Путешествие парижанки в Лхасу

нет ничего общего с бесплодными заснеженными областями Тибета, простирающимися к северу от Гималаев, и хоть ему недостает сурового величия тех мест, зато здесь легче и приятнее жить.

Во время восхождения на гору мы говорили с крестьянами, трудившимися в полях по обочинам дороги, затем несколько часов шли по лесу и, наконец, преодолели перевал Тондо-ла, расположенный приблизительно на высоте 3360 метров.

В тот же вечер, впервые с тех пор, как мы покинули Юньнань, мы отважились поставить свою маленькую палатку.

На следующее утро перед нашим взором предстал Наг-Чу, стремительно струивший свои воды по глубокому ущелью и вливавшийся в Жиамо-Наг-Чу. Мы перешли через реку по прочному консольному мосту.

И тут нас догнала большая группа паломников; они принялись осаждать моего юного спутника, требуя, чтобы он предсказал им будущее и ответил на вопросы, которые их занимали. Отказ удовлетворить подобную просьбу расценивается как преступное бездушие со стороны ламы, которого считают способным ее исполнить. Йонгден был вынужден часто следовать этому обычаю, но он никогда не забывал перемежать традиционные обряды крайне простыми рассуждениями о подлинном буддийском учении, пытаясь таким образом хоть немного поколебать суеверные предрассудки, глубоко укоренившиеся в душах его слушателей. Когда к нему обращались по поводу больных, он давал также полезные советы, касавшиеся чистоты и гигиены.

На сей раз мне пришлось ждать более получаса, сидя у подножия скалы желтоватого цвета, которую солнце испепеляло своими жгучими лучами. Ламе не удалось отделаться от рьяных любителей гадания. Одни спрашивали Йонгдена, все ли в порядке с их скотом, пока они отсутствуют; другие, стремясь увековечить память о своем паломничестве с помощью нескольких камней для мендонга, воздвигнутого при входе в их деревню, хотели узнать, какие надписи принесут им больше всего успехов и благополучия. Как обычно, задавались самые нелепые вопросы.

В заключение к ламе подошла некая девушка, изнуренная долгой ходьбой; из-за распухших ног она могла двигаться лишь очень медленно и боялась отстать от своих спутников. Девушка страстно желала выяснить, обретет ли она прежнюю бодрость и сможет ли ходить без труда. Ее пожилая мать настаивала на том, чтобы ей открыли имя демона, из-за козней которого распухли и одеревенели ноги дочери. Ни старуха, ни девушка и никто из их спутников ни за что не соглашались признать, что это несчастье явилось естественным следствием длительного перехода по ужасным дорогам.

Мой приемный сын начал совершать обряд в строго традиционной манере.

— Я понимаю, в чем тут дело, — сказал он, завершив ритуальные действия. — Существует способ избавить эту девушку от терзающего ее демона, хотя он и принадлежит к разновидности чрезвычайно хитроумных духов. Пусть все выслушают меня очень внимательно, чтобы хорошенько запомнить, что я скажу.

Паломники немедленно обступили моего «колдуна»; одни уселись у его ног, другие остались стоять, прислонившись спиной к скале; все они застыли и напряженно слушали, стремясь правильно понять смысл предписаний ньёншеса[46] отчего их загорелые лбы покрылись морщинками.

— Вы встретите на своем пути шёртен, — заявил Йонгден (это предсказание не могло не исполниться, ибо шёртены встречаются в Тибете на каждом шагу). — В этом месте вы сделаете привал, и больная девушка будет сидеть возле шёртена три дня, укрывшись в тени, чтобы солнечные лучи не падали ей на голову. Три раза в день; на заре, днем, когда солнце будет в зените, и на закате — вы должны собираться, чтобы читать дёльма[47]. Те, кто не знает дёльма, будут повторять мани. Во время чтения больная должна трижды обойти вокруг шёртена, и, за исключением этих коротких прогулок, ей нельзя двигаться в течение трех дней. Совершив обход, девушка должна плотно поесть; ее ноги следует растереть в теплой воде, куда вы бросите щепотку песка из святого монастыря Самье, которую я вам дам. Когда это будет сделано, нужно осторожно удалить землю, намокшую во время процедуры, положить ее в глубокую яму, вырытую в отдалении, и забросать другой землей и камнями, чтобы освященная вода унесла с собой дьявольскую силу. Если демон не будет изгнан и больная будет по-прежнему страдать, значит, вы совершили ошибки во время ритуальных действий. В таком случае вам придется снова проделать их возле следующего шёртена.

Послушайте еще, что я вам скажу. Никто из вас не должен оставлять своих спутников, до тех пор пока все вы не доберетесь до родных мест. Я вижу, что демон немедленно бросится в погоню за тем, кто уйдет от девушки, чтобы отомстить этому человеку, помешавшему ему поступить с ней так, как ему было угодно.

Я сообщу матери больной дзунг, и, повторяя это слово, она сможет защитить не только свою дочь, но всех вас до тех пор, пока вы будете держаться вместе.

Паломники чувствовали себя на седьмом небе. Лама говорил так долго, что они до конца не поняли и не запомнили того, что он сказал, но это, безусловно, означало, что его мудрость неисчерпаема.

Затем Йонгден приказал всем удалиться, оставив лишь пожилую мать, чтобы сказать ей волшебное слово.

— Бха!.. — оглушительно закричал он ей на ухо, грозно вращая при этом глазами.

Простодушная женщина, дрожавшая от страха и в то же время довольная тем, что может больше не опасаться злых духов, бросилась к ногам ламы, выражая искреннюю признательность, а затем отправилась в путь вслед за другими паломниками. Поднимаясь в гору, она твердила волшебное слово «sotto voce»[48], стараясь воспроизвести интонацию своего наставника.

— Бха!.. бха!.. бха!.. — бормотала она, но вскоре «а» превратилось в «е», в «и», и в конце концов слово стало звучать как блеянье охваченной тревогой козы: «бе… бе…»

Я сделала вид, что поправляю свою подвязку, и вдоволь посмеялась, закрыв лицо широкими рукавами своего плотного плаща.

— В чем дело? — сказал Йонгден с улыбкой, когда я подошла к нему. — Бедняжка получит удовольствие от трехдневного отдыха, легкого массажа и нескольких сытных трапез; это не принесет ничего, кроме пользы. Поскольку мать девушки, которая наверняка ее не покинет, знает драгоценную тайну дзунг, другие паломники, если потребуется, убавят ход и не вернутся домой без них. Это благородное дело, и, кроме того, разве вы сами не учили меня прибегать к хитрости во имя милосердия?

Он был прав, и мне нечего было ему возразить. Я тоже полагала, что таким странным образом он оказал неоценимую помощь бедной девушке.

…Добравшись до вершины скалы, мы увидели поля, раскинувшиеся там и сям, насколько хватал глаз, и деревню, расположенную совсем рядом, название которой мы узнали позже: она называлась Ке.

Большинство паломников уже добрались до нее, и несколько человек, повернув назад, поспешили к нам.

— О лама! — обратились они к Йонгдену. — Какой же вы искусный ньёншес чен! Вы верно предсказали, что нам скоро встретится шёртен. Вот он, и девушка уже сидит рядом с ним. Сделайте одолжение, выпейте чаю вместе с нами.

Я не припоминала, чтобы Йонгден говорил, что им «скоро» встретится шёртен. Обычно мой сын окутывает свои предсказания туманом, как подобает осмотрительному оракулу, но славные тибетцы сами придумали эту подробность, дабы приукрасить чудо.

Рядом с шёртеном располагался сельский монастырь, несколько обитателей которого вскоре узнали о дарованиях своего выдающегося собрата.

Наши паломники были отнюдь не нищими, а зажиточными землевладельцами. Они велели принести кувшины с ячменной водкой и принялись пить, в то же время рассказывая о диковинных вещах, якобы сотворенных моим простодушным спутником.

Каждый утверждал, что заметил еще более удивительные явления, чем те, что описывали другие; величина и красочность воображаемых чудес все возрастали. В конце концов один из странников заявил,