Стенки коричневые, неровные, переходы к потолку и полу скруглённые. И всё — стены, потолок и пол медленно, беспорядочно шевелилось. И под ногами это шевеление не прекращалось. От этого даже немного кружилась голова. Впереди, шагах в двадцати, в стене светлым прямоугольным пятном выделялось панно. Оно, видимо, было твёрдым, по крайней мере, неподвижным. Панно испещряли сотни, а может, тысячи круглых отверстий, из некоторых вырывался свет. Похоже, коридор освещался только этим светом. Некоторые отверстия закрывали блестящие металлические стержни, чьё сходство с никелированными ножками старых кроватей — Вася видел такую в пансионате на море — усиливал набалдашник в виде шара.
На стене слева от мальчиков виднелся звездообразный разрыв с отогнутыми внутрь лепестками. Края разрыва наливались тягучей, как смола, чёрной жидкостью. Велик показал на разрыв:
— Видишь, как просто. Раз и прошли!
— Так это мы разорвали?
— Нет, это ты сам. Я тут сидел, ждал отца — он сейчас на четвёртой портальной, а там, впереди — вторая. Ну, сижу я, вдруг — рраз! — стенку рвёт. Смотрю — порт образовался. Он не должен здесь быть. Все порты, — Велик перешёл на назидательный тон, — должны быть на портальных, — и засмеялся. Должно быть, передразнивал кого-то. И продолжил:
— Мне отец не разрешает по портам плавать. И он сказал: будешь сидеть здесь, пока я не вернусь, к портальной не подходи! А тут порт сам пришёл. Я ж к портальной не подходил, верно? Ну и сплавал к тебе ненадолго. Ну, как тебе у нас?
— Странно тут… Эти стенки что — живые?
— Ммм… не знаю… не совсем… немного.
— И темно…
— Ничего не темно! Это у вас светло, как у светликов! А вообще… ой! Папа!
В конце коридора показался бешено шагающий мужчина. По мере его приближения, Вася отмечал, что тот одет так же, как и сын, только шорты доходили до колен, а плечи закрывало что-то вроде короткого чёрного пончо. Что шары на ногах вдвое меньше, кожа — краснее, а по бокам лба торчали маленькие рожки, сантиметра по два. А на конец хвоста, свирепо бьющегося из стороны в сторону, надето что-то вроде никелированной короткой стрелы. 'Черти всё-таки' — подумал Вася.
Поравнявшись с панно, мужчина разразился громкой переливчатой трелью, перемежаемой пощёлкиваниями. Велик отвечал короткими щенячьими взвизгиваниями, его хвост плотно обвил левый бок, набалдашник нервно постукивал по животу. Улыбка, не покидавшая его лица всё это время, теперь погасла. Вслушиваясь в эти звуки, Вася понял — так эти самые девиолы разговаривают — и впервые задумался, откуда Велик знает русский язык. Впрочем, не только Велик. Приблизившись, мужчина остановился и замолчал, через полминуты заговорил уже по-русски:
— Негодяй, я же запретил тебе по каналам лазить и вообще к портам приближаться!
— А я не приближался, он сам прорвался, слово девиола — сам! — оправдывался девиолёнок.
— Ага, сам прорвался, сам тебя втащил, а ты, наверное, упирался, да? Какой нехороший канал! — перевёл взгляд на Васю, его лицо приняло злорадный вид. — Ну! Доигрался? Теперь ты, парень, застрял здесь, как следует! Никто не делает порты просто так. Все порты должны быть на портальных, — сказал назидательно и уткнул палец правой руки в потолок. — Правило номер два инструкции о пользовании портами. Второе по важности правило! Никто, если у него есть хоть что-то в голове и близко не подойдёт к случайно открытому порту — мало ли, куда он ведёт? А уж делать канал самому вне портального…
— Папа, я не делал порта, я не трогал портодрель, честнодевиольское! — чуть не хныкал Велик.
— Ха! Если б я только подумал, что ты можешь взять портодрель, ты б уже ползал по полу, собирая оторванные ухи, чтоб приставить обратно! Канал открыл этот, серенький.
— Но я… я не… я не могу, — заговорил Вася. — Я не знаю этих ваших портов и каналов, я…
— Конечно! Канал, конечно, прорвался сам, столик сам продырявился, дрель сама прыгнула в твои руки, а ты, разумеется, не совершил Непослушания. Ладно, хватит об этом. Велик, сейчас пойдёшь домой и заберёшь с собой своего приятеля. Мне ещё две линии работать надо. Закончу, приду — думать будем, что дальше делать.
— Папа, а Васю не надо к нам домой, ему к себе надо. Мы сейчас быстро сплаваем, я его заброшу и сразу назад.
— Сам знаю, что ему надо. Только ты этого не сделаешь. Во-первых, я тебе запретил, пора бы запомнить, во-вторых, стена уже затянулась, канала больше нет.
Мальчики повернулись к стене. Только неясный шрам указывал место, через которое они сюда 'приплыли'.
— Так надо быстро чуть-чуть прорвать, чтоб и не заметил никто! Туда-обратно и всё!
— Вот видишь, и самого простого не знаешь, а туда же, в каналы тычешься. Канал был прорван ОТТУДА. Если я портодрелью дерану в том же месте, но ОТСЮДА, я всё равно попаду в другой мир.
— Что же мне теперь делать? — тихо спросил Вася, говорить было трудно, горло неловко сжималось.
— Думать! Думать надо было раньше, и теперь надо думать. Идите! Через две линии встретимся дома, вместе подумаем. Я попробую что-то ещё узнать. Всё, быстро отсюда, — развернулся и пошёл к портальной.
— Пошли, — вздохнул Велик, подошёл к стене, вынул что-то из кармана и воткнул в неё. Кусок стены вывернулся, освободив прямоугольник тёмного коридора. — Пошли…
— А что это за две линии, про которые твой папа говорил?
Мальчики сидели на отвороте стены в виде кровати в доме Велика. Собственно, это был не дом и не квартира. Это был коридор, разделённый на четыре комнаты несколькими перегородками. Почти такой же, как в портальном коридоре, только тёмно-тёмно-зелёный. Велик сразу устроил экскурсию, показал свою комнату, комнату отца, комнату матери — она где-то работала, но Вася не понял где, приезжала очень редко. Четвёртая комната была пока свободной.
— Линия — это время такое. Одна линия — сто отрезков, один отрезок — сто точек. А двадцать линий — грань. А полоса — это сто граней. Вот мне двадцать шесть полос и три грани. А у меня уже рога почти выросли! На две полосы раньше обычного!
— А точка — это сколько?
— Вон, смотри, — Велик указал на картинку на стене.
Картинка раньше не бросалась в глаза, здесь всё было в таком же шевелении. Но теперь Вася увидел, как по правому краю картинки снизу вверх бежала полоска с жёлтыми точками, которые становились всё ярче. Центральная полоска с тонкими линиями и левая с линиями потолще выглядели неподвижными. Но вот точки дошли до самой яркой, дальше пошли почти невидимые, снова постепенно становясь ярче. В этот момент шевельнулась средняя полоска. Это напоминало движение циферок на электросчётчике в коридоре. 'Часы!' — понял Вася. Здешняя точка была раза в два мельче секунды. Пару минут Вася шевелил губами, напряжённо считая. У него вышло, что две линии — это три часа. Долго! Правда, когда папу так вот вызывали, он мог пробыть и пять и шесть часов на работе. Хотелось вернуться до его прихода. А вот думать про дырку в столике и взятую без спроса дрель — совсем не хотелось.
— Слушай, а чем ты занимаешься, ты же не сидишь вот так вот?
— Да уж, конечно. Я выхожу на площадку, там мы играем. Ну, это когда не учимся. А сегодня выходной, мы с папой должны были пойти на Большую Площадку. Там есть Детская Портальная, в общем, порты для детей. Хочешь — выбираешь весёлый порт, хочешь — с приключениями, а больше всего страшных портов. Они самые интересные! Мы уже почти добрались до Большой, и тут папу позвали на работу. Там, на второй портальной что-то случилось. Папа оставил меня на третьей, сам пошёл на вторую. Он почти бригадир! За ним четыре портальных. Мы думали, если там быстро всё сделают, так мы снова на Большую отправимся.
— А может, сходим на вашу площадку, две линии — это ж так долго.
Велик даже опешил. Потом вскочил:
— Да ты чего! Тебе никак нельзя никому показываться. Знаешь, что здесь будет? Сейчас папа
