(пропорционально нашему размеру, очевидно) проблем, не задевающих большие проблемы Большого мира. Однако, Большая ненависть, которую умудряется вызвать этот 'маленький народ', показывает, что в народных массах живет гораздо более живое онтологическое чувство, чем в еврейских националистах. Антисемитизм оказывается большой вдохновляющей идеей, способной толкать народы на самопожертвование, и арабский мир готов призывать к Священной войне всех мусульман, чтобы только иметь сомнительное удовольствие уничтожить этот маленький народ. Они перебили гораздо больше курдов без всякого религиозного базиса, так что в основе здесь лежит не кровожадность дикарей, а оправданная религиозная идея.

   Хотят этого люди во всем мире или нет, они участвуют в грандиозной мистерии, в которой с каждым годом яснее проглядывает библейский сценарий. Можно по-разному относиться к этому общечеловеческому делу, но нельзя притворяться, что оно касается только евреев.

     Нет почти ни одного русского вопроса, который решался бы в литературе безотносительно к евреям (чаще нелестно для них). Это вполне понятно, если принять бердяевское определение русской культуры, как апокалиптически ориентированной. Но это значит также, что и еврейский вопрос, а точнее сионизм есть вызов и пробный камень для русского (и вообще христианского) сознания.

    Либо мессианский характер сионизма оправдан, как полагали, скажем, В. Соловьев, С, Булгаков, Г. Федотов, и тогда ничего не может быть в мире важнее и для евреев, и для христиан (а также и для атеистов). Либо сионизм самозванно приписывает себе провиденциальное значение, и тогда христианский мир должен занять по отношению к нему позицию, неотличимую от мусульманской. Собственно, мусульманская позиция и диктуется таким сущностным непризнанием сионизма, и в этом мусульмане гораздо глубже христиан. Христианский мир позволяет себе слишком легкомысленно относиться к этому коренному вопросу своей веры, и это определяется упадком интереса к фундаментальным вопросам вообще в либерально-уютном, потребительски-ориентированном западном обществе.

    Разумеется, в реальной политике все конфессии исходят из более прозаических интересов. Но ведь я не говорю о политике. Я говорю о литературе и внимании читателя. Я говорю, что существование сионизма и его политика не имеют ничего общего с остальными национальными движениями. В основе сионизма лежит мессианское эсхатологическое течение мысли, имеющее универсалистский характер и интернациональное по своему происхождению. Еврейский народ приговорен к этому движению своей религией и судьбой.

     В новое издание книги были внесены значительные исправления. Первое издание набиралось с самиздатской рукописи и несло на себе следы многочисленных изменений текста, внесенных машинистками, читателями и доброжелателями за время циркуляции рукописи в России. Я был очень тронут, увидев, эти подлинные знаки внимания, но все же предпочел восстановить первоначальный текст.

     Есть в книге и неточность, которую я не стал исправлять. В начале одной из глав стоит эпиграф: 'Россия! Истина моя. Обманутая Палестина...', приписанный Неизвестному поэту, погибшему в лагере у Белого моря. Теперь я знаю, что эти строки (и другие пятьдесят стихотворений, вывезенных мною из России) принадлежат П. Грачевскому, талантливому поэту и провокатору, живущему и поныне. История этого человека (и даже история того, как эти стихи попали ко, мне) была опубликована В. Каганом в N 24 'Континента'. Мне осталось добавить один легкий штрих. Зимой 1971 г., пользуясь привилегией мужа писательницы (Нины Воронель), я провел около месяца в писательском доме отдыха, в Голицыне. На следующий день после моего прибытия приехал еще кто-то, кого немедленно усадили за мой стол. Не успел я еще разглядеть нового знакомого, как меня отозвали в сторону сочувствующие литераторы и объяснили, что ко мне подсадили широко известного стукача, что такое назначение не может быть случайным и, что теперь они видят, какого высокого полета птица я сам, если на меня расходуют такую тяжелую артиллерию. Я посмотрел на этого человека с любопытством. На его лице, кроме ума и брюзгливости, была ясно написана привычная, неутихающая боль, как у многолетнего ракового больного. Он представился: 'Петр Грачевский'. Мне это ничего не говорило. Он добавил: 'Да, вам еще наговорят про меня, увидите...' В тот же день его жена, рыдая, жаловалась моей жене, что никто не хочет с ними общаться, и мы, наверное, тоже... Что правда, то правда. Если его и прислали для общения со мной, он выполнял свои обязанности крайне халатно. Именно в те дни я, не добившись никакого результата от литературоведов, которые не смогли идентифицировать стихи, попавшие ко мне в лагере, дописал свою книгу и поставил под эпиграфом: 'Неизвестный поэт, погиб в лагере у Белого моря, 1940- 1944г.'

    Все концы сошлись и загадки разрешились в Израиле, как на том свете... Это миниатюрное доказательство потустороннего значения израильской жизни требует также от нас скрупулезной справедливости. Я вижу, что воздаяние и возмездие существуют, и потому спешу вспомнить о милосердии. Если бы он погиб в лагере у Белого моря, его жизнь сложилась бы счастливее.

Тель-Авив, 1981.

Перевод социальных явлений на язык физики, неожиданные сравнения, остроумные и парадоксальные выводы - вот основное содержание рукописи. Но, видимо, для автора факты личной жизни действительно имели второстепенное значение и осознание закономерностей происходящих в обществе процессов всегда казалось более важным. Так что в конечном счете перед нами все-таки подробная автобиография, позволяющая судить и о личности автора, и о среде, и об эпохе.

Светлана Шенбрунн

Я перечитал книгу Воронеля, для которой идея освобождения, понимаемого как акт верности самому себе, служит сквозной темой.

Кажется, что в этой немногословной книжке выразился духовный опыт целого поколения, что это - лишь осмысление того, что носится в воздухе, но особенность хороших книг как раз и состоит в том, что по видимости они выражают в индивидуальном слове то, что хотели бы сказать все. Таково свойство этих книг, лишь по видимости апеллирующих к интеллекту: они высвечивают подсознательно. Так оказывается, что все мы - родня друг другу.

Б. Хазанов

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату