Базар житейской суеты. Часть 4

считали ее знатною особой. Она давала въ своей квартирѣ скромные вечера, и принимала довольно дѣятельное участіе въ невинныхъ забавахъ этого мѣстечка: брала морскія ванны, ѣздила въ открытомъ экипажѣ на загородныя гулянья, гуляла но морскому берегу, посѣщала театръ. Мадамъ Бюржойсъ, жена художника, проживавшая съ семействомъ въ гостиницѣ, кудэ разъ въ недѣлю, съ субботы на воскресенье, приходилъ къ ней мужъ, находила мистриссъ Бекки очаровательною особой, и была отъ нея въ восторгѣ до той поры, пока вѣтреимый мосье Бюржойсъ не вздумалъ обратить слишкомъ ласковаго взора на нашу героиню. Серьёзнаго, впрочемъ, ничего не случилось: Бекки всегда была ласкова, добродушна и плѣнительна въ обращеніи, преимущественно съ мужскимъ поломъ.

Въ половинѣ лѣта начались обыкновенные выѣзды изъ Лондона, и Бекки, встрѣчаясь на чужеземной почвѣ съ своими прежними знакомыми могла составить себѣ весьма ясное понятіе о томъ, какъ думаетъ объ ея поведеніи большой лондонскій свѣтъ. Однажды, гуляя весьма скромно по булонской набережной, и любуясь вдали на туманныя скалы Альбіона, она столкнулась лицомъ-къ-лицу съ леди Парлетъ и ея дочерьми. Однимъ взмахомъ зонтика леди Парлетъ сгруппировала вокругъ себя дочерей, и отпрянула назадъ, бросивъ на Ребекку страшный взоръ, величественный и грозный.

Въ другой разъ стояла она на пристани, смотря на приближающійся параходъ. Дулъ сильный вѣтеръ, и Ребекка съ удовольствіемъ смотрѣла на кислыя лица пассажировъ, выступавшихъ на берегъ. На пароходѣ въ тотъ день была между прочимъ леди Слингтонъ, хорошо знакомая съ нашей геропней. Миледи была, казалось, очень больна, и видъ ея обнаруживалъ чрезмѣрную усталость. По выходѣ изъ парохода на пристань, она едва переступала съ ноги-на-ногу; но вдругъ силы ея совершенно возобновились, когда она увидѣла на пристани мистриссъ Бекки, съ лукавой улыбкой изъ-подъ розовой шляпки. Бросивъ на нее презрительный взглядъ, способный привести въ оцѣпенѣніе самыхъ смѣлыхъ женщинъ, леди Слингтонъ, быстрыми шагами и безъ посторонней помощи, бодро пошла въ таможню. Бекки захохотала, но едва-ли смѣхъ ея былъ искренній; одинокая и всѣми оставленная, она почувствовала въ эту минуту, что не бывать ей никогда по ту сторону канала.

Мужчины тоже, неизвѣстно вслѣдствіе какихъ причинъ, обходились съ нею какъ-то очень странно. Гринстонъ скалилъ зубы и смѣялся ей въ лицо съ обидною фамильярностью. Ничтожный Бобъ Сокклингъ, который, мѣсяца за три передъ этимъ, осмѣливался стоять передъ нею не иначе, какъ со шляпою въ рукахъ, и готовъ былъ въ дождь отыскивать вмѣсто швейцара, ея карету у подъѣзда Гигантскаго дома, стоялъ однажды на пристани съ мистеромъ Фитцуфомъ, сыномъ лорда Гиго, и болталъ о какихъ-то пустякахъ, когда Бекки пришла къ этому мѣсту подышать морскимъ воздухомъ. И что же? Ничтожный Бобъ едва кивнулъ ей черезъ плечо, не дотронувшйсь даже до полей своей шляпы. Нѣкто Томъ Райсъ, препустѣйшій повѣса, вздумалъ было вломиться въ ея гостиную съ сигарою во рту, но мистриссъ Родонъ захлопнула передъ нимъ дверь, и уже хотѣла запереть, однакожь мистеръ Райсъ, съ непостяжимою дерзостію, опять растворилъ ее настежь. Тогда-то почувствовала она въ полной мѣрѣ, что была совершенно одинока и беззащитна въ этомъ мірѣ.

— Ахъ, еслибъ онъ былъ здѣсь! воскликнула она изъ глубины души, — эти трусы не посмѣли бы издѣваться надо мною!

И она думала о немъ съ великой грустью и тоскою, думала о постоянной его вѣрности и добротѣ, о его неизмѣнномъ послушаніи, мужествѣ и отвагѣ. Вѣроятно она плакала въ тотъ день, потому-что явилась къ table d'hôte немножко нарумяненная, и обнаруживала въ разговорѣ необыкновенную торопливость.

Впрочемъ, она румянилась теперь довольно часто, и еще чаще горничная приносила ей коньякъ, независимо отъ другихъ сердцекрѣпительныхъ напитковъ, обозначенныхъ въ счетѣ буфетчика гостинницы.

Однакожь, оскорбленія мужчинъ были просто мелки и ничтожны въ сравненіи съ той симпатіей, которую оказывали ей женщины извѣстнаго разряда. Мистриссъ Креккенбери и мистриссъ Вашингтонъ Уайтъ, на пути въ Швейцарію, остановились на нѣсколько времен въ Булони. Ихъ сопровождали полковникъ Горнеръ, молодой Бомборисъ, старый Креккенбери и маленькая дочь мистриссъ Уайтъ. Эти женщины не избѣгали мистриссъ Родонъ. Совсѣмъ напротивъ: онѣ обнаружили самое искреннее соболѣзнованіе, говорили, утѣшали ее, хныкали и покровительствовали ее до такой степени, что мистриссъ Бекки бѣсновалась отъ припадка внутренней злобы? Какъ? Терпѣть такое покровительство! думала она, когда вся эта компанія спускалась внизъ по окончаніи своего дружескаго визита. И Ребекка слышала, какъ хохоталъ на лѣстницѣ юный Бомборисъ, и знала очень хорошо, чѣмъ и какъ должно объяснять эту веселость. Этотъ визитъ сопровождался для мистриссъ Бекки весьма непріятными послѣдствіями. Каждую недѣлю выплачивала она въ трактирѣ свои маленькіе счеты; угождала всѣмъ и каждому, улыбалась хозяйкѣ, называла лакеевъ messieurs, горничныхъ mesdemoiselles и mesdames, безпрестанно извинялась передъ ними и была вообще до-крайности учтива, что, какъ извѣстно, съ успѣхомъ замѣняетъ денежные подарки, на которые мистриссъ Бекки была нѣсколько скупа. И что же? Содержатель гостинницы прислалъ къ ней записку съ покорнѣйшею просьбою немедіенно оставить его домъ. До него дошли слухи, что мистриссъ Родонъ, по своему подозрительному характеру, не можетъ быть терпима въ порядочномъ отелѣ, гдѣ, по ея милости, не хотѣли останавливаться другія англійскія леди. И мисстриссъ Бекки принуждена была нанять для себя квартиру въ глухой улицѣ, скучную и совершенно уединенную квартиру.

При всемъ томъ, она крѣпилась еще очень долго, стараясь занять приличное мѣсто между порядочными людьми и побѣдить скандалъ. Каждое воскресенье аккуратно отправлялась она въ капеллу, и пѣла громче всѣхъ. Она принимала живѣйшее участіе въ судьбѣ вдовъ-рыбачекъ, мужья которыхъ погибли въ послѣднюю бурю, дѣлала имъ филантропическіе визиты, утѣшала другихъ несчастныхъ, подписывалась на лоттереи въ благородныхъ собраніяхъ, и не хотѣла танцовать. Словомъ, все дѣлала мистриссъ Бекки, что только имѣло респектэбльный характеръ, и вотъ почему мы съ особеннымъ удовольствіемъ останавливаемся на этомъ періодѣ ея карьеры; въ другихъ мѣстахъ мы поневолѣ должны быть кратки. Она видѣла, какъ избѣгаютъ ея порядочные люди, и, однакожь, принуждала себя смотрѣть на нихъ умильными глазами; вы бы никакъ не догадались по ея физіономіи, какія муки и страданія испытываетъ ея бѣдное сердце.

Исторія ея была для всѣхъ таинственной загадкой, и въ городѣ составились о ней самыя разнообразныя мнѣнія. Одни утверждали прямо и безъ всякой церемоніи, что мистриссъ Бекки отчаянная злодѣйка; другіе, напротивъ, готовы были объявить подъ клятвой, что она невинна, какъ голубица, и тго во всемъ виноватъ ненавистный ея мужъ. Въ мнѣніи нѣкоторыхъ особъ возвысилась она преимущественно тѣмъ, что проливала самыя горькія слезы о своемъ малюткѣ и выражала самую неистовую скорбь, когда упоминала ето имя, или когда встрѣчала мальчика, похожаго на ея маленькаго Родона. Этимъ средствомъ она между-прочимъ преклонила на жалость чувствительное сердце мистриссъ Альдерни, богатой Англичанки, проживавшей въ Булони, и которая задавала здѣсь великолѣпные балы для всѣхъ своихъ соотечественниковъ. Мдстриссъ Родонъ залилась горьчайшими слезами, когда увидѣла мастера Альдерни, пріѣхавшаго къ свои матери на каникулы изъ пансіона доктора Свшителя.

— Отчего вы такъ плачете, моя милая? спросила мистриссъ Альдерни.

— Могу ли я не плакать?.. О, Боже, мой! Сынъ мой однихъ лѣтъ съ вашимъ малюткой, отвѣчала Бекки самымъ раздирательнымъ голосомъ.

Затѣмъ она принялась увѣрять, что мастеръ Альдерни похожъ на ея юнаго Родона, какъ двѣ капли воды. Все это разумѣется, была чистѣйшая ложь; между малютками, собственно говоря, было пять лѣтъ разницы, и сходство между ними было, съ позволенія сказать, такое же, какъ между мною и вами, возлюбленный читатель. Мистеръ Венгемъ, отправлявшійся за границу въ Киссингенъ для соединенія съ лордамъ Стейномъ, счелъ своей обязанностію вывести изъ заблужденія мистриссъ Альдерни насчетъ этого пункта.