Когда мы заканчивали загрузку бронетранспортера, Старик вернулся.
— Видел что-нибудь? — с любопытством спросил Ольсен.
— Да, — ответил Старик отрывисто, уставясь на Порту и Малыша, игравших у бронетранспортера в кости. Каждый удачный бросок сопровождался громким смехом.
— В чем дело? — спросил Ольсен, посмотрев туда же.
— Точно не знаю, — ответил Старик.
К ним неторопливо подошел Легионер. Он чистил ногти длинным мавританским ножом.
— Что случилось? — спросил он. С его узких губ свисала сигарета.
— Ты вставал ночью? — спросил Старик.
— Само собой, — ответил Легионер. — Я каждую ночь встаю прогуляться.
— Ничего не заметил?
— Нет. Был слишком сонным, — засмеялся Легионер.
— Мария была поблизости от тебя?
— Да, лежала между Портой и мной. — В его голосе слышалась легкая угроза. — А какого черта ты разыгрываешь из себя гестаповца?
— Я нашел пленников, — ответил Старик.
— Что ты сказал? — ахнул Ольсен.
— Ну и прекрасно, — усмехнулся Легионер, подбросив и поймав нож. — Думаю, в таком случае их надо повесить.
— Невозможно, — тихо ответил Старик. — Они уже мертвы.
Лейтенант Ольсен побагровел.
— Покажи мне тела, и да поможет Бог тому, кто это сделал!
Все мы, кроме Толстяка, пошли в лес.
Мы нашли три тела неподалеку. По их синим лицам ползали муравьи. На остекленевшем глазу обер- лейтенанта сидела, потирая лапки, мясная муха. Тела представляли собой жуткое зрелище.
Порта нагнулся над вспоротым животом обер-лейтенанта.
— Это их партизаны, должно быть.
Старик понимающе посмотрел на него.
— Я тоже так подумал, но когда увидел, что у двух трупов во рту, вспомнил рассказ Марии, и у меня возникло жуткое подозрение. — Посмотрел на Легионера и, отчеканивая каждое слово, продолжал: — Разве не так поступали женщины в горах Риф?
Легионер широко улыбнулся.
— Да, русские партизаны, кажется, научились кое-чему.
Лейтенант Ольсен глубоко вздохнул и положил руку Старику на плечо.
— Будем считать, что это сделали партизаны. Эти трое ухитрились убежать и угодили им прямо в лапы.
Старик кивнул и прошептал:
— Какими скотами могут быть люди!
Малыш заорал так, что его могли услышать за несколько километров:
— Эти партизаны — грязные типы!
Старик подскочил к нему и схватил за шиворот.
— Еще раз разинешь пасть, пристрелю на месте!
Малыш удивленно раскрыл рот, но ничего не сказал.
Легионер подбрасывал и ловил нож, пристально глядя на Малыша и Старика. Потом уголком рта прошептал:
— Эти трое не заслуживали ничего лучшего. Идет война!
Старик повернулся и взглянул на него.
— Ты действительно так думаешь?
Легионер кивнул.
— Да, и кроме того, думаю, тебя нужно будет отправить в нервную клинику, когда вернемся на свои позиции.
Старик устало засмеялся и взглянул на стоявшего рядом Ольсена.
— Неплохая мысль! Нормальных людей посадят под замок, а убийцам-садистам воздадут честь!
Нож Легионера, просвистев, вонзился в дерево прямо над головами Старика и Ольсена.
— Мне показалось, там белка, — сказал с улыбкой Легионер.
— Хорошо, что не дрогнула рука, — сухо ответил Старик, — иначе тебя замучила бы совесть.
Мы не спеша вернулись к бронетранспортеру и молча продолжали погрузку. Когда закончили с этим, Малыш выбросил свою удавку в глубокий ручей. Порта счел, что так будет лучше всего.
Старик заметил это. Плюнул, но ничего не сказал.
Легионер усмехнулся. И утешил Малыша, сказав, что он скоро сделает ему новую.
Толстяк сидел на пне. У него болела голова, и он злобно бранился. Был несколько ошарашен. Не мог понять, как трое крепко привязанных пленников могли освободиться и стукнуть его, находящегося на действительной службе фельдфебеля, по голове.
— Ничего не понимаю, — бормотал он. — Я сидел там, не сводя взгляда с этих трех вонючек, и вдруг у меня в черепе — взрыв!
— Это, должно быть, партизаны, — предположил Малыш, ощупывая на голове его шишку величиной с куриное яйцо.
— Партизаны устраивали такое и раньше, — усмехнулся Порта, проводя ладонью по голове Толстяка.
На другое утро мы подъехали к реке. И спрятались, дожидаясь темноты, чтобы переправиться на другой берег.
Плавать у нас не умели только двое. Толстяк и Трепка.
— Держись за меня, — предложил Трепке Малыш, — я тебя перевезу.
— А кто мне поможет? — с жалким видом спросил Толстяк.
Все усмехнулись, когда Порта предложил ему оставаться на месте.
Перед самым наступлением темноты мы услышали выстрел из карабина.
Чуть углубясь в лес, мы обнаружили Марию. С расколотым черепом. Она сунула дуло в рот и большим пальцем ноги нажала на спуск.
— Ну и подвох! — воскликнул Малыш. Он чувствовал себя жестоко обманутым. — Раз уж все равно решила дать дуба, вполне могла бы ублажить нас!
— Скотина поганая! — вспылил Старик.
Малыш надулся и пнул большую ветвь, угодив ступней в ее развилку. Это привело его в полнейшую ярость.
Когда мы возвращались к стоянке, Малыш задрал платье Марии, покачал головой и удивленно сказал Порте:
— Черт возьми, и она обделалась. Все так, когда умирают. Интересно, почему? Оттого, что боятся?
Порта сдвинул цилиндр на лоб и почесал в затылке.
— Нет, Малыш, это не со страху. Понимаешь, когда они приходят в такое волнение, у них все нарушается. Это все равно, как пытаться бесшумно выпустить воздух из кишечника после лущеного гороха с мясом больной свиньи. Тут происходят неожиданности!
Лейтенант Ольсен услышал конец разговора и отругал их, назвав мерзавцами и скотами. Они укоризненно посмотрели на него и почувствовали себя глубоко обиженными.
В полночь мы переплыли реку. Посреди быстрого потока Трепка запаниковал, но Малыш благополучно доставил его на берег.
Рапорт был забыт. Трепка повзрослел.
Хайде и Порта плыли с Толстяком; тот фыркал, как тюлень, от напряжения и ужаса.
Бронетранспортер мы столкнули в болото у реки.
В нем лежала Мария.
