Над Гефсиманом полная луна.Трель соловьиная в кустах слышна.Меж кружевом оливок вековыхХристос к скале белеющей приник.Заснули грубые ученики.Умолкли праздные их языки.Моленье началось уже о чашеИ искупленье грешной жизни нашей.Кровавый пот на изможденном лбуСпасителя. Он будто уж в гробу.И ощущенье желчи у Него во рту,Хоть поклоняться будут все кресту.Мне этот миг дороже всех других:Отсюда заструился новый стих.
БЕРЕЗКА
В саду кудрявое есть деревцо,Напоминающее мне березу,И я его, как милое лицо,Приветствую, спасаясь от угрозы.Но вдруг щемящая пронзает боль,Охватывая страждущую душу,И отворачиваюсь я, как голь,От родины и почемуто трушу.Горят уста, залитые свинцом,Как замурованное в мир окошко,И лоб терновым перевит венцом,И в тупики вонзается дорожка.Кудрявое невольно деревцоЯ обнимаю хилыми рукамиИ, к шелковой коре припав лицом,Рыдаю безнадежными слезами.
ОВАЛ
В кругу магнолий дремлет глянцевитыхОвальный цементованный бассейн,Что меж цветов, как вешние Хариты,Как глаз зеленый, жутко тиховейн.В нем пористая посредине горка,И из нее бьет тонкая струя,И облака в него глядятся зорко,Ища как будто тайны бытия.Вокруг цветы пьянящие магнолийВ нем отражаются, как одалиски,И я, лохматый инок Анатолий,Читаю в нем лазоревые спискиЕвангелий, не сказанных Мессией,Но зарожденных у меня в груди,И о покойной думаю России,Упавшей в омут грязный позади.Я жажду сказок, жажду новых схолийК таинственным основам бытияИ за угрюмою стеной магнолийСижу, как мирозданья судия.Вокруг жужжащие на солнце шмели,Нимфеи белые и осока,Лягушек хоры в плещущей купели,И сам я похожу на черного жука.