работала с наркоманами Восточного Лондона, прежде чем перебралась в Мемфис, обратила внимание на одну странность анти-наркотической политики США: в Лондоне, когда клиники стали выписывать меньше героина, наркоманы заменяли его амфетаминами, барбитуратами и другими веществами. Но в Вашингтоне и других городах, когда сократились поставки героина, и одновременно возникла острая нехватка амфетамина, никто не увидел ни малейшей связи между этими двумя наркотиками. Американцы считали британский прагматизм аморальной целесообразностью. Генеральный прокурор в администрации Никсона в 1972 году назвал такой прагматизм капитуляцией. Еще одним последствием войны с наркотиками эпохи Никсона стало увлечение Западом борьбой с наркотиками – или по крайней мере ее пропаганда – каждые два года, когда в Соединенных Штатах происходили президентские или парламентские выборы. Так, во время президентских выборов 1980 года повышенное внимание было привлечено к распространению метедрина в Филадельфии (которую совершенно ошибочно называли метедриновой столицей США), поскольку это было выгодно двум республиканским конгрессменам из богатых пригородных районов. В 1989 году на Гавайях поднялась паника относительно «ледышек» (метедрин для курения), которая затем перекинулась на остальные штаты. Это было отвечало интересам двух гавайских законодателей, которые старались превзойти друг друга в борьбе за кресло в Сенате США. Похожая история случилась с меткатиноном – наркотиком, синтезированным в лабораториях Германии в 1928 году. Спустя пятьдесят лет на этот препарат обратил внимание студент Мичиганского университета, проходивший послеучебную практику в компании «Парк-Дэвис», и скоро меткатинон стал культовым наркотиком в студенческом общежитии Энн-Арбор. Его называли «КОТ» (CAT), а также «Джефф» (Jeff) или «Губ» (Goob). Меткатинон обычно вдыхали, а иногда подмешивали в прохладительные напитки. Эта местная привычка к наркотику в 1993 году переросла в общенациональную проблему, вследствие действий одного-единственного политика.
В 1971 году началось Национальное исследование семьи и злоупотреблений лекарственными средствами. В отчете, опубликованном в 1972 году, говорилось, что семь процентов граждан самой молодой возрастной группы (от двенадцати до семнадцати лет) в течение последнего месяца курили марихуану, и это предполагало, что они употребляли ее регулярно. К 1974 году эта цифра составляла уже двенадцать, а к 1977 – почти семнадцать процентов. В 1972 году в возрастной группе от восемнадцати до двадцати пяти лет в течение последнего месяца марихуану курили 27,8 процента. К 1979 году эта цифра возросла до 35 процентов. Шестьдесят процентов из последней возрастной группы хотя бы один раз в жизни курили марихуану. В конце 1970-х годов и начале 1980-х американские штаты один за другим увеличили возраст, начиная с которого можно было легально употреблять алкоголь, до 21 года. Эти меры лишили молодежь доверия к запретительным законам и стимулировали спрос на марихуану как заменитель алкоголя (как случилось в Нью-Йорке в 1920-х годах). По мере того, как курильщиков марихуаны все труднее становилось выдавать за людей, имеющих отклонения от нормы, место наркоманов в правительственной иерархии злодеев заняли наркодельцы (которые, к счастью, в большинстве своем были иностранцами) и уличные торговцы (все – мерзкие преступники). Но нацеленность американской полиции на уличных дилеров имела смысл в том случае, если бы существовало четкое разграничение между продавцами и покупателями. Однако 44 процента из 204 ньюйоркцев, употреблявших каннабис, согласно опросу 1970 года, хотя бы однажды продавали марихуану. На рынке каннабиса дружба и продажа наркотика тесно переплетались.
Желание снизить наркоманию у среднего класса путем ужесточения наказания наркодельцов наблюдалось также в Европе, хотя и здесь, как писал Джон Маркс из ливерпульской наркологической клиники, большинство наркоманов одновременно и принимали, и продавали наркотики.
Законодатели на Капитолийском холме и в Европе начали делать различие между потребителями и поставщиками наркотиков. Это различие было основополагающим, когда министерство внутренних дел под руководством Джеймса Каллагэна, решило модернизировать сложный свод законов и постановлений, принятых, начиная с 1920-х годов. Законопроект о злоупотреблении наркотиками, подготовленный чиновниками в 1969-1971 годах, предусматривал более строгие наказания за поставку и более легкие – за хранение наркосодержащих веществ. Однако журналисты, как писал в 1970 году коллега Каллагэна Ричард Кроссмен, ввели министра в заблуждение. Вначале Каллагэн предлагал переклассифицировать наркотики по трем категориям: тяжелые, средней опасности (такие, как «пурпурные сердечки» и каннабис) и менее опасные. Кабинет министров согласился с ним в том, что наказания за хранение наркотиков второй категории следует смягчить, а за поставку – ужесточить. Затем произошла возмутительная утечка информации о том, что предложения Каллагэна якобы отклонили, и правительство собирается ослабить контроль за наркотиками, а также пойти на значительные уступки в отношении индийской конопли. Поскольку всеобщие выборы были неизбежны, Каллагэн решил проконсультироваться с коллегами по кабинету министров, стоит ли придерживаться первоначального плана. Отчасти из-за утечки сведений, отчасти под воздействием общественного мнения, он на сей раз предложил не вводить никакого смягчения наказаний за марихуану. Кроссмен писал, что стало очевидным – либо правительство пойдет на поводу у общественного мнения, либо нет. Голоса членов кабинета разделились по единственному принципу – образовательному. Все министры, кончавшие университет, голосовали против, остальные – за. Министры, не имевшие высшего образования остались в меньшинстве, но потерпев поражение в этом споре, Каллагэн выдвинул еще одно предложение. В результате правительство уступило, согласившись увеличить максимальное наказание за нарушение положений о каннабисе с трех лет до пяти лет. Кроссмен подчеркнул, что ни один член кабинета не отрицал принципов реформы. Просто было сказано, что народ не поймет шагов правительства, а оно в то время не могло себе позволить идти по этому вопросу против общественного мнения.
Контролируемые наркосодержащие вещества делились на три класса. В класс А входили опиум, героин, морфин, метадон, галлюциногены наподобие ЛСД и метедрин. Их незаконное хранение наказывалось тюремным заключением сроком до семи лет, штрафом или тем и другим вместе. Наркотики класса В включали кодеин, каннабис и амфетамины. Максимальным наказанием было тюремное заключение сроком до пяти лет, штраф или то и другое вместе. Максимальное наказание за хранение веществ класса C предусматривало тюремное заключение сроком до двух лет, штраф или то и другое вместе. Умышленное участие в незаконном производстве или поставках контролируемых наркотиков (в том числе приспособлений для курения опиума или каннабиса) стало расцениваться как преступление. Правонарушением стало также хранение контролируемых веществ (законное или незаконное) с целью снабжения других лиц. Оно каралось максимальным тюремным сроком до четырнадцати лет (или штрафом, или тем и другим вместе) за преступления, связанные с веществами класса А и В и пятью годами – за класс C. Правительство настояло на том, что галлюциногенные вещества (в том числе ЛСД и каннабис) практически не имели лечебных свойств – лицензии на их использование выдавали редко, сами препараты жестко контролировались. Министра внутренних дел наделили полномочиями, которые позволяли начинать процедуру лишения врачей права хранить или назначать определенные контролируемые наркотики. Закон о злоупотреблении наркотиками вступил в полную силу в июле 1973 года.
В Соединенных Штатах после смещения Никсона послышались слабые протесты против войны с наркотиками – как и против многих других шагов его убогого режима. Более прагматичный подход в анти- наркотической политике стал очевидным в 1977 году, когда президент Джимми Картер (род. 1924) выступил за отмену всех федеральных уголовных наказаний за хранение небольшого количества марихуаны. Обращаясь к Конгрессу, он сказал, что наказание за хранение наркотика не должно быть более разрушительным для личности, чем сам наркотик. Администрация Картера была уникальной в том, что была достаточно смелой и реалистичной, чтобы признать неэффективность запретов в борьбе против наркомании. Однако политика президента закончилась крахом, когда в 1978 году его специальный помощник по вопросам здравоохранения был вынужден подать в отставку после того, как непонятным образом выписал своему заместителю не содержащий барбитураты снотворный препарат метаквалон, который продавался в США под торговой маркой «Кваалюд», а в Европе – «Мандракс».
События получили более печальное развитие в 1979 году, когда администрация Картера поставила оружие моджахедам, боровшимся против советского вторжения в Афганистан. Это была ошибка, сравнимая с ошибкой ЦРУ в Лаосе – моджахеды покупали оружие на деньги, полученные от продажи опиума (в чем им помогало ЦРУ), и к 1980 году шестьдесят процентов героина в США имело афганское происхождение. Эта страна до конца ХХ века оставалась крупнейшим поставщиком опиума на планете. По оценке Центрального
