Въ другой разъ мистеръ Джой прочелъ краткое извѣстіе о соединеніи майора Доббина съ Трилльйоннымъ полкомъ въ Четэмѣ. Вскорѣ послѣ этого, имя его появилось въ спискѣ вновь произведенныхъ подполковниковъ. Старый маршалъ Тюфто скончался на возвратномъ пути изъ Мадраса, и на мѣсто его былъ назначенъ полковникъ, сэръ Михаилъ Одаудъ, въ чинѣ генералъ-майора, съ тѣмъ, однакожь, чтобы онъ продолжалъ командовать знаменитымъ Трилльйоннымъ полкомъ.
Амелія уже знала отчасти нѣкоторыя изъ этихъ военныхъ распоряженій. Переписка между Джорджемъ и его опекуномъ не прекращалась. Вилльямъ, послѣ своего отъѣзда, писалъ два или три раза, но содержаніе его писемъ отличалось такоій холодностію, что бѣдная женщина почувствовала въ свою очередь совершеннѣйшую утрату всякаго вліянія на этого человѣка, и увидѣла, что майоръ дѣйствительно былъ теперь, выражаясь его словами, независимъ и свободенъ. Онъ оставилъ ее, и мистриссъ Эмми была несчастна. Въ памяти ея, живѣе чѣмъ когда-либо, возобновились всѣ эти безчисленныя услуги майора, его глубокая преданность и безкорыстная любовь, отвергнутая съ такою глупою жестокостью. И чѣмъ больше мистриссъ Эмми задумывалась надъ этими воспоминаніями, тѣмъ сильнѣе она упрекала себя за безразсудную вспышку, и тѣмъ яснѣе становилось для нея, что безцѣнное сокровище любви ускользнуло изъ ея рукъ однажды навсегда.
Она не ошиблась. Вилльямъ дѣйствительно промоталъ все сокровище своего сердца. Онъ уже не любилъ ея попрежнему, какъ ему казалось, и не будетъ любить никогда. Тѣмъ не менѣе, однакожь, этотъ родъ глубокой привязанности, продолжавшейся цѣлые пятнадцать лѣтъ, долженъ былъ, по естественному ходу вещей, оставить весьма замѣтные слѣды въ разбитомъ сердцѣ. Вилльямъ въ свою очередь задумывался чаще и чаще.
— Нѣтъ, говорилъ онъ самъ себѣ, я обманывался жестокимъ образомъ, и настойчивость моя передъ этой женщиной была безумна. Если бы Амелія была достойна этой любви, сердце ея, безъ всякаго сомнѣнія, давно бы принадлежало мнѣ. Я бродилъ тутъ въ лабиринтѣ заблужденій. Да и что такое вся наша жизнь, какъ не сцѣпленіе ошибокъ, болѣе или менѣе грубыхъ? Если бы я и достигъ своей цѣли, разочарованіе могло бы сдѣлаться моимъ удѣломъ не дальше какъ на другой день послѣ побѣды. Зачѣмъ же тосковать понапрасну, или стыдиться своего пораженія?… Кончена комедія! сказалъ мистеръ Доббинъ — пойду опять по прежней дорогѣ, и весь углублюсь въ свои должностныя заботы. Буду обѣдать за общимъ столомъ, и слушать безконечные разсказы шотландскаго хирурга. Дряхлымъ инвалидомъ выйду въ отставку съ пенсіономъ половиннаго жалованья, и старыя сестры будутъ бранить меня въ безконечные часы своихъ досуговъ. «Ich habe geliebt und gelebet», какъ говоритъ дѣвушка въ шиллеровомъ «Валленштейнѣ«. Судьба моей жизни рѣшена. Заплати счеты и подай мнѣ сигару. Справься, Францискъ, что даютъ сегодня въ театрѣ. Завтра мы садимся на пароходъ.
Рѣчь эта была произнесена въ Роттердамѣ, и каммердинеръ Францискъ понялъ только заключеніе, относившееся къ нему лично.
Пароходъ «Батавецъ» стоялъ въ гавани. Доббинъ съ горестью взглянулъ на то мѣсто палубы, гдѣ онъ и мистриссъ Эмми сидѣли вмѣстѣ въ счастливые дни путешествія за границу. Что такое хотѣла сказать ему мистриссъ Кроли? Фи! Завтра летимъ въ Англію, къ берегамъ благословенной отчизны.
Въ началѣ іюля, все пумперниккельское общество высшаго полета разъѣхалось, по разнымъ мѣстамъ, на минеральныя воды, чтобы пить цѣлительную влагу изъ самыхъ колодцевъ. Повсюду было очень весело: гуляли верхомъ на ослахъ, играли въ редутахъ, объѣдались за общими столами, и никто не дѣлалъ ничего Англійскіе дипломаты отправились въ Теплицъ и Киссингенъ; французскіе ихъ соперники заперли свою Chancellerie, и поскакали на свой очаровательный Boulevard de Garu. Всѣ представители и представительницы высшаго пумперниккельскаго круга, все, что только имѣло притязаніе на высшій тонъ, разбрелось, куда кто могъ и кто куда попалъ. Уѣхалъ и докторъ фонъ-Глауберъ, лейбъ-медикъ, и супруга его, баронесса. Минеральный сезонъ былъ золотою эпохой для медицинской практики, и докторъ Глауберъ, привыкшій всю свою жизнь соединять полезное съ пріятнымъ, отправился въ Остенде, гдѣ баронесса, съ тысячами другихъ особъ германскаго происхожденія, должна была полоскаться въ морскихъ ваннахъ.
Интересный субъектъ медицинской практики, мистеръ Джой, былъ, что называется, дойною коровой для фонъ-Глаубера, и тотъ, безъ малѣйшаго труда, убѣдилъ его провести остальную часть лѣта въ этомъ безобразномъ приморскомъ городѣ, куда надлежало взять и Амелію, такъ-какъ разстроенное ея здоровье необходимо требовало медицинскихъ пособій на берегу моря. Для мистриссъ Эмми было все равно, куда бы не ѣхать. Джорджинька запрыгалъ и пришелъ въ бѣшеный восторгъ при мысли о скорой поѣздкѣ.
И поѣхали. Бекки, само-собою разумѣется, заняла четвертое мѣсто въ колесницѣ Джоя, слуги помѣстились на козлахъ. Мистриссъ Кроли опасалась, не безъ основанія встрѣтить, впродолженіе этого путешествія кое-кого изъ своихъ дорожныхъ пріятелей и знакомыхъ, которые не постыдятся распустить о ней злонамѣренную молву, но она приготовилась мужественно встрѣтить всѣ эти сплетни, и противопоставить имъ замысловатую исторію своего собственнаго сочиненія. И чего ей бояться? Она запустила такой якорь въ чувствительное сердце Джоя, что пошатнуть его могла только отчаянная буря. Поэтическая картина доканала окончательно жирнаго сановника Калькутты. Бекки уложила миньятюръ въ шкатулку, полученную ею въ подарокъ отъ Амеліи въ давно-прошедшіе годы. И мистриссъ Эмми озаботилась также взять своихъ пенатовъ, которые, черезъ нѣсколько времени, украсили ея новый будуаръ въ остендской гостинницѣ, чрезвычайно дорогой, неопрятной и грязной.
Амелія начала брать ванны и гулять въ сопровожденіи своей неразлучной подруги. Многія особы, при встрѣчѣ съ мистриссъ Кроли, круто отворачивались отъ нея съ какимъ-то весьма страннымъ и озабоченнымъ видомъ, но Амелія не знала никого, не замѣчала ничего, и Ребекка не считала нужнымъ объяснять, что совершается передъ невинными глазками ея патрона.
Нашлись, впрочемъ, великодушныя особы, которыя весьма охотно признали въ мистриссъ Родонъ свою старую знакомку — охотнѣе, можетъ-быть, чѣмъ сама этого желала мистриссъ Кроли. Къ числу этихъ особъ принадлежали между прочимъ майоръ Лодеръ и отставной капитанъ Рукъ, любившіе гулять около ваннъ съ трубками въ зубахъ, и заглядывать подъ шляпки женщинъ. Имъ не стоило ни малѣйшаго труда отрекомендоваться мистеру Джозефу Седли, и получить доступъ въ избранный кружокъ этога джентльмена. Они входили въ его домъ запросто, безъ всякой церемоніи, была ли Бекки дома или нѣтъ, и гостиная мистриссъ Осборнъ сдѣлалась для нихъ настоящимъ притономъ. Они принимали участіе въ роскошномъ столѣ щедраго Бенгальца, курили, пили, смѣялись, хохотали, и по дружески называли его «Старымъ павлиномъ».
— Что это они говорятъ, мамаша? спросилъ Джорджъ, нелюбившій этихъ джентльменовъ. Я слышалъ, какъ вчера майоръ сказалъ мистриссъ Кроли: «Нѣтъ, Бекки, нѣтъ, ты ужь слишкомъ держишь на привязи этого мясистаго павлина. Подѣлимся хоть косточками, не-то, я, чортъ побери… ходи у меня въ аккуратѣ, Бекки!» Что это значитъ, мамаша, «ходить въ аккуратѣ?» Что хотѣлъ сказать майоръ?
— Майоръ! не называй его майоромъ, запальчиво сказала мистриссъ Эмми. Почему я знаю, что все это значитъ?
Постоянное присутствіе этихъ двухъ пріятелей было невыносимо для мистриссъ Осборнъ. Полупьяные и всегда пропитанные табачнымъ дымомъ, они осмѣливались говорить ей дерзкіе комплименты, и нахально смотрѣли на нее за обѣденнымъ столомъ. Капитанъ былъ дерзокъ, и Амелія, оскорбленная грязными выходками, соглашалась подъ конецъ видѣть его не иначе, какъ въ присутствіи маленькаго Джорджа.
И Ребекка — должно отдать ей справелливость — старалась, повозможности, не оставлять своей подруги наединѣ съ этими господами. Майоръ поклялся, что онъ, рано или поздно, приберетъ вдовушку къ своимъ рукамъ. Онъ и его товарищи держали пари, кому изъ нихъ достанется «этотъ лакомый кусочекъ». Амелія ничего не знала объ этихъ планахъ двухъ волокитъ, тѣмъ не менѣе она
