пекинское правительство отказаться от запрета на импорт наркотика. Президент США Джон Квинси Адамс заметил в 1841 году, что опиум был лишь предлогом, но не причиной войны. Инцидент с арестом иностранных наркоторговцев можно было сравнить с «Бостонским чаепитием», [9] которое также не было причиной Североамериканской революции. Дипломатические инструкции лорда Пальмерстона также были предельно ясными: британское правительство не собиралось предъявлять каких-либо требований по вопросу торговли опием, так как не хотело вмешиваться во внутренние дела Китая. Пекинское правительство имело полное право запретить импорт опиума, а британские подданные, замешанные в контрабанде наркотика, должны были нести за это полную ответственность. Проблема опия не упоминается и в Нанкинском соглашении, подписанием которого в 1842 году завершилась первая англо-китайская война.
Уильям Гладстон[10] был одним из политиков, возражавших против поставок опиума. Он боялся, что Бог покарает Англию за несправедливое отношение к Китаю, и считал, что опиумная политика проводилась неверно со времен Гастингса и Бентинка. В парламентской речи 1840 году Гладстон осудил «несправедливую» войну, развязанную для защиты печально известного экспорта опиума. «Если британский флаг не будет подниматься нигде, за исключением китайского побережья, мы должны будем взирать на него с ужасом и отвращением, и никогда больше при виде него не чувствовать гордости и радостного волнения». Тем не менее, сам Гладстон, произнося этот образчик ораторского искусства, скорее всего, находился под влиянием наркотика – он часто принимал опийную настойку перед выступлением в палате общин. Как и упомянутый выше адвокат, Томас Эрскин, Гладстон полагал, что опиум взбадривает и помогает сохранять самообладание перед аудиторией. Лорд Рандольф Черчилль (1849-1695) сравнивал речи Гладстона с принятием морфия: ощущения сверхчувственные, но пробуждение тяжкое.
В истории наркотиков почти не рассматриваются стратегические последствия первой Англо-китайской войны. Ключевым результатом Нанкинского соглашения было смещение Маньчжурской династии и разделение Китая на сферы влияния иностранных держав в 1889 году. Но все это имело второстепенное значение. Основную роль сыграл сам факт войны. Отношение к Востоку и опиуму изменилось навсегда. Королева Виктория (1819-1901) считала Восток «варварским, жестоким и опасным». Красочные описания китайских курилен опиума, которые начали появляться в лондонской прессе с 40-х годов XIX столетия, послужили причиной нетерпимого отношения к британским наркоманам. В 1842 году один англичанин из Малакки писал:
«Курильни опиума представляют собой самое жалкое и презренное зрелище. Они открываются в шесть часов утра и закрываются в десять вечера. В каждой стоит от четырех до восьми бамбуковых лежанок с грязными подстилками из пальмовых листьев. В изголовье находится узкая бамбуковая подставка, на которую кладут голову. В центре каждой курильни стоит маленькая лампа, над которой раскуривают трубки и которая рассеивает мглу в этом прибежище порока и нищеты. На старом столике стоят несколько чашек, чайник и кувшин с водой для курильщиков».
В этих воспоминаниях приводились зловещие подробности о колебаниях цен на наркотик. Автор писал, что высокие пошлины в Пенанге увеличили спрос на опиум. В связи с этим количество убийств и других преступлений, связанных с добыванием денег на наркотики, увеличилось в четыре раза. В мемуарах утверждалось, что курение опиума у китайцев поощрялось, так как оно препятствовало распространению гомосексуализма. В частности упоминалось, что родители приучали к наркотику детей, чтобы они не стали жертвой других, более мерзких пороков, которым китайцы подвержены больше, чем другие народы.
Такие заявления имели большое значение в эпоху, когда мужская плодовитость была экономической необходимостью и традиционным достоинством. Дурная репутация китайских наркоманов все больше закреплялась за британскими. Признание потребления наркотиков как бесполезной и расточительной привычки полностью совпадало с настроениями Британии – прогрессивной, динамично развивающейся державы, которая строила индустриальное общество. Такое признание отражало всеобщую заботу о традициях, условиях жизни и общественном здоровье в больших и малых промышленных городах. Итог индустриализации подвел в 1818 году Кольридж. Он писал, что состояние общества характеризуется сильным притеснением со стороны богатых. Со стороны бедных – драки, скандалы, мятежи и отказ от всех личных и общественных обязанностей. Для Карлайла в 1829 году это была эпоха машин «в прямом и переносном смысле этого слова». В индустриальной экономике время стало товаром. Опоздания и задержки были преданы анафеме.
Французский мыслитель, граф Клод-Анри де Сен-Симон (1760-1825) предлагал, чтобы в роли духовных руководителей нации вместо архиепископов выступили лидеры промышленности, чтобы мерилом искупления грехов стал продуктивный труд и чтобы целью общества была организация его граждан, направленная на производства полезных продуктов. В 1826 году ученики Сен-Симона учредили журнал «Производитель», получивший значительное влияние в английском обществе, глубоко антагонистичном неорганизованности и употреблению наркотиков. Один из последователей Сен-Симона писал в 1844 году, что праздное времяпрепровождение чуть ли не изнуряет рабочего человека.
«Его дом под облачным небом может быть окружен зеленью, в нем может царить аромат цветов и звучать щебетанье птиц, но если рабочий ничем не занят, ему будут недоступно очарование уединенности. Однако если его слуха вдруг достигнет громкий гудок отдаленной фабрики, если он услышит монотонный стук машин в цеху, лицо его немедленно светлеет. Он больше не чувствует изысканные ароматы цветов. Дым, валящий из высокой заводской трубы, буханье парового молота приводит его в восторг. Он вспоминает счастливые дни работы».
Постепенно получала признание идея того, что опиум делает мужчину бесплодным или женственным. Лондонский токсиколог Энтони Тодд Томпсон (1778-1849) заметил в 1831 году, что применение опиума для поднятия духа давно стало обычным в Турции, Сирии и Китае. В последнее время оно, к сожалению, распространилось в Англии, особенно среди женщин. Врач Вестминстерской больницы Джон Парис (1785- 1856) в 1843 году также утверждал, что лондонские прожигатели жизни привыкли принимать наркотик, чтобы поддержать силы при легкомысленном времяпрепровождении. Женственность мужчин начали связывать с сексуальными предпочтениями только в конце XIX века, а пока ее приписывали «умеющим жить» денди, подобным Булвер-Литтону. Вот как его описывали в 1836 году.
«Зашел к Булверу в очаровательные апартаменты в Олбани. Он был одет в домашнее платье щегольского, но прискорбного стиля, с трубкой кальяна во рту. Его волосы и бакенбарды были тщательно причесаны. Мне было жаль, что этот умный человек благородного происхождения поддался таким мелочным, недостойным его интересам. Его поведение было чрезвычайно открытым, мужественным и сердечным, оно никак не соответствовало его внешности».
В 30-х годах XIX века члены Комиссии по расследованию деятельности фабрик задавали врачам из промышленных районов следующий вопрос: «Часто ли заводские рабочие позволяют себе употреблять опиум как средство роскоши»? Стоит обратить внимание, что немедицинское применение опия беднейшими рабочими характеризовалось как роскошь. Однако они использовали наркотик не для того, чтобы потворствовать своим капризам, подобно Георгу IV или Булвер-Литтону, а чтобы облегчить тяготы повседневной жизни. Один заводской врач из Манчестера ответил, что принимает все меры, чтобы его рабочие как можно меньше принимали опиум в любой форме. Хирург из Дерби поддержал коллегу, сказав, что у них в городе наркотик употребляют не слишком часто – большинство наркоманов не работают на фабриках, а бездельничают.
Женщины в XIX веке, стараясь сохранить свое место в патриархальном укладе, прибегали к опийной настойке. Сестра Гладстона, Хелен (1814-1880), была потрясена, когда ее жених признался, что родители не позволят им жениться. Атмосфера в доме всегда была для Хелен слишком тяжелой, но когда она стала невыносимой, сестра Гладстона попыталась найти утешение в католицизме. Отец и брат были категорически против, и она, стремясь покончить со своим беспомощным положением в семье, начинает постоянно путешествовать в сопровождении личного врача. У Хелен существовал еще один ситочник
