Якоб Цайттельштейн оказался моложавым, крепко сбитым мужчиной, даже в вечернем костюме сильно напоминавшим одного из монтеров, которых его компания направляла в Оттоманскую империю. Кроме того, он производил впечатление человека, никогда не забывающего имен, лиц, обстоятельств и держащего в своих мясистых пальцах всю возможную информацию.
— Видите ли, мой муж перед отъездом упомянул, что ведет дела с «Дарданелльской земельной корпорацией», — объяснила Лидия, назвав компанию, выдавшую 26 октября чек на сумму в восемьдесят фунтов некому Фекетело. По словам Разумовского, Игнац Кароли покинул Константинополь внезапно, таинственно, под чужим именем, причем двадцать седьмого числа. Чек Лидия обнаружила сегодня днем. — Муж сказал, что должен встретить здесь кого-то из этой компании, и я, право… Все это ужасно нелепо, — добавила она, — но должны же они хоть что-то о нем сообщить. — Она беспомощно взглянула на Цайттельштейна. — Однако я не знаю, ни кто они такие, ни где их искать…
— «Дарданелльская земельная»? — Цайттельштейн вздернул брови — Таинственный repp Фиддат?
— Кажется, речь шла о нем… — Лидия пригубила превосходное шампанское мсье Демерси. — Они ведь и ваши клиенты, не так ли?
— Ха-ха! — вострубил Хиндл. — Она в курсе всего, эта маленькая мудрая леди.
— Он, — со странным выражением поправил Цайттельштейн. — Он, а не они. Насколько я понимаю, «Дарданелльская земельная корпорация» существует только на бумаге. Обычное дело. Таких компаний сейчас огромное множество. Фиддат… — Он покачал головой.
Почувствовав, что попала в цель с первого выстрела, Лидия округлила глаза:
— Что же в нем странного?
— Все. — Цайттельштейн снова покачал головой. — Это из-за него мне пришлось съездить в Берлин. Ему зачем-то вдруг понадобилась холодильная установка в римской усыпальнице под его дворцом. Когда вышел из строя клапан насоса, он не стал ждать, как все нормальные люди, пока из Берлина пришлют с экспрессом новый клапан. Нет! Он выложил пять тысяч франков — почти две сотни фунтов! — и потребовал, чтобы я привез ему этот клапан лично…
— Они очень богаты, эти турки, — важно заметил Хиндл. — Аммиачные холодильные установки, как вы должны знать, моя дорогая фрау Эшер, гораздо лучше, чем старые системы, использующие сернистый ангидрид. Сернистый ангидрид, знаете ли, имеет прескверную привычку разъедать машинерию. Ха-ха!
— В самом деле? — Лидия одарила его лучезарной улыбкой и снова повернулась к Цайттельштейну, пресекши таким образом дальнейшие разъяснения. — И он был рад получить от вас этот клапан?
Цайттельштейн покачал головой:
— Не уверен, фрау Эшер. Сегодня днем я обнаружил лишь несколько истерических писем от его агента… Ваш муж когда-нибудь встречался лично с герром Фиддатом, фрау Эшер?
Лидия покачала головой.
— Я думала, существует некое запрещение для мусульман вести дела с христианами лично. Я, конечно, имею в виду не обычных правоверных мусульман, но у них же там есть секты дервишей.
— Это вы явно не о тех дервишах, с которыми я знаком, — осклабившись, заметил Хиндл. — Я смотрю, вы о них вообще ничего не знаете, ха-ха!
Цайттельштейн тоже осклабился:
— Ну, насколько мне известно, мусульмане всегда готовы были вести дела хоть с евреями. — Затем усмешка исчезла, он стал серьезен и задумчив. — Я скажу так: агент его напуган. Это заметно. Мое собственное подозрение таково: этот Фиддат — прокаженный.
— Как необычно! — воскликнула Лидия, и в голосе ее прозвучало нетерпение («О, продолжайте, пожалуйста»).
— Никто, насколько я знаю, его не видел, — продолжил Цайттельштейн и взглянул на Хиндла, как бы предлагая подтвердить свои слова.
Тот почесал крыло носа.
— Весьма таинственный малый. — Обернулся и встретился взглядом с хозяином. Мсье Демерси прохаживался по залу, останавливаясь то тут, то там и вступая в краткие беседы с гостями. — Джафар, вы ведь тоже никогда не видели герра Фиддата, не так ли? И не бывали в его дворце?
— О, в Доме Олеандров я как раз бывал, — заметил Цайттельштейн. — Потратил чуть ли не десять дней, собирая этот злосчастный компрессор… Бр-р, какой там холодина в подвалах! Но меня всегда встречали только слуги, отводили в усыпальницу и стояли смотрели, пока я там работал…
— По словам Хасан Буза… Это, видите ли, мадам, поставщик льда. — Демерси отвесил вежливый поклон, сразу став похожим уже не на турецкого корсара, но скорее на вымуштрованного солдата. — Примерно то же самое случилось и с его людьми, которых он послал туда. Лед (около десяти тонн) свалили в коридорах, слуги расплатились с рабочими и выпроводили их. Говорят, что это проклятый дом.
— Где он находится? — спросила Лидия.
Слуга, появившийся между резных колонн, окружавших зал, почтительно подал знак хозяину. Тот извинился, отпустил еще один поклон и направился к слуге. Цайттельштейн сказал:
— В старой части города, возле базара. Если вы пройдете от Валидэ-ханум по Чакмакаджитар, то это будет третий поворот вверх по холму. Сам дом включает в себя по меньшей мере три старых караван-сарая, но вход именно там, где я сказал. Идите вдоль стены, пока не наткнетесь на главную дверь. Но если вы собираетесь познакомиться лично с герром Фиддатом, — добавил он, — не вздумайте идти туда без эскорта. Я, разумеется, имею в виду не леди Клэпхэм.
— О, конечно, — согласилась Лидия, чувствуя, как сердце бьется все быстрее и быстрее.
— Боже правый, естественно, нет! — воскликнул неприятно пораженный Хиндл. — Европейская леди в таком районе?…
«Завтра, — подумала она, озираясь в поисках князя. — С Разумовским или с парой крепких слуг из русского посольства. Боже, сделай так, чтобы слова Кароли оказались ложью…»
Конечно же, они были ложью, они не могли не оказаться ложью, и это его предупреждение: «Один из ваших знакомых — слуга Бея», — старый трюк (Джеймс не раз рассказывал о чем-то подобном). Может быть, наведаться туда ночью вместе с Исидро? Но здравый смысл подсказывал, что делать этого не стоит. Исидро сейчас слаб, да и много ли он сможет в чужом гнезде? Нет. Идти надо только днем…
Вернулся встревоженный Демерси.
— Должен предупредить, — тихо сказал он. — Опять беспокойства в армянских кварталах. Будете разъезжаться — лучше возвращайтесь через Махмуди и Баб-Аль-Джаддесси, но не через Баязид.
Хиндл нетерпеливо взмахнул рукой:
— Но войска хотя бы на этот раз вызывать не будут?
— Не уверен. Дело пока еще не зашло так далеко. Однако было совершено несколько… странных… убийств, и это может привести к новому мятежу. — Он вновь поклонился Лидии. — Это может показаться вам странным, мадам, но я прошу вас не одобрять действия армии и правительства. Мы не варвары, хотя вы, конечно, думаете иначе. Нас тысячи, нас десятки тысяч — возмущенных тем, как войска расправляются с армянами и греками в этом городе. Было ужасной ошибкой вложить оружие завтрашнего дня в руки тех, кто еще живет днем вчерашним.
Большинство гостей восприняли известие о возможном мятеже с удивительным спокойствием, словно все это происходило за тридевять земель и нисколько их не касалось. Может быть, потому, что с июля мятежей они уже навидались достаточно, а может, потому, что жили в относительно спокойном районе Пера. Или их интересовала исключительно торговля железнодорожными шпалами, машинами, солдатскими ботинками, как саму Лидию интересовали только ее медицинские исследования. Правда, несколько посольских жен отбыли довольно рано, но леди Клэпхэм сказала:
— Вздор! Лучше позже, чем раньше. К тому времени все бунтовщики разойдутся по домам, и мы сможем проехать напрямик.
«Возможно, она права», — подумала Лидия. Во всяком случае, князь Разумовский («У этих русских азиатское понятие о времени!») даже еще не появлялся в зале, а поговорить с ним было просто необходимо. Лидия понимала, что, обратись она к сэру Бернуэллу с просьбой помочь ей попасть в старый стамбульский дворец, тот ограничился бы дипломатически вежливым письмом в «Дарданелльскую земельную корпорацию», вместо того чтобы прислать пару казаков с дубинками.
