Памятниками Михайло-Архангельского монастыря ограничивается художественное наследство, оставленное в городе XVII веком.
Оно не идет в сравнение с художественным богатством Суздаля этой поры. Но Юрьев обладает одним памятником, который захватывает душу едва ли не сильнее многих виденных нами суздальских зданий. Это — древний Георгиевский собор.
Обогнув справа новый кирпичный собор, построенный в 1907–1909 годах, мы останавливаемся в невольном изумлении перед странным и прекрасным, удивительным и наивным, единственным в своем роде зданием (илл. 111). Огромная луковичная глава и ее широкий тяжелый барабан как бы придавили и заставили раздаться в стороны и выгнуться приземистый куб храма с грузными апсидами. После белоснежных зданий Владимира XII века нас удивляет его серо-зеленоватый, серебристо-желтый цвет, словно века наложили свою суровую патину на его стены. После стройной декоративной системы Димитриевского собора нас поражает причудливый хаос скульптур. Стены как бы вымощены ими. Звери и чудища, святые и ангелы, обрывки фантастических каменных гирлянд, схваченных пастями львиных масок, и обломки тончайших узоров образуют загадочную мозаику (илл. 112, 116). Она кажется гигантским каменным ребусом, напряженной тайной, властно приковывающей нашу мысль. Таковы первые впечатления, которые испытывает каждый, кто видит впервые Георгиевский собор…
Но дадим улечься своему волнению и вспомним биографию этого последнего создания владимирских зодчих. Она символично сочетает в себе начало и конец их великого и стремительного в своем движении творчества.
В новопостроенной Юрием Долгоруким крепости была сооружена в 1152 году белокаменная церковь Георгия. Судя по тому, что известные нам храмы этой поры — Георгия во Владимире, Бориса и Глеба в Кидекше, Спаса в Переславле-Залесском — довольно единообразны по своему типу, можно не сомневаться, что и первоначальная церковь Георгия в Юрьеве была таким же небольшим четырехстолпным одноглавым храмом — очень простым и суровым по внешнему облику.
Но Георгиевский собор повторил историю суздальского собора Мономаха. Сын Всеволода III Святослав, став владетелем Юрьева и его края, разрушил в 1230 году постройку деда, так как она, по словам летописи, «обветшала и поломалася». На ее месте к 1234 году была уже построена новая каменная церковь, которую князь украсил великолепнее других церквей, ибо, как говорит летописец, снаружи всей церкви были резаны из камня святые «чудны велми». Также был украшен резным камнем Троицкий придел собора. Этот храм славился своей красотой и у людей последующего, XIV столетия. Строители первого каменного храма Москвы — Успенского собора 1326 года — взяли за образец его композиции Георгиевский собор в Юрьеве.
Но и с этим зданием, так же как с Суздальским собором, произошла катастрофа — в шестидесятых годах XV века оно обрушилось. Для восстановления храма, сыгравшего столь важную роль в начальной истории строительства Москвы, в Юрьев в 1471 году был послан известный московский строитель В. Д. Ермолин. Он уже имел опыт в реставрации древних построек: как мы помним, тремя годами раньше, в 1469 году, он посылался во Владимир для обновления церквей Воздвижения на торгу и на Золотых воротах. Ермолин «собрал изнова» Георгиевский собор и его придел и якобы «поставил как и прежде». Далее мы увидим, что это было далеко не так. В последующие столетия восстановленное Ермолиным здание не раз подвергалось новым изменениям и обстройкам. В XVII веке над его западным притвором появилась шатровая колокольня, которую в 1781 году сменила новая большая с западной стороны собора, а храм был покрыт на четыре ската. В 1809–1827 годах его закрывают с севера и юга новая ризница и теплый придел. Все это приносило новые разрушения и искажения древнего памятника. Только в наше время были снесены уродовавшие его обстройки, и мы теперь можем видеть целиком это интереснейшее здание.
Отвлечемся на время от приковывающей наш взгляд богатейшей резьбы и представим себе сначала архитектурную композицию храма. Он очень невелик (илл. 113): в плане он сохранил размеры первоначальной постройки 1152 года. К боковым фасадам, как и в Суздальском соборе, примыкают притворы, перекрытые сводом с килевидной закомарой на фасаде и с плоскими угловыми лопатками. Как и в Суздальском соборе, западный притвор был больше и выше боковых: он также имел второй этаж, где находилось на богослужении княжеское семейство (как попадали сюда, пока не выяснено). В углу меж северной стеной храма и восточной стеной северного притвора был небольшой храмик — Троицкий придел, усыпальница юрьевских князей. Здесь, в наружной северной стене храма теперь виден аркосолий, где в 1252 году погребли строителя здания — князя Святослава; а в восточной стене притвора есть заложенная дверь, вводившая из притвора в княжескую «гробницу». Как показали раскопки, усыпальница была маленькой одноапсидной часовней с крошечным (1,80X3,50 м) внутренним помещением. Таким образом, композиция здания в целом была асимметричной.
Фасады собора членятся, как обычно, пилястрами на три доли и по горизонтали — аркатурно- колончатым поясом, частично уцелевшим при катастрофе XV века (илл. 121). Пояс шел и по верху апсид, расчлененных полуколоннами. Над поясом следует представить верхнюю часть фасадов, завершенных килевидными закомарами. В обоих ярусах помещались высокие окна. Строго над центром основного куба храма возвышалась глава, гордо поднятая на особом постаменте (эта нагрузка и вызвала крушение сводов храма в XV веке). Таким образом, пропорции первоначального здания обладали большой стройностью, динамизмом и живописностью (илл. 122). Тяжеловесность и массивность существующей постройки — результат ее восстановления Ермолиным.
Интерьер собора столь же необычен. При своей небольшой площади храм очень просторен. Его квадратные без закрестий столбы расставлены широко, стены не имеют лопаток. Ощущение расчлененности пространства исчезает, оно приобретает почти «зальный» характер. Это впечатление усиливается отсутствием хор. В западной стене храма сохранился арочный проем, выходивший во второй этаж притвора; его помещение и заменяло хоры для княжеской семьи. С пространством храма сливалось помещение алтаря, отделенное невысокой алтарной преградой с резным деисусом, и открытые притворы, увеличивающие его площадь; их низкие помещения контрастируют со свободой и высотой самого храма. Восстанавливавший собор Ермолин сделал под барабаном главы ступенчато-повышенные подпружные арки; подобная система, связанная с ярусным верхом здания, была известна русскому зодчеству уже в начале XIII века и, возможно, что Ермолин повторил здесь первоначальную конструкцию. Она усиливала центричность, высоту и свободу интерьера. В восточной стене северного притвора уцелел собранный Ермолиным белокаменный портал входа в усыпальницу. Его сочный профиль поражает своим почти готическим характером. Два яруса высоких окон заливали храм обильным светом, он был лишен сумрачности и строгости, характерных для храмов XII века, например церкви в Кидекше.
Все эти черты Георгиевского собора свидетельствуют о быстрых и глубоких изменениях художественных вкусов, о плодотворном творческом росте владимиро-суздальских мастеров и развитии их искусства. Но, конечно, они с особой силой проявились в поразительном по красоте и своеобразию скульптурном убранстве Георгиевского собора.
113. Георгиевский собор. План
