направился к командиру группы. И уже подходя, объяснил: – Командир, там патроны… – Он не успел закончить, прерванный разгневанным окриком группника, всё ещё сердитого на него за выходку с рюкзаком.
– Какие, к херам, патроны?! Иди в головняк! – Сделав паузу, чтобы немного успокоиться, Морин наконец буркнул: – Идёшь первым.
Глядя в спину уходящего Маркитанова, в который раз пожалел, что не решился определить его в головной дозор раньше – ведь Димарик именно тем и славился, что был глазастее и слухастее всех прочих. И если бы он шёл первым, может, и не было бы сейчас в группе «трёхсотых», и бой повернулся бы совсем не так, и вообще… Хотя кто знает, что было бы в этом случае? Впрочем, в счастливую звезду Маркитанова командир группы верил, но лишь отчасти, отдавая предпочтение выучке и трезвому расчёту.
«Сдались ему какие-то патроны! – чертыхнулся про себя старлей. – Тут два трупа, взяли пять стволов, к этим двум трупам можно добавить и тех двух, вчерашних… А что, почему бы и нет? Так и сделаю. Четыре трупа – это уже результат, а он про какие-то там патроны!.. Я что теперь, каждую «чеховскую» гильзу подбирать должен? Мужики говорят: сколько раз собирали «чеховские» боеприпасы, переписывали номера, и прочее, прочее – и что? Хоть кого в результате посадили? То-то и оно. Взорвать бы здесь всё к чёртовой матери! Да у меня и тротила столько нет. К тому же жить «чехи» всё равно здесь уже больше не будут. Да и… плевать. Так, фотки я сделал… Парни ништяками затарились, мне вот чётки янтарные подогнали. Да и вообще, о чём это я? Сайфутдинов тяжёлый, и Грымза еле на ногах держится, вот-вот в обморок хрястнется. Но он парень здоровый, выдержит»…
Морин продолжал размышлять, а слегка раздосадованный на грубость командира, но обрадованный тем, что ему наконец-то доверили вести за собой всю группу, Димарик, широко шагая, пересёк наискосок «чеховскую» базу, добрался до головняка, а точнее, оставшегося от неё младшего сержанта Морзобитова, радостно улыбнувшись, кивнул головой: «Двигаем»! – и, уже не обращая внимания, идут за ним остальные или нет, начал движение, причём чуть ли не перпендикулярно требуемому направлению.
Увидев, куда направил свои стопы Маркитанов, старший лейтенант Морин схватился за голову, но вовсе не удивился: а чему было удивляться, если патологическая неспособность Димарика ориентироваться в лесу стала уже аксиомой, не требующей доказательств? Именно эта особенность и послужила тому, что старший сержант оказался во второй тройке ядра. Командир группы решил не вмешиваться – по крайней мере, до тех пор, пока отклонение от маршрута не станет угрожающе большим.
Тем временем Маркитанов спускался под откос, иногда прихватывая рукой ветки растущего на нём орешника и, казалось бы, рассеянно обводя взглядом окружающее пространство. Но вот в кроне дерева произошло какое-то движение, Димарик тут же повернул туда ствол своего «АКМСа», но, поняв, что это перепрыгнула с ветки на ветку птица, он улыбнулся, и выражение его лица вновь приняло вид совершенно рассеянного созерцания. Мысли его находились где-то далеко-далеко, вне пределов этого влажного и неприветливого леса.
– Чи! – окликнули сзади.
– Чи? – вздернув подбородок, тут же повернулся к окликнувшему Димарик.
Шедший вторым младший сержант Морзобитов скорчил мину и жестами передал команду «замедлить шаг». Маркитанов с пониманием кивнул, вздохнул и дальше пошёл уже медленнее. По-другому было и нельзя: несущие носилки с Сайфутдиновым разведчики не могли выдержать темпа, изначально заданного Димариком.
К немалому удивлению Морина, несмотря на все петляния Димарика, к месту эвакуации группа вышла даже быстрее, чем рассчитывал сам старший лейтенант. Их уже ждали – колонна из двух «Уралов» и сопровождающего БТРа стояла на обочине, фыркая двигателями. Рассыпавшись по сторонам, ведя наблюдение в разных направлениях, замерло за укрывающими кустами боевое охранение. Поднявшийся первым Димарик приветливо помахал рукой водителю БТРа, контрактнику из Чувашии Алексею Игошину, с которым давно был в приятельских отношениях, и после этого, привалившись к стоявшему у обочины дереву, прильнул к уже почти пустой фляжке.
– Уф, хорошо! – заключил он, допив воду и убирая фляжку обратно в висевший на поясе чехол.
– Иди сюда! – окликнул его Игошин, призывно размахивая поднятой вверх рукой, в которой была зажата бутылка с вытащенной из чрева брони минералкой.
– Иду! – откликнулся на призыв водителя Димарик, но, прежде чем сдвинуться с места, обернулся, чтобы убедиться в благополучном завершении подъёма остальными разведчиками.
– Денис, раненых в «…пятьдесят седьмой» «Урал», – скомандовал выскочивший навстречу группе старший лейтенант Мошкин, тощие плечи которого, казалось, с трудом удерживали висевшие на них «АКМС» и медицинскую сумку.
– Слышали? – обернулся Морин на тащивших носилки разведчиков: – В «…пятьдесят седьмой»…
– Так точно! – отозвался кто-то из поднимающихся спецназовцев, и старший лейтенант удовлетворённо хмыкнул.
– Грузитесь. В темпе.
– Промедол колол? – уточнил у Морина подбежавший к лежавшему на самодельных носилках Сайфутдинову отрядный медик.
– Да, – коротко сообщил группник и, присаживаясь на корточки, слегка поморщился: у него пощипывало поцарапанное осколком плечо.
– Сколько? – продолжал допытываться старший лейтенант медицинской службы, на что группник, вытирая с лица пот, выдавил:
– Два.
– Обоим? – продолжал допытываться Мошкин.
– Да, каждому. – Морин тяжело дышал, крайний подъём тяжело дался и ему, и его бойцам.
– Сознание не терял? – склонился над раненым Сайфутдиновым Мошкин.
– Не-е-ет, – медленно шевеля губами, отрицательно качнул головой тот.
– Лежи, молчи, всё будет нормально. – Успокаивая сержанта, доктор меж тем быстро его осматривал, предполагая возможные последствия ранения. – Крови много потерял?
– Не очень, – отозвался кто-то из первой тройки ядра.
– Хорошо! – удовлетворённо пробормотал Мошкин, тем не менее вытащил из сумки пакет с физраствором. Прежде чем ввести иглу капельницы, бросил быстрый взгляд на баюкающего свою руку второго раненого, сделал успокоительный жест рукой и снова обратил всё внимание на Сайфутдинова.
– Артём, что скажешь? – Бойцы потащили тяжелораненого к машине, а командир группы приблизился к идущему вслед за ними Мошкину.
– Нормально у него всё будет. Вот у второго – Грымзы – это ещё как сказать, там кость… Рентген покажет. А Сайфутдинов до конца командировки в строй вернётся. Так что…
Чувствуя себя виноватым, но при этом машинально отмечая знание доктором фамилий бойцов, Морин негромко поблагодарил:
– Спасибо…
– За что? – непритворно удивился доктор, и Денис, пожав плечами, пояснил:
– Да вот, успокоил… – и, не пытаясь что-либо объяснить или узнать, прибавил шаг, обгоняя Мошкина и спеша к ожидающей его группу машине…
Погрузка закончилась быстро. Не глушившие моторов машины рванули с места и, дружно развернувшись, понеслись в обратный путь. Первый боевой выход для моринской группы закончился.
А вечером два Петровича, сидя у доктора в палатке, пили «мировую». Банка пива, прихваченная с собой Мориным, была отложена в сторону, и пили они спирт, припасённый на всякий случай Мошкиным. Справедливости ради надо сказать, что пил в основном Морин, а Артём Петрович подливал да тайно вздыхал, глядя, как тают его сокровенные запасы.
Наутро группник почти ничего не помнил, а «Доктор бледная смерть», глядя на опустошённую склянку, решил, что в этой части он больше никогда ни на кого обижаться не будет – в конце концов, ведь всё равно придётся мириться. Но в целом примирение двух старших лейтенантов прошло успешно.
