Уж не пугали нас в гнезде.С родителями в синевеЛетали мы, как по канве,Пиша иероглиф крыломВ вечернем небе золотом.И жизнь стала вся полет, –Кто не летает, не живет!Над мутной грудию реки,В свои зарывшейся пески,Летал я, над морской волнойВ жемчужных брызгах, как шальной,Летал над морем золотымКолосьев, радостно святым,Над винограда янтарем,Над сельской церкви алтарем,Летал меж белых облаков,Меж черных грозовых полков,Меж молний яростных и грома,И всюду был я в небе дома.Лишь холода боялись мыИ нескончаемой зимы.От них мы улетали вдальЧрез синюю морей вуаль,К царице рек, в долину Фив,Где хоть и нет подобных нив,Но где священна старина,Где вечная царит весна.И снова тот же всё полет, –Кто не летает, не живет.Там жарче синева, и медьЗаката ярче в Фивах ведь,Но Море Черное милейМне было пламенных степейПесчаных и реки святой.И каждой новою веснойЯ возвращался на лиманИз опаленных солнцем стран.Пока и мне пришел черед,Покинув синий небосвод,Низринуться в угрюмый Понт,Как грешники на Ахеронт.На берегу стояла матьС ребенком в чреве: погулятьОна спустилась на закате,И на пылающем брокатеПолет наш плавный созерцалаИ непонятное шептала.Я полюбил ее, и вот,Когда окончен был полет,Назначенный мне как стрижу,Оставил синюю межуПонтийских я стремглав небес,Исполненных таких чудес,И бросился к ее ногам.Она склонилась и к устамМеня прижала, чтоб согреть,Потом к груди, но отогретьМеня ей всё ж не удалось!Сердечко снова не зажглось,И крылышки, потрепетав,Поникли навсегда, устав.Но дух умершего стрижаКак лезвие приник ножаК груди пречистой этой девы,К лежащему младенцу в чреве,И в сердце нерожденном вновьК полету синему любовьСвою безумную погреб.Мертвец восстал, открылся гроб,И я родился снова в мир.Но это был уже не пир,Какой справляет в небе стриж,А гибкий, мыслящий камыш,Преобразившийся в свирель,В сплетеньи слов познавший цель,Но это был уж крестный путьИ творчества земного жуть.О них уж столько я писал,Что счет элегий потерял.
СИНЯЯ СТРЕЛА
Я синяя стрела в лазури,Я странный, смелый иероглиф,Поднявшийся на крыльях бури,Столетий канувших лекиф.В гнилой я, правда, оболочке,Но этот мой земной двойник