помешательства произошел у человека, не привыкшему к действию наркотика… Помешательство, вызванное долгим и неумеренным потреблением ганджи, также имеет свои особенности. Пациенты смеются, ведут себя неестественно, их переполняет ощущение благополучия. Они, как правило, находятся в хорошем настроении, на них можно положиться. В большинстве своем такие пациенты выздоравливают после изоляции и лишения наркотика. Индийские сумасшедшие дома характеризуются подавляющим числом именно таких случаев – счастливыми, забавными душевнобольными».
Миссионеры с отвращением относились к каннабису за пробуждаемое им сладострастие. Один из них свидетельствовал, что умеренное использование наркотика вызывает сексуальное возбуждение, которое может нанести большой вред. «Грех курения ганджи искушает множество молодых людей, юнцов и даже мальчиков, которые пользуются наркотиком только для того, чтобы чрезмерно предаваться сексуальным порокам. Несомненно, что в результате этого появляется большое количество импотентов». Этот миссионер проклял бы рассказ Оскара Уайльда о путешествии в Алжир в 1895 году вместе со своим любовником, лордом Альфредом Дугласом (1870-1945): «Мы с Бози пристрастились к гашишу. Это исключительное удовольствие – три затяжки, а затем покой и любовь». Для них любовь означала половой акт с красивыми мальчиками.
Комиссия Янга дала оценку возможности запретить наркотики на основе индийской конопли. Свидетельства, которые она получила относительно вероятной замены их альтернативными наркотиками, были достаточно убедительными. Генри Клиссолду Уильямсу (1848-1927), бывшему инспектору полиции и тюрем в Ассаме, не нравилось курение ганджи, но он полагал, что если запретить ее, то большинство курильщиков наверняка перейдет на что-то иное. Свидетель-индиец согласился, что курильщики ганджи заменят ее каким-либо другим местным растением, например, дурманом, который комиссия сочла более вредоносным. Запрещение препаратов конопли, по мнению И.В. Уэстмакотта, потребует целой армии детективов, вызовет огромное недовольство потребителей наркотика, а сам наркотик, выращенный и изготовленный подпольно, будет плохого качества.
Сторонники воздержания от наркотиков также давали в комиссии громкие показания, но были выслушаны без симпатии. Самыми непримиримыми противниками каннабиса были те, кто боролся со всеми без исключения интоксикантами. Генерал-майор Монтаг Миллетт (1837-1901), убежденный трезвенник, тридцать лет прослуживший в управлении полиции Пенджаба, был экстремистом. Примером для него служили недавние законотворческие эксперименты в США. Он считал, что в условиях полного запрещения люди будут счастливее и нравственнее. «Государству для этого не нужно бояться быть деспотичным… чтобы укрепить свою мощь, нужно искоренить все порочные привычки. Государство много потеряет, если встанет на сторону зла, оно ни в коем случае не пострадает, если будет растить добро». Сторонники запретов, такие как Миллетт, были прообразом американских борцов с наркотиками ХХ века – их картинный экстремизм, честолюбивые цели и ложную уверенность в собственной правоте увидели обе комиссии – и Брасси, и Янга. Меры, предлагаемые такими борцами с наркоманией, они расценили как нецелесообразные, неэффективные и ведущие к противоположному результату.
Доклады обеих комиссий предлагали разумные альтернативы запретам, они могли послужить достойным примером политикам ХХ столетия. Необходимо, однако, признать, что проведенные исследования относились к экономически неразвитому обществу, в то время как к 90-м годам XIX века в Западном мире развиваются новые важные тенденции. Начинает проявляться любопытство интеллектуалов в отношении психоактивных веществ. Примером может быть употребление пейота в экспериментальных целях – Луисом Левиным в Германии, Вейром Митчеллом в США и некоторыми литераторами в Англии, в том числе, Хейвлоком Эллисом. Пейот представляет собой небольшой, не имеющий колючек кактус, произрастающий в пустынях Мексики и США и содержащий галлюциногенный алкалоид – мескаль. Митчелл и Эллис описывали свои галлюцинации с волнением пуританина, пытающегося маскировать полученное удовольствие заботой о научных изысканиях.
Однако их опыты имели второстепенное значение по сравнению с другой важной тенденцией в истории наркотиков, которая проявилась в конце ХХ века, и впервые была замечена в западных городах Америки в 70-х годах. Эта тенденция заключалась в использовании наркотиков для вызова власти (включая родительскую) и внутреннего подрыва общества. Коротко говоря, это была игра в злодеев. В 1897 году Оллбатт писал, что в мире существует множество примеров такой непокорности, и отождествил ее с формированием новой группы людей, «которые издалека чувствуют одурманивающие вещества – как охотничья собака зверя – и, желая удовлетворить любопытство своих эмоций, тщательно и до конца исследуют воздействие всех их типов». Неважно, использовали ли эти «невротики» морфин, алкоголь, хлорал или кокаин – интоксикации с последующим возбуждением или расслаблением нужно было достичь любой ценой, причем каждое новое открытие сопровождалось рецидивом любопытства. Оллбатт, предсказавший опасность подкожных инъекций морфина, оказался таким же прозорливым в отношении нового типа наркоманов: чрезмерно любопытные, ищущие новых ощущений правонарушители с притупленной совестью и, возможно, определенной театральностью в своих порочных действиях. Оллбатт хотел сказать, что, имея в виду наркоманию, ХХ век будет принадлежать непокорным.
Глава 7
Зарождение запретов
Те, кто стремится запретить порок, запрещают также добродетель, поскольку противоположности, хотя и уничтожаются, являются залогом взаимного существования друг друга.
Когда предостережения и осуждения постоянно ведут воображение к пропасти порока, люди сами бросаются в нее – просто из-за страха упасть.
В 1911 году учитель географии в шахтерском районе Девоншира заметил, что на уроке большинство детей дремлет или спит. Помахивая указкой, он потребовал у одного из них объяснения. Тот ответил, что один ученик принес в класс флакон опийной настойки и дал попробовать наркотик всем, кто захочет. Когда нарушитель дисциплины, дабы избежать порки, выскочил из класса, учитель крикнул ему вслед: «Тебя, в конце концов, повесят, Перси Топлис!» На самом деле беглец умер меньше чем через десять лет на обочине сельской дороги. После серии преступлений, начавшихся с безбилетного проезда на железной дороге, мошенничества и наконец убийства, Перси Топлис (1896-1920) попал в засаду и был застрелен полицией. Однако случай в начальной школе Южного Нормантона положил начало юношеской наркомании и преступности. Исследование, проведенное в городской больнице Филадельфии, выявило одного пациента, который впервые попробовал кокаин в шестнадцать лет, и пятерых, пристрастившихся к наркотику в семнадцать лет. Один пациент начал употреблять героин в пятнадцать и один – в семнадцать лет. В 1926 году пришло сообщение из Нового Орлеана (а вскоре также из Чикаго), что сигареты с марихуаной продавали школьникам и другим несовершеннолетним любителям острых ощущений. Такие сообщения публиковались все чаще. К 1926 году зависимость от кокаина среди беспризорников в Москве приняла угрожающие размеры и там открыли специальную клинику для детей-наркоманов. Когда Андре Жид в 1927 году посетил Цюрих, он обратил внимание на большое количество курильщиков опиума и кокаинистов. Швейцарский журналист объяснил ему, что они начинали употреблять наркотики в последнем классе гимназии, в возрасте шестнадцати-семнадцати лет. Он лично знал одного наркомана, которого преподаватель поймал со шприцем в руках во время выпускного экзамена. На допросе юноша сознался, что начал делать инъекции во время учебы. «Думаете, можно выдержать лекции N без того, чтобы не уколоться?», с улыбкой спросил он.
Потребление наркотиков стало ритуалом взросления. Многие прошли эту фазу, сумев не получить
