клише).
Кстати о Ватсоне…
Я поставил перед собой всего одну задачу. Довольно простенькую и легкую: добраться до Шанхая и сесть на пароход до Саутгемптона. Боже мой, через пол-мира!
Как только доберусь до Англии, первым делом отыщу Ватсона. Думаю, он будет жив еще; в этом есть нечто иррациональное и нелогичное, если его переход по ту сторону завесы в мое отсутствие, прошел бы незаметно для меня.
Куплю театральный грим и, чтобы не испугать его, загримируюсь под старика. Приглашу его выпить со мною чаю.
Уже знаю, что подам на стол. Тосты, масло и мой коричневый мед.
***
В деревне рассказывали, что какой-то чужеземец покинул эти края, направляясь на восток, однако все они уверяли Старика Гао, что это был не его жилец, кому он сдавал свою хижину. Этот варвар был молод и горд, его длинные темные волосы были густы и развевались на ветру. Разве можно было спутать его со стариком, появившимся здесь весной? Хотя нашелся один свидетель, подтвердивший, что у варвара была за плечами та же громоздкая, похожая на ящик, сумка.
Старик Гао прочесал все склоны холма, нисколечки не веря в то, что он собирался отыскать.
Незнакомец исчез. И его сумка вместе с ним.
Недалеко от своей хижины Старик Гао обнаружил пепелище. Несомненно, здесь провел свои последние минуты незнакомец. Тут были в основном бумаги, среди которых по не обуглившемуся уголку Старик узнал листок с рисунком его пчелы. Многое из рукописей незнакомцев не прогорело полностью, хотя какое это имело значение для старого пасечника, которому варварский почерк казался бессмысленной чиркотнёй. Старик Гао заключил, что бумаги были сожжены в последнюю очередь, потому что, раскидав невесомый пепел по сторонам, он обнаружил крупные древесные угли, которые до сжигания были тем самым ульем, который незнакомец брал в аренду. Жестяной поддон, со сверкающими каплями пережженого сахара, был так же обуглен.
Как объяснял сам незнакомец, разные цвета для сахарных кусочков, он придумал сам, чтобы различать их по концентрации настойки, которой они были политы. Для чего это было сделано, Гао не понял тогда, и не понимал сейчас.
Подобно сыщику, старик обыскал хижину, надеясь найти хоть какие-то подсказки, прояснившие бы ему и род деятельности незнакомца и то, куда он мог отправиться. Под подушкой он обнаружил еще четыре серебряные монеты (два юаня и два песо), но не раздумывая, отбросил их в сторону.
В другой стороне от хижины он обнаружил крупный ком отработанной восковой пульпы, покрытой остатками сладкой и липкой жидкости, которую жадно сосали последние запоздалые пчелы. Старик Гао долго разглядывал его и, наконец, решился.
Он собрал всё до последнего кусочка, сложил на кусок ткани, не плотно обернул со всех углов, и положив в горшок, не сильно превышавший сверток по объему, залил водой. Потом он разжег жаровню, поставил горшок на плиту, и снял, прежде чем вода закипела. Спустя какое-то время воск поднялся на поверхность, освободив всё, что он раньше скреплял: и мертвых пчел, и грязь, и пыльцу и прополис, - всё это было теперь внутри набухшей ткани.
Старик Гао подождал, пока горшок остынет. Он вышел наружу, вздохнул свежего прохладного вечернего воздуха и взглянул на луну, которая маленькой практически круглой, как монета, висела невысоко над горизонтом.
Разные мысли роились в его голове. Он пытался предположить, сколько жителей деревни знали, что его сын умер еще в грудном возрасте. Он пытался зацепиться за образ своей жены, мелькавшим перед глазами, и жалел, что у него не осталось ни портрета, ни даже её фотографии. Он пытался окинуть взглядом всю землю и попробовать отыскать место, где он смог бы полностью себя реализовать, - так как он сделал, ухаживая за пчелами, - и не находил. Видимо такого места не было; ведь никто кроме него, так не был сведущ в их темпераменте, таком же черном, как их окраска.
Вода скоро остыла. Он развернул сверток и вытащил уже отвердевший кусок воска из горшка, положив его сушиться к тканевой стенке хижины. Следующим шагом он вытащил и саму ткань. А затем, - потому что он видимо свыкся с ролью детектива, и, отметя в сторону невозможные версии чего бы там ни было, оставив единственное, что означало истинное, - он выпил залпом сладкую, очень сладкую водичку. Несмотря на то, что в ходе первичной обработки сот практически весь мед был собран, его оставалось достаточно в пульпе, чтобы пересластить воду. Однако вкус меда, который Старик Гао чувствовал, был для него абсолютно новым: нотки дыма, металла, незнакомых цветов и странных духов витали в нем. Гао подумал, что таким он помнил секс.
Затем он уснул, положив голову на жесткую подушку.
Проснувшись, он ясно представил, как решит проблему со своим двоюродным братом, который собирался присвоить себе его двенадцать ульев после смерти.
Он объявит себя незаконнорожденным сыном. А возможно и настоящим сыном, возвращение которого с таким нетерпением ожидалось. Никто и не вспомнит минувшие дни, не станет подозревать подвоха. Молодой Гао. Так будут его звать.
Он уедет в город, а спустя какое-то время вернется. Чтобы и дальше смотреть за своими черными пчелами на его склоне холма. Столько, сколько будет ему отведено временем и обстоятельствами.
©Нил Гейман, 2011 для сборника «Этюды о Шерлоке»
©Егор Сокол, декабрь 2012.
