыхъ родственниковъ.
— Папепька, папенька! вскричала мистриссъ Эмвіи;— радостная новость для васъ! Братъ мой въ Англіи. Онъ пріѣхалъ затѣмъ, чтобъ осчастливить васъ. Вотъ майоръ Доббинъ.
Мистеръ Седли, перекачиваясь съ боку на бокъ, поднялся на ноги, и старался собраться съ мыслями. Затѣмъ, выступая впередъ, онъ сдѣлалъ майору старомодный поклонъ, назвалъ его господиномъ Доббиномъ, и выразилъ лестную увѣренность, что почтенный его родитель, сэръ Вилльямъ, здоровъ слава Богу.
— А я вотъ все собираюсь навѣстить сэра Вилльяма, продолжалъ мистеръ Седли, — господинъ альдерменъ недавно удостоилъ меня своимъ визитомъ.
Мистеръ Седли разумѣлъ визитъ, сдѣланный ему лѣтъ за восемь предъ этимъ.
— Папенька очень слабъ и разстроенъ, шепнула Эмми, когда Доббинъ подошелъ къ старику, и радушно пожалъ ему руку.
Хотя у майора были въ этотъ вечеръ дѣла, нетерпѣвшія никакого отлагательства, однакожь онъ весьма охотно согласился на предложеніе мистера Седли откушать у него чаю. Амелія взяла подъ руку свою молодую подругу съ желтой шалью, и пошла съ нею впереди этого маленькаго общества на возвратномъ пути домой. Старикъ Седли достался во владѣніе майора. Онъ шелъ весьма медленно, едва переступая съ ноги на ногу, и разсказывалъ дорогой старинныя исторіи о себѣ самомъ, о бѣдной мистриссъ Бесси, покойной своей супругѣ, о своемъ первоначальномъ процвѣтаніи и постепенномъ упадкѣ. Его мысли, какъ обыкновенно водится съ старыми людьми, принадлежали исключительно временамъ давно минувшимъ. Впрочемъ онъ плохо зналъ прошедшія событія, за исключеніемъ одной только катастрофы, постоянно тяготѣвшей надъ. его головой. Майоръ былъ очень радъ, что спутникъ его говорилъ безъ умолку. Глаза его были неподвижно устремлены на фигуру, рисовавшуюся впереди — прелестную, очарователъную фигуру; о которой привыкъ мечтать онъ съ давнихъ лѣтъ, и во снѣ и на яву.
Весь этотъ вечеръ Амелія была очень дѣятельна и очень счастлива. Она исполняла свои маленькія хозяйственныя обязанности съ необыкновенной граціей, какъ думалъ мистеръ Доббинъ, неспускавшій съ нея глазъ, когда они сидѣливъ сумерки за чайнымъ столомъ. О, съ какимъ нетерпѣніемъ дожидался онъ этой минуты, мечтая денно и нощно о всесильной владычицѣ своего сердца подъ вліяніемъ жгучихъ лучей индійскаго солнца! Оказалось теперь, что идеалъ, имъ составленный, вполнѣ соотвѣтствовалъ счастливой дѣятельности. Я вовсе не хочу сказать, что этотъ идеалъ черезъ-чуръ высокъ, и мнѣ даже кажется, что истинный геній не способенъ чувствовать особеннаго наслажденія при взглядѣ на смачные буттерброды, хотя бы они были приготовлены рукою мистриссъ Эмми, но таковъ именно былъ вкусъ почтеннаго моего друга, и уже давнымъ-давно доказано, что о вкусахъ спорить не должно. Въ присутствіи Амеліи, мистеръ Доббинъ былъ счастливъ до такой степени, что готовъ былъ, какъ новый докторъ Джонсонъ, выпить въ одинъ вечеръ около дюжины чашекъ чаю.
Замѣтивъ эту наклонность въ своемъ заморскомъ другѣ, Амелія съ лукавой улыбкой наливала ему чашку за чашкой. Въ миньятюрную ея головку никакъ не западала мысль, что майоръ Доббинъ не вкушалъ еще ни хлѣба, ни вина во весь этотъ день. Въ гостниницѣ Пестраго Быка приготовили для него обѣдъ, и столъ накрытъ былъ въ той самой комнатѣ, гдѣ нѣкогда майоръ и мистеръ Джорджъ разсуждали о разныхъ розностяхъ, между-тѣмъ какъ малютка Эмми поучалась уму-разуму въ благородной для дѣвицъ Академіи миссъ Пинкертонъ на Чизвиккскомъ проспектѣ.
Первою вещицей, которую мистриссъ Эзмми показала своему дорогому гостю, былъ миньятюрній портретъ малннькаго Джорджа. Она сбѣгала за нимъ въ свою комнату, тотчасъ же по прибытіи домой. Портретъ былъ, конечно, далеко не такъ хорошъ какъ оригиналъ, но какъ это великодушно и благородно со стороны мальчика, что онъ вздумалъ предложить своей матери этотъ истнно- драгодѣнный подарокъ! Впрочемъ Амелія не слишкомъ много распространялась о своемъ Джорджинькѣ, когда отецъ ея сидѣлъ въ креслахъ съ открытыми глазами. Старикъ вообще не любилъ слушать о Россель-Скверскихъ дѣлахъ, и особенно объ этомъ гордецѣ, мистерѣ Осборнѣ; онъ не зналъ, по всей вѣроятности, и не подозрѣвалъ, что уже нѣсколько мѣсяцевъ существуетъ щедротами этого гордеца. Догадка въ этомъ родѣ могла бы окончательно разрушить его старческій покой.
Доббинъ разсказалъ ему все, даже нѣсколько болѣе того, что на самомъ дѣлѣ происходило на кораблѣ «Рамчондеръ»; онъ возвысилъ до необъятной величины филантропическія расположенія Джоя, и великодушную его готовность усладить послѣдніе дни старика-отца. Дѣло въ строгомъ смыслѣ, происходило такимъ-образомъ, что майоръ, впродолженіе своего путешествія, всячески старался внушить своему товарищу чувство родственнаго долга, и вынудилъ наконецъ у него обѣщаніе взять подъ свое покровительство сестру съ ея сыномъ. Джой былъ очень недоволенъ послѣдними распоряженіями стараго джентльмена, и особенно денежными счетами, которые мистеръ Седли вздумалъ отправить въ Индію на его имя, но майоръ искусно умѣлъ обратить все это въ смѣшную сторону, разсказавъ о собственныхъ своихъ убыткахъ по этому предмету, когда старый джентльменъ угостилъ его цѣлыми бочками негоднаго вина. Такимъ-образомъ мистеръ Джой, джентльменъ вовсе не злой по своей природѣ, быть мало-по-малу доведенъ до великодушнаго расположенія къ своей европейской роднѣ.
