Выращивание опийного мака было географически гораздо более распространенным, чем выращивание коки – особенно после заявления вице-короля Индии. В феврале 1926 года он объявил, что его правительство в течение десяти лет будет ежегодно сокращать экспорт индийского немедицинского опиума с тем, чтобы прекратить его в 1937 году. Отчасти это решение было принято под давлением министерства внутренних дел – Делевинь выступал против экспорта индийского опиума во французский Индокитай, поскольку тамошние власти вели нечестную игру с поставками наркотиков. В Персии одну четвертую всего экспортного объема и одну двенадцатую часть государственных доходов составляли прибыли от продажи опиума, однако экспорт индийского опиума падал, так как вырос спрос на персидские поставки. Отношение европейских стран к производству опия в Персии было благосклонным. В 1913 году английский чиновник колониальной администрации, сэр Арнольд Уилсон (1884-1940), посетил султана Луристана.
«Это был человек средних лет, с ясным умом, который умел заставить людей подчиняться себе, серьезный и заядлый курильщик опиума и прекрасный собеседник. Мы пили кофе, чай, легкие прохладительные напитки и непринужденно обсуждали нынешние смутные времена, цену на древесину… и относительные достоинства винтовок Маузер и Ли Энфилд».
В 1920-х годах, будучи тегеранским директором Англо-Персидской нефтяной компании (Anglo-Persian Oil Company), Уилсон защищал потребление опиума. Он полагал, что существование в западных странах немногих слабоумных наркоманов – плохой повод для подрыва персидской экономики путем законодательства, направленного против этой страны. Персия постепенно становилась все более значимым поставщиком опия на Дальний Восток. Ключевой фигурой в обороте этого наркотика был Хасан Немази (род. 1860?) – подданный Британии индийского происхождения, живший поочередно в Гонконге, Бомбее и Ширази.
«Опиумное кольцо» Немази контролировало продажу опиума на Дальнем Востоке. Еще до заявления вице-короля Индии стоимость экспортируемого опиума из персидского порта Бушир составляла в 1922-1923 годах 664 340 фунтов стерлингов, а в 1923-1924 годах – 1 246 466 фунтов. Почти половина экспорта, согласно таможенным документам, была предназначена для России, откуда наркотик распространялся по странам Дальнего Востока. В 1930-х года большие поставки из Бушира шли в Японию, где опий перерабатывался в героин.
Заявление вице-короля от 1926 года открыло также большие возможности для нелегальных поставок китайского опиума. Труднее стало проводить в жизнь правительственные программы, направленные на снижение традиционного курения опия. Финансовый советник сиамского правительства, сэр Эдвард Кук (1881-1955), жаловался в 1927 году, что импульсивный шаг Индии, который удостоился ничего не значащих аплодисментов в Женеве, усложнил задачу снизить курение опиума для тех правительств, которые искренне пытаются добиться эффективного контроля над этой зависимостью. Он говорил, что незаконные поставки опиума, в основном из Китая, рекой льются в Сиам – частью морем, а частью наземными перевозками с севера. Эти поставки вынудили Сиам отложить регистрацию опийных наркоманов и их регулируемое снабжение. Они также увеличили коррупцию среди чиновников. Результаты заявления вице- короля о прекращении экспорта индийского опиума вкратце изложил дипломатический обозреватель в 1927 году. Он писал, что Гонконг, находившийся на границе с Китаем, наводнен контрабандным опиумом. Чтобы избавиться от него хотя бы частично, понадобилась бы многочисленная и дорогостоящая таможенная служба. Контрабанда незаконного опия достигла колоссальных размеров. По мере ее роста возрастало и количество заключенных, пока тюрьмы не переполнились «искусственно созданными преступниками». За десять лет ситуация значительно ухудшилась. Лорд Тальбот де Малахайд (1912-1973) отмечал в 1937 году, что Гонконг стал центром высоко организованных поставок опия-сырца и очищенного опия. Ситуация в Гонконге была устрашающей. С одной стороны, там не выращивали опиумный мак, а государство не изготавливало и не очищало опиум. Хотя государственная монополия на торговлю очищенным опиумом существовала, было зарегистрировано всего 1194 курильщика и ни одной курильни. С другой стороны, было подсчитано, что в Гонконге имелось около трех тысяч подпольных мест для курения, в половине которых курили героин. Курильни были запрещены здесь с 1910 года. При населении в один миллион человек (98 процентов которых били китайцами) в Гонконге было 24 тысячи героиновых наркоманов и сорок тысяч курильщиков опиума. Только в 1936 году правительство конфисковало 3,6 миллиона героиновых таблеток. Тюрьмы не вмещали всех арестованных.
После заявления 1926 года, кроме Персии и Китая, появились и другие источники снабжения опиумом. Наркодельцы сконцентрировались на Балканах: рост посевов опийного мака произошел в Сербии, Турции и Болгарии. В 1924 году сбор опия в южной Сербии (в то время носившей название королевства Сербии, Хорватии и Словении) достиг 38 400 килограммов, в 1925 году он почти удвоился. Содержание морфина в сербском опиуме составляло 13 процентов по сравнению с 9 процентами в азиатском, что делало его крайне привлекательным для поставщиков. Мак стал распространенной сельскохозяйственной культурой, поскольку его урожай приходился на то время, когда крестьяне не были заняты другой работой. Более того, в сборе опия могли участвовать женщины и дети, он давал быстрый доход, а если посевы уничтожала зимняя непогода, мак можно было высеять весной. Урожай из Сербии продавали во Францию и греческие Салоники. В 1924-1925 годах французская «Центральная компания по торговле алкалоидами» (Comptoir Central des Alcaloides) приобрела в южной Сербии земли под посевы мака. Ее фактическим руководителем был бельгиец Поль Мешелер. В конце концов, благодаря тому, что Югославия не подписала Ограничительную конвенцию 1931 года, сербская фабрика Мешелера в 1932 году начала экспортировать опиум.
Европейские и японские наркодельцы обратили свои взоры к Турции (которая также не подписала Ограничительную конвенцию), где можно было свободно приобрести опий-сырец. В 1927 году константинопольская фабрика с японским капиталом производила ежедневно десять килограммов героина. Это было в десять раз больше официального объема наркотика, производимого в Британии. Турецкая торговая палата в 1929 году выступила с заявлением, что постепенное сокращение выращивания опия в Индии дает Турции возможность стать ведущим поставщиком на европейских рынках. Представитель турецкого правительства признал, что только за шесть месяцев 1930 года страна экспортировала без лицензий стран-импортеров (чего требовали постановления Лиги Наций) более 2 тонн морфина и более 4 тонн героина. Почти весь груз был отправлен в Европу. К началу 1930-х годов в Стамбуле работали три фабрики, способные ежемесячно выпускать до 2 тонн героина. Кроме японской фабрики сюда перевели два французских производства. Большая часть из 251 тонны турецкого опиума, экспортированного во Францию, предназначалась для двух фабрик, расположенных недалеко от Парижа и работавших предположительно на нелегальных торговцев наркотиками. Одна из них принадлежала «Центральной компании по торговле алкалоидами» Мешелера. Другим производителем было «Индустриальное общество органической химии» (Societe Industrielle de Chimie Organique), или SIDO, которое контролировал Жорж Девино. Эти фабрики облегчили поставки наркотиков в США, Египет и на Дальний Восток, которые прежде были основаны на «утечках» из Наардена и Мулхауса. В 1930 году, после того как французское правительство аннулировало лицензию Девино, он построил такую же фабрику в северном предместье Стамбула, на азиатском берегу Босфора. Вскоре после этого Мешелер основал производство в Эюбе, на Золотом роге. Он сотрудничал с Эли Абуисаком, турком, который переправлял наркотики на итальянских судах. Чтобы защитить себя от шантажа турецких таможенников и служащих пароходных компаний, французы пользовались покровительством главаря марсельской банды, Поля Вентуры, он же «Угольщик».
В 1931 году в Женеве Рассел – английский глава египетского отделения Центрального разведывательного бюро по наркотикам – энергично разоблачил деятельность французских фабрик, а во время официального визита в Анкару и Стамбул представил доказательства турецким властям. За этим последовала серия арестов. Американскому послу, Джозефу Грю (1880-1965), в 1931 году доложили, что турецкое правительство решило временно прекратить работу этих производств и опечатать запасы имевшейся в наличии готовой продукции. С этого времени экспорт наркотиков с французских фабрик был запрещен без документального оформления груза и разрешения страны-импортера. В Лигу Наций поступил запрос предоставить список иностранных торговцев наркотиками в Турции. В результате и Девино, и Мешелер в октябре 1931 года были депортированы. Дипломатическое давление на Турцию продолжил преемник Грю на посту американского посла, генерал Чарльз Шеррилл (1867-1936). Он убедил турецкого
