Мартини расписал палаты При тихом колокольном звоне. Пушистые ковры Дамаска На плитах, радужная сказка. Кассоны из резного дуба Вдоль стен с интарией стояли, Массивный стол, ряд стульев грубых, Постель в брокатном одеяле, И рукописей пергаменты, И лютня на шелковой ленте. В углу под лестницей витою Чудовищный был вделан крюк, И трос смолистою змеею Спускался чрез открытый люк В колодезь тридцатисаженный, Чуть-чуть сквозь щели освященный. – На башню! Все скорей на башню! Нам замок весь не удержать, Когда обляжет тучи страшной Нас флорентинцев хмурых рать. Ростовщиковы фиорины Опаснее, чем сарацины! – Завален вход. Взвилась корзина По блоку в башенную шахту, – И скоро приняла вершина Одетую в доспехи вахту, А через час втянули троса Конец два башенных матроса. Теперь отрезаны мы, точно
В открытом море корабли,
Хоть корнями уходим прочно
Мы в остов каменный земли,
Теперь нам ближний – тучи, звезды,
Орлы и ласточкины гнезды.
Теперь до осени свободны
Мы, словно синеклубный дым,
Кто будет Ангелом Господним,
Тот умирает молодым;
Три дня любовной литургии
Явь превратят нам в панагии.
