будет воспользоваться какой-нибудь остановкой, например около закусочной, и тогда уж выскользнуть. Я свернулся калачиком, не издавая ни звука, в ожидании, когда фура вновь тронется в путь. Обдумывал, как сделать все точно и проворно: прыгнуть вниз, мягко приземлиться на кончики пальцев, перекувырнуться через голову, если это будет необходимо, чтобы смягчить падение. Затем найти путь к бегству и бежать, бежать не оборачиваясь. Но.
Мы никуда не поехали. Зато в какой-то момент я почувствовал нечто вроде землетрясения. Я выглянул. Огромный кран подхватил и понес контейнер, в котором я находился. Я жутко испугался. «Что происходит? — подумал я. — А если он несет меня на переплавку?» И тогда я решил, что нужно вылезать немедленно, и вывалился наружу.
Трое мужчин суетились около крана. Я шлепнулся на землю, как мешок с картошкой (несмотря на все умственные упражнения), потому что ноги одеревенели и не слушались. При падении у меня вырвался дикий крик. Наверное, я завопил уж слишком пронзительно, или, может быть, свалившийся с неба афганец стал для них полной неожиданностью, не знаю, только они страшно испугались, эти трое мужчин; даже собака, сторожевая собака, сидевшая поблизости, тоже бросилась наутек. Я неуклюже рухнул на бетонный пол, но сразу же стал искать путь к бегству: разлеживаться мне было некогда, несмотря на боль. Я заметил, что в одном месте ограждение, отделявшее площадку от улицы, немного просело. И побежал в этом направлении на четырех конечностях, как животное; у меня не получалось встать на ноги. Я думал, они погонятся за мной, но один парень в робе начал кричать: «Go, go!» И показал мне, куда бежать. Никто даже не попытался меня остановить.
Первый дорожный указатель, который я встретил на своем пути, был синего цвета.
На нем значилось: Венеция.
Я долго шел, стараясь выбирать малолюдные дороги. Вдруг вдалеке я заметил две фигуры, двигавшиеся очень быстро. Когда они немного приблизились, я понял, что это велосипедисты. Они тоже меня увидели — думаю, их удивила моя грязная одежда, спутанные волосы, заляпанные дегтем, и чумазое лицо, — притормозили, затем остановились. Они спросили меня, все ли у меня в порядке, не нужна ли мне помощь. Такая забота была мне очень приятна. Мы говорили на английском, насколько это возможно, и, когда один из них сказал, что он француз, я произнес: «Зидан». Затем, когда второй признался, что он бразилец, я сказал: «Роналдиньо». Я знал только это об их странах и хотел показать, что ценю их общение со мной. Они спросили, откуда приехал я. Я ответил: «Афганистан». А они наперебой заговорили: «Талибан, Талибан». Именно это они знали о моей стране.
Один из них, бразилец, дал мне двадцать евро. Они показали мне дорогу к ближайшему городу — это был Местре. Я попрощался с ними за руку и снова тронулся в путь и шел до тех пор, пока не набрел на автобусную остановку. Там ждали автобус два или три человека, один из них — совсем молодой парень. Я подошел к нему и спросил: «Train station?»
Я не знаю, кем был тот паренек, может быть, он был ангелом, но он меня и вправду очень выручил. Он сказал, что я поеду с ним, и мы вместе сели в автобус. Когда мы приехали в Венецию, на пьяццале Рома, он купил мне панино — видимо, у меня на лице было написано, что я голоден, — потом отвел меня в какую-то церковь, где нам дали новую одежду взамен старой и где я помылся, чтобы не распугивать народ своим видом.
Сейчас это, конечно, очевидно, но насколько красива Венеция? Она вся в воде. Я тогда еще подумал: «Мамочки, да я же в раю. Хорошо бы, вся Италия была такой!» Потом я сказал этому парню: «Rome, Rome». Тогда он понял, что я хочу попасть в Рим, отвел меня на вокзал и даже купил мне билет. Я подумал, что он, должно быть, родственник той греческой бабушки; чтобы стать таким великодушным, необходимо с кого-то брать пример.
Я не знал, какое расстояние между Венецией и Римом и сколько времени займет дорога. Я боялся проехать мимо и потерялся, поэтому очень беспокоился — оно и понятно. В Риме же я знал, как поступить: я хорошо запомнил инструкции. Мне нужно было выйти с центрального вокзала и на площади сесть на автобус номер 175. Эту информацию я получил еще в Греции.
Передо мной сидел полный господин, который сразу открыл портативный компьютер и стал работать. На каждой станции, где мы останавливались или поезд хотя бы замедлял ход, я наклонялся над его компьютером и говорил: «Please Rome, please Rome». Но мы друг друга не понимали, и это превратилось для меня в большую проблему. Каждый раз, когда я произносил: «Please Rome, please Rome», он отвечал мне: «No rum, no rum», а все потому, что я «Rome» произносил как «rum» — ром.
В какой-то момент, взбесившись от моих постоянных «Please Rome, please Rome», полный господин разозлился, даже пришел в ярость, и заорал: «No rum. Нет! Хватит!» — встал и ушел прочь. Я испугался, как бы он не вызвал полицию. Но вместо этого он через несколько минут вернулся с банкой кока-колы и сердито брякнул ее передо мной со словами: «No rum. Кока-кола. No rum. Drink. Drink».
До меня не сразу дошло, что происходит, но от кока-колы никогда не стоит отказываться, поэтому я открыл банку и выпил ее, размышляя, какой же странный этот тип: сначала рассердился, а затем принес мне банку колы в подарок. Или нет? В общем, когда мы подъезжали к очередной станции — я сидел все там же и потягивал кока-колу, — я снова вырос перед ним, сама невинность, и сказал: «Please Rome, please Rome». И только тогда он догадался: Рим. Не rum. Рим.
Он кивнул.
И жестами принялся объяснять мне, что он тоже едет в Рим, и что на центральном вокзале — он называется Термини — мы сойдем оба, и что я могу не беспокоиться, потому что это конечная остановка. Итак, мы оба вышли из поезда в Риме. На платформе он пожал мне руку, этот полный господин, и сказал: «Bye bye». Я ответил: «Bye bye». И мы разошлись.
Площадь перед вокзалом была буквально забита машинами, людьми, автобусами. Я обошел все желтые указатели, прежде чем отыскал номер 175. Я знал, что мне надо ехать до конечной остановки.
Уже в темноте я добрался до Остиенсе. Вокруг меня была куча народу, из тех, кого вы зовете бродягами, а я называю бедолагами, но ни единого афганца. Затем я увидел длинную шеренгу людей, выстроившуюся вдоль стены, и там, там я нашел афганцев. Я встал в очередь рядом с ними. Они объяснили мне, что ждут, когда начнут раздавать еду, а занимаются этим монахи из какого-то монастыря, и что, если ты попросишь, они тебе дадут еще и одеяло, чтобы укрыться, и картон, чтобы устроить себе место для сна.
— Ты голоден? — спросил монах, когда очередь дошла до меня.
Я представил, что бы он мог меня спросить, и кивком головы подтвердил — да. Он дал мне два панино и два яблока, вот так.
— Как ты находишь место, где хотел бы остаться, Энайат? Как ты отличаешь его от других?
— Мне не хочется оттуда уезжать — так я его и узнаю. Разумеется, вовсе не потому, что это место какое-то идеальное. Идеальных мест не существует. Но есть места, где тебе, по крайней мере, никто не пытается сделать плохо.
— Если бы ты не обосновался в Италии, если бы ты решил ехать дальше, куда бы ты отправился?
— Не знаю. В Париж, наверное.
— А в Париже тоже есть место наподобие Остиенсе?
— Да, если не ошибаюсь, какой-то мост. Сейчас я уж и не вспомню какой, но до него можно доехать на автобусе. Я даже знал номер этого автобуса. Но сейчас, к счастью, уже забыл его.
У меня в кармане лежали двести евро, сбережения, сделанные в Греции. Мне нужно было быстро решать, что делать дальше. А вдруг у меня появится необходимость оплатить билет или что-то в этом роде? Я ведь не мог надеяться, что деньги начнут размножаться у меня в кармане, как популяция животных, верно? Именно в такие моменты ты начинаешь давать своему будущему странные имена, а мое будущее
