Жёлтое лицо Максума-бобо перекосилось в страхе, жёлтая борода его затряслась. В неподдельном ужасо отпрянув, он повернулся и по-козлиному, вприпрыжку, побежал, не оглядываясь.
ЗАПАДНЯ
Максум-бобо с доброжелательной, приветливой улыбкой встретил гостей и, как положено, проводил их в большую комнату — мехманхану. Жена его хотела было отчитать их всех, столь бесцеремонно ввалившихся в дом, по лишь глянула на беззаботно ухмыляющегося Хайдарали, на его тоненькие, словно мышиные хвостики, усы, как прыснула и сама. Прикрыв кокетливо лицо модным платком, она бросила гостям полувежливое: «Заходите, пожалуйста», — и выскользнула в переднюю.
Максум-бобо расстелил вокруг хантахты ещё несколько одеял и пригласил гостей садиться.
— Соскучились мы по хозяйкиному плову. Вот мясо и сало, совсем свежее, только барана зарезали, — сказал Мирабид и протянул Максуму-бобо большой свёрток.
— Не успеете опомниться, как плов будет готов. Вы же знаете мою хозяйку, — ухмыльнулся самодовольно Максум-бобо, нашаривая ногами галоши.
Хайдарали между тем достал из-за пазухи две бутылки водки и поставил их на столик. Потом наклонился к Мирабиду.
— А она ничего, — вполголоса сказал он, кивая в сторону передней. — Совсем как молоденькая…
Мирабид засмеялся:
— Замолчи! Если Максум-бобо услышит, может сильно обидеться.
Это была вторая жена Максума-бобо. Молодо выглядела она потому, что не рожала. Поэтому при встрече с нею и чесались языки у таких циников, как Хайдарали.
Максум-бобо вошёл в комнату с дастарханом в руках, увидел на столе бутылки и снова начал надевать галоши:
— Ах, вот оно что! Значит, закуска требуется. У меня реповый суп есть, сейчас пойду разогрею.
Мирабид глянул на потолок:
— Не беспокойтесь, вон теми аппетитными плодами и закусим.
— Нет, нет. Какое там беспокойство! Я мигом подогрею суп…
Хайдарали стал с интересом разглядывать комнату. На потолке ровными рядами были нарисованы гранаты, айва, гроздья винограда, груши. В нишах поменьше расставлена фарфоровая посуда, а в тех, что побольше, стоиками уложены одеяла. Они, правда, прикрыты покрывалом, но край его будто нечаянно откинут, чтобы гостям было видно, что одеяла дорогие и красивые — из шёлка, плюша, бекасама. На иолу толстый кашгарский ковёр. В углу мешки с зерном…
Вошёл Максум-бобо с тремя касами на подносе.
— Репа вещь хорошая. Впитавшая осенним иней, она становится лекарством от тысячи самых различных болезней. Да и приготовлена эта репка на славу. Вот, горяченькая…
Хайдарали взял со стола бутылку, открыл её и налил водки в три пиалы.
— Мне не наливайте, я не пью, — запротестовал было Максум-бобо.
— Это с нами-то? С нами, значит, не хотите выпить? — сразу обиделся Мирабид.
— Ладно, коли обиды пошли. Только я уж лучше благородного винца выпью. У меня где-то мусаллас есть, — сдался Максум-бобо.
— Вот как? Ну, да ладно, — махнул рукой Мирабид, и Хайдарали поспешно разлил водку в две пиалы, — А вообще-то ещё никто мне в этом деле не отказывал.
Максум-бобо промолчал. Быстро глянув в сторону передней, он достал из ниши внушительную посудину с мусалласом и налил себе в пиалу вина.
— Ну! — подмигнул Хайдарали, поднимая свою пиалу. — Дай бог, чтобы плов хозяйке удался на славу!
Максум-бобо выпил, вытер усы и заверил:
— Удастся, хозяйка не подведёт,
— Ты ещё не пробовал плова, приготовленного хозяюшкой, — обернулся Мирабид к Хайдарали. — Если я тебе скажу, что никогда в жизни не ел такого вкусного, можешь мне верить.
— Не хочешь ли ты сказать, что она даже лучше меня готовит, — несколько обиженно уставился на Мирабида Хайдарали…
— Слов нет, ты настоящий мастер, только в хозяйкином есть какой-то особый вкус,
Максум-бобо с нескрываемым удовольствием слушал, как Мирабид хвалил его жену, но всё же забеспокоился, как бы она именно сегодня не подвела его, и потому встал, чтобы выйти во двор и попросить жену как следует постараться.
— Ну, нет, вы сначала осушите свою пиалу, а потом идите, куда вам надо, — потянул Максума-бобо за полу Мирабид, а Хайдарали между тем до краёв наполнил пиалу.
— Хорошо, хорошо, — покорно опустился на корточки Максум-бобо. — Однако крепкое винцо… бай, бай, бай… Того и гляди опьянеешь…
— Ничего, не опьянеете, Максум-бобо, только получше закусывайте, — со знанием дела посоветовал Хайдарали.
— На этом свете всё возможно, брат мой. Грех будет, если это проклятое вино меня свалит… Мне ведь скоро на молитву идти.
— А молитву можете и дома прочитать, — поддержал друга Мирабид. — Берите. Отводить душу, так отводить. Посвятим этот день отдыху и удовольствиям…
— А что, может быть, так и сделать, а? Ну, ладно, пусть простит меня сегодня аллах…
Снова послышался мелодичный звон, выпили одну за другой по две пиалы.
— Да, вы правы оказались, репой очень хорошо водку закусывать. А мы и не знали, — шамкал Хайдарали с набитым ртом. — Вы с Мирабидом поговорите. Пусть он расскажет, из-за чего в своём магазине слёзы лил.
— Слёзы? Не будь, дорогой, неблагодарным, не гневи бога. Удача, кажется, тебе пока не изменяла, — сказал Мирабиду Максум-бобо.
— Да, пока тысячу раз слава аллаху! Только боюсь, как бы не пришлось мне в этом мире сожалеть о многом, так и оставшемся неосуществлённым, — вздохнул Мирабид.
— Спаси, господь, и помилуй! На что тебе ещё жаловаться? — изумлённо уставился на него Максум- бобо.
— Всё тот же старый недуг, — снова вмешался в разговор Хайдарали. — Вон недавно Рустам на машине в город уехал. А после работы Мухаббат зашла в магазин. Купила конфет, печенья. Когда она вышла, Мирабид протягивает мне бутылку водки. «Открывай, — говорит, — выпьем». Вылили. Он осушил залпом два стакана подряд и ушёл куда-то в глубь магазина. Пошёл я следом за ним, а Мирабид сидит и плачет. Да, всё тот же старый недуг. Как только увидит её, так начинает с ума сходить. Вы что-то должны придумать, Максум-бобо, иначе и предположить трудно, что из всего этого может получиться.
— Помогите встретиться с ней — на два платья парчи дам, Максум-бобо, — заговорил, не поднимая головы, Мирабид.
— И один ковёр впридачу, — добавил Хайдарали.
Затем он, видимо, для того, чтобы оставить Мирабида и Максума-бобо наедине, встал и вышел из комнаты. Зашёл на кухню, достал из очага щипцами уголёк побольше и бросил на него несколько крупинок анаши. Загодя сделанной бумажной трубочкой стал вдыхать поднимавшийся с уголька дурманящий дым.
Жена Максума-бобо, ошеломлённая, растерянная, смущённая, прижалась в уголке, не зная, что делать.
Хайдарали, покурив анаши, бросил уголёк обратно в очаг, потянулся и оглядел женщину с головы до ног откровенно оценивающим взглядом.
— Что это вы так уставились? — рассердилась она.
