Путешествие парижанки в Лхасу

споткнуться об один из них означало неминуемо соскользнуть в поток и оказаться во власти его стремительного течения. Но юноша упорствовал. Вода так редко встречается в этих краях, убеждал он, нужно воспользоваться случаем и утолить жажду, иначе нам, быть может, еще долго придется страдать.

Его довод был не лишен оснований, но я предпочитала мучительную жажду риску утонуть и посему строго приказала своему приемному сыну, чтобы он отказался от этой мысли и немедленно перешел через небольшой мост, возникший перед нами.

Перебравшись через него, мы обнаружили, что другой берег менее обрывист. Здесь виднелись следы дороги, по которой легко было спуститься вниз; в стороне от нее валялись почерневшие камни, засыпанные золой, — признак того, что паломники иногда останавливаются в этом месте, чтобы перекусить.

Хотя время было дорого, я решила остановиться и выпить чаю, как вдруг нас окликнул голос из темноты. Мы остолбенели от ужаса. Кто-то был рядом, а мы с Йонгденом, споря, говорили по-английски, и даже очень громко. Слышал ли нас незримый незнакомец? Понял ли он по странным звукам неведомого ему, не китайского и не тибетского, языка, что по лесу бродят чужаки?

По его словам нельзя было это понять. Он предложил нам горячие угли, чтобы разжечь костер, и чашку горячего чая, пока наш не вскипел. То был обычный знак вежливости, которую тибетские странники проявляют ко всякому, кто проходит мимо места их стоянки.

Растерявшись, мы ничего не ответили. Другой голос осведомился:

— Кто вы такие? Почему разгуливаете ночью?

Мы по-прежнему никого не видели, но голоса доносились из огромного дерева. Я поняла, что, по- видимому, в дереве было большое дупло, которое этой ночью стало приютом для странников.

— Мы — паломники, — отвечал Йонгден, — докпа из Амдо, и не выносим здешней жары; когда мы выходим на солнце, у нас начинается жар. Поэтому мы дожидаемся ночной прохлады, чтобы закончить обход святой горы.

Это объяснение нашего странного поведения звучало вполне убедительно. Любопытный путник умолк, удовлетворенный ответом, но лама продолжил разговор:

— А вы кто такие?

— Мы тоже паломники.

— Ну, прощайте! — сказала я в свою очередь, чтобы закончить беседу. — Мы пройдем еще немного и сделаем остановку, когда снова увидим воду. Спасибо за чай, мы не хотим пить.

Это не было ложью. От пережитого волнения мы позабыли о жжении в пересохшем горле и думали только о том, как бы поскорее удалиться от своих собеседников, которых нам не удалось разглядеть.

Так закончилась наша первая встреча на пути в Лхасу. Мы радовались, что она не произошла раньше, когда мы еще находились на дороге из Лондре.

Сколь бы незначительным ни было это происшествие, оно послужило нам полезным уроком. Мы поняли, что даже ночные переходы не обеспечивают нам полной безопасности и мы должны всегда быть готовы объяснить причину любого из наших поступков так, чтобы не возникло никаких подозрений. Поэтому отныне мы говорили только на тибетском языке.

Мы шли уже несколько часов, так и не встретив ни одного ручейка, ужасно устали и шагали машинально, в сонном состоянии. В конце концов наши ноги отказались повиноваться. Усталость, голод, жажда и потребность в сне одержали верх. Следовало сделать привал.

Место, где мы находились, отнюдь не подходило для стоянки. Тропа здесь была чрезвычайно узкой и вилась вдоль бездны. Мы растянулись на земле, усеянной острыми камнями, стараясь сквозь дремоту не забывать о том, что лежим на краю пропасти.

Еще не рассвело, когда мы с Йонгденом взвалили на спины свои котомки, заменявшие нам подушки, и продолжили путь через лес, ускорив шаг, насколько это было возможно, стремясь отыскать ручей до того, как придется укрыться в чаще на целый день.

Вскоре у нас начались своего рода гонки с солнцем: казалось, что оно спешило взойти над вершинами гор, преграждавших путь его лучам, а мы старались опередить светило, стремясь преодолеть как можно более значительное расстояние до того, как его свет станет слишком ярким. Божеству суждено было одержать победу. Оно появилось над одной из вершин, скрытой от наших глаз листвой больших деревьев, под сенью которых мы шагали, и вскоре, поднимаясь ввысь, озарило и согрело лесную чащу. Давно было пора уйти с дороги. Люди, с которыми мы говорили ночью, могли нас догнать; тогда неизбежно завязалась бы долгая беседа, посыпались бы бесконечные вопросы и, что хуже всего, нас увидели бы при свете дня.

За дочё[16] окруженным флагами с мистическими надписями, простиралось какое-то небольшое плоскогорье. Мы пробрались туда сквозь кусты и оказались полностью укрытыми от взглядов тех, кто будет идти по дороге паломников. Мы нашли надежное укрытие. Но у нас по-прежнему не было воды. Устремив взгляд вниз, в незримую глубь долины, я заметила голубоватый дым, клубившийся между деревьями; когда я прислушалась, до меня донеслось отдаленное журчание бегущей воды. Видимо, путники или дровосеки устроили там утреннюю трапезу. Мысль о людях, которые ели и пили, усугубила страдание наших пустых желудков; Йонгден, не выдержав, решил рискнуть, взял котелок и вышел на дорогу, направляясь за водой.

Оставшись в одиночестве, я спрятала наши котомки под ветками, растянулась среди опавших листьев и усыпала ими свою одежду. Я так хорошо замаскировалась, что любой странник, бредущий по лесу, прошел бы мимо в двух шагах, не заметив меня. Даже Йонгден с трудом отыскал меня, когда вернулся с водой.

Мы с моим спутником отправились в путь в китайских платьях, которые носили во время путешествия по Китаю. Эта одежда не привлекала к нам внимания. Даже если бы меня увидел кто-то, с кем я уже встречалась или кто так или иначе распознал во мне иностранку, мой наряд не вызвал бы подозрений относительно наших планов. Большинство иностранцев, обитающих в отдаленных районах Китая, заимствовали свой костюм у здешних жителей.

Добравшись до этого места, мы могли с полным правом полагать, что отныне на нашем пути будут встречаться только совершенно незнакомые люди: тибетские паломники. Следовательно, лучше было затеряться в их толпе в качестве заурядных арджопа.

Арджопа называют паломников, в большинстве своем монахов, странствующих пешком с поклажей; эти люди тысячами бродят по Тибету, посещая места, которые издавна по какой-либо причине почитаются как святыни.

Среди них можно видеть некоторое количество подлинных бедняков и даже профессиональных нищих, маскирующихся под паломников, чтобы заполучить более щедрые дары; однако у большинства арджопа есть дом в родных краях и средства к существованию; тем не менее их доходы слишком незначительны, и они не могут позволить себе такую роскошь, как животные для верховой езды.

Я решила переодеться арджопа, так как в этом обличье, как ни в одном другом, можно было передвигаться, не привлекая к себе внимания. Йонгден — подлинный и образованный лама — должен был превосходно сыграть свою роль, а его престарелая мать (то есть я), которая предприняла не одно долгое паломничество по причине своего благочестия, не могла не показаться приятной особой и не вызвать к себе сочувствие.

Эти соображения определили мой выбор. Признаться, меня бесконечно привлекала полная свобода арджопа, которые не обременены заботами, связанными со слугами, лошадьми, багажом, и спят каждую ночь, где им вздумается, на свежем воздухе.

Теперь, когда десятимесячный опыт[17] позволил мне оценить и радости, и лишения, и тяготы этой красочной жизни, я полагаю, что более восхитительную жизнь невозможно себе представить, и считаю самыми счастливыми днями то время, когда я брела по горам и долинам чудесной Страны Снегов с нищенской сумой за спиной.