— А вдруг он нас съест? — спросил он.
— Не съест, — ответила Сикстина. — Он нас не тронет. Из благодарности. Ведь мы — его освободители.
Роб распахнул дверь.
— С дороги! В сторону! — закричал он, и они оба, отбежав подальше от клетки, затаились в ожидании.
Но тигр их совершенно проигнорировал. Он продолжал ходить взад-вперёд, не обращая внимания на открытую дверь.
— Эй, выходи! — крикнул ему Роб.
— Ты свободен, — прошептала Сикстина.
Но тигр даже глазом не повёл.
Сикстина подкралась обратно к клетке, схватилась за сетку и начала трясти.
— Выходи! — завопила она. — Иди сюда, — позвала она Роба. — Помоги мне. Помоги сделать, чтоб он вышел.
Роб тоже схватился за сетку и потряс её изо всех сил.
— Беги! — велел он.
Тигр замер и уставился на двух детей, висевших на клетке, точно обезьянки.
— А ну брысь! — Роба вдруг охватила ярость.
Он тряс клетку изо всей мочи, вопил, улюлюкал, а потом вдруг откинул голову и завыл, глядя в небо, набрякшее дождём небо, и от этой бесконечной серой пелены ярость его стала ещё сильнее, и он завопил ещё громче — прямо в тучи. И не переставая тряс клетку.
Внезапно ему на руку легла ладонь Сикстины.
— Тсс! — шепнула она. — Он уходит. Смотри.
Они смотрели во все глаза, а тигр с осторожностью и величавой грацией вышел из клетки и ступил на землю. Сначала он задрал морду кверху и принюхался. Потом сделал шажок-другой. Потом снова остановился и замер. Сикстина хлопнула в ладоши. Обернувшись, тигр посмотрел на них в упор сверкающими жёлтыми глазами. И бросился бежать.
Тигр бежал так быстро, что Робу показалось, будто он летит. Мышцы его двигались плавно и мерно, точно могучая река. Даже не верилось, что этот зверь вообще мог сидеть в клетке. Ему это не пристало.
Огромными прыжками тигр нёсся по высокой траве прочь от Сикстины и Роба. Он был, словно огненное солнце, которое то всходило, то заходило, а Роб глядел ему вслед, и его сердце поднималось и опускалось вместе с тигром. Точно в такт.
Глава 28
— О! — произнесла Сикстина лёгким-лёгким голосом, который так нравился Робу. — Вот видишь? Мы всё правильно сделали. Мы всё сделали правильно.
Роб кивнул. Но отчего-то он вдруг увидел — не наяву, но отчётливо — маленькую вспышку… зелёную… Попугайчик по кличке Сверчок.
— Ты о чём? — спросила Сикстина. — О чём ты сейчас думаешь?
Роб покачал головой:
— Так. Ни о чём.
— Ро-о-оберррт! — Крик раскатился над лесом со стороны мотеля.
— Это мой отец! — всполошился Роб. — Меня отец зовёт.
Потом они услышали голос Уилли Мэй.
— Господи Иисусе! — вопила она дико и пронзительно. — Дети! Где вы?
И тут раздался выстрел.
Роб и Сикстина ошеломлённо застыли, не отозвавшись. Но вот Уилли Мэй выбежала из сосняка, увидела их и обессиленно остановилась.
— Слава тебе Господи! — выдохнула она, взглянув в небо. — Целые, невредимые дети! Спасибо Создателю! Идите ко мне скорее, — позвала она и широко раскинула руки. — Идите сюда!
Роб двинулся к ней. Ему хотелось объяснить, что она неправа. Что он вовсе не чувствует себя целым и невредимым, что он совсем другой… Но сил говорить не было. Он мог только передвигать ногами… правая… левая… снова правая… левая… Он мог только идти вперёд, к Уилли Мэй.
Уилли Мэй повела их к мотелю. И на полпути, увидев тигра и стоящего над ним отца с ружьём в руках, Роб почувствовал, как его распирает гнев, огромный и могучий, как сам тигр. Даже больше чем тигр.
— Ты его убил, — сказал Роб отцу.
— Другого выхода не было, — ответил отец.
— Но это был мой тигр! — закричал Роб. — А ты убил его! Убил моего тигра!
Роб набросился на отца с кулаками. Колотил, бил, разил, лягался. Отец стоял непоколебимо. Как стена. Поднял ружьё над головой и, широко открыв глаза, стоически, не мигая, принимал удары.
Роб понял, что кулаки не помогут. И тогда он сделал то, чего даже сам от себя не ожидал. Он открыл чемодан. И слова, напружинившись, начали вылетать из-под крышки, раскручиваясь в воздухе:
— Почему умерла она, а не ты?! — кричал Роб. — Почему? Я тебя ненавижу! Ты мне не нужен! Мне нужна она! Только она!
Мир замер, и всё внутри мира тоже замерло.
Роб смотрел на отца.
Отец смотрел на Роба.
— Как её звали?! — крикнул Роб в тишину. — Произнеси её имя!
— Каролайн, — прошептал отец, по-прежнему не моргая и держа ружьё над головой.
И от этого слова, от этих звуков, от маминого имени мир снова ожил и стал потихоньку набирать скорость, словно старая скрипучая карусель. Отец опустил ружьё и притянул к себе Роба.
— Каролайн, — шептал он, — Каролайн, Каролайн, Каролайн…
Роб уткнулся в отцовский живот. От его рубашки пахло потом, скипидаром и зелёными листьями.
— Мне без неё так плохо, — произнёс Роб.
— Мне тоже, сынок. — Отец прижал Роба к себе ещё крепче. — Но её больше нет. Нет ни у тебя, ни у меня. У меня есть только ты, а у тебя — только я. Будем обходиться тем, что есть. Надо научиться жить друг с другом…
— Я не буду плакать, — сказал Роб и крепко зажмурился, но слёзы всё равно просачивались наружу, а потом вдруг хлынули потоком, неостановимо, откуда-то из самого нутра, из того места, где раньше была мама и был тигр, а теперь никого уже нет.
Роб поднял голову и увидел, что у отца тоже текут слёзы.
— Ну всё, сынок, всё. — Отец отвернул голову и снова прижал к себе Роба. — Всё у нас будет хорошо.
Когда Роб снова открыл глаза, он увидел, что Уилли Мэй прижимает к себе Сикстину, укачивает её, точно младенца, и шепчет:
— Ш-ш-ш-ш…
Уилли Мэй посмотрела на Роба и сказала:
— Не вздумай меня тоже поколотить.
— Не буду, мэм. — Роб провел ладонью под шмыгающим носом и вывернулся из отцовских рук.
— Да, это я позвала твоего папку, — продолжала Уилли Мэй, не переставая качаться взад-вперёд
