Апельсины в ночном небе…
Мыслишка промелькнула и растаяла, оставив вместо себя гулкую непроглядную пустоту. Слегка нагревшееся острие скальпеля переместилось на провалившийся до самого позвоночника Иринин живот.
Она разлепила окровавленные губы, чтобы напоследок оповестить вселенную о своем ужасе перед невыносимыми страданиями. Родилась только для того, чтобы умереть нелепой, страшной смертью?
– НЕ НА-АДО-ООО!!!
Иринин крик наполнил помещение, ударился о бесчувственные белые стены и оборвался. Смолк, как отрезанный.
Тогда заговорили стены. Женским голосом заговорили:
– Ну, как она там? Цела еще? Или уже попортили шкуру?
Не веря своим ушам, Ирина открыла глаза.
Юрий и Раиса стояли к ней спиной, уставившись на видеокамеру, приткнувшуюся под потолком. Чуть ниже помещался динамик, вмонтированный в стену. Будто круглый зев робота, издающий едва слышное шипение.
– Мы только-только собрались приступать, Маргарита Марковна, – отрапортовал в видеокамеру Юрий, вытянувшийся чуть ли не по стойке «смирно».
– Она нам тут такой концерт закатила, – пожаловалась Раиса.
– Заткнись, ш-шт. Не с тобой, ш-шт, разговариваю. Юрасик!
– Да, Маргарита Марковна?
– Операция, ш-шт, отменяется. Эту сучку не трогать. У меня насчет нее другие, ш-шт, планы.
– А потренироваться? – огорчился Юрий.
– На кошках потренируешься, – понеслось из динамика. – Мне тут одну интересную идею, ш-шт, подкинули. Между прочим, авторство, ш-шт, принадлежит капитану Бондарю. Жаль, Ирина не сумеет поблагодарить своего любимца. – Нечеловеческий хохот, грянувший из динамика, вызвал дребезжание стекла по всей операционной. – Слышишь меня, Ирочка? Женя о тебе позаботился. Не счел, ха-ха, за труд придумать для тебя особую казнь. Эксклюзив, ха-ха!..
Юрий и Раиса поспешили поддержать невидимую женщину смехом, но тут динамик еще разок весело хрюкнул и отключился. Вслед за ним – Ирина.
Глава 18
Под вечер 24 декабря Бондарь лежал на кровати с закинутыми за голову руками и смотрел в потолок, потому что смотреть больше было некуда. Чужая спальня опостылела ему хуже горькой редьки, не говоря уже о женщине, посапывавшей рядом.
Бондарь пялился в потолок, а видел Ирину. Ночью она снилась ему несколько раз, снилась в белом платье. Какой-то заброшенный сад, безлюдные аллеи, открытое окно, а в нем – Ирина. Она не замечала Бондаря, пока его сердце не сбивалось на тревожный стук, разносящийся по всей округе. Он силился улыбнуться – тщетно. Тянулся, чтобы коснуться ее руки, – зря.
Теперь, когда изнуренная сексуальными излишествами Морталюк оставила Бондаря в покое, он снова и снова вспоминал свой сон и гадал, что же такого страшного происходило в саду, из-за чего на душе до сих пор было так тоскливо и муторно.
Повернувшись, Бондарь уставился на лежащую рядом женщину. Она показалась ему очередным наваждением. Химерой. Бледным вампиром с запавшими глазами и воспаленными губами.
Марго. Маргарита Марковна Морталюк. Леди Мортале. Чума XXI века.
Ее тело сохранилось отлично, лицо ей постоянно подправляли, а вот шея и руки подкачали. Лучше не видеть. Впрочем, телом и лицом Маргариты Марковны Бондарь тоже был сыт по горло.
Почувствовав его взгляд, она приподнялась. Ее грудь заколыхалась перед носом Бондаря. Он отвел ее рукой, будто это были лезущие в глаза виноградные кисти:
– Прекрати. Я не робот.
– Лучше, – захихикала Морталюк, – намного лучше. Какой-то отбойный молоток, а не мужчина.
– Хватит, Марго, – упорствовал Бондарь. – Я устал.
– Рановато, дружок.
Вот уж точно. Рановато. Побег из спальни Морталюк был невозможен. Пуленепробиваемые стекла, подключенные к сигнализации, и единственная дверь, контролируемая охранниками. Пресловутая золотая клетка. И табличка, гласящая: «ВЫХОДА НЕТ».
«Или все же рвануть? – спросил себя Бондарь. – Понадеяться на авось? Пожалуй, шансов выбраться из здания не так уж мало. Зато равна нулю вероятность добраться до долины. Скосят во время спуска из автоматов, надежно замуруют в снегу или, что более вероятно, спрячут в расселине ледника у самой вершины. Лет эдак через пятьдесят труп случайно обнаружат альпинисты – со следами многочисленных пулевых ранений, но без каких-либо документов, идентифицирующих личность. А к тому времени вивисекация неродившихся детей прочно войдет в медицинскую практику России. Если вовремя не выкорчевать ядовитое растение с корнем, то оно даст не только плоды, но и семена, а семена – все новые и новые кровавые ростки. Смириться с этим?»
– Нет, – отрезал Бондарь.
– Пресытился, – заключила Морталюк, легонько водя пальцем по его животу. – Зазнался. Почувствовал свою власть надо мной.
– Мне не нужна власть, Марго.
– А что тебе нужно?
– Хотя бы иллюзия свободы, – сказал Бондарь. – Мне надоело торчать в четырех стенах. Хочу дышать свежим воздухом, хочу гулять когда и сколько захочу. А еще, чтобы мне вернули пистолет. И телефон.
– Телефон? – усмехнулась Морталюк. – Тот самый, из которого ты вытащил сим-карту? Кому мы собрались звонить? Начальникам на Лубянку? Или своей Ирине?
«На Лубянку, – мысленно ответил Бондарь. – Эх, мне бы сделать только один звонок! Сообщить Роднину свои координаты, известить его о том, что затевается в «Лунной поляне»…»
– Важен принцип, – произнес Бондарь вслух. – Я должен знать, что мне доверяют.
– Тебе доверяют, – сказала Морталюк.
– Что-то незаметно.
– Потерпи немного.
– Сколько?
– Пару дней. От силы – неделю.
– И что изменится потом? – полюбопытствовал Бондарь, адресуя вопрос скорее потолку, чем Морталюк.
Она хихикнула:
– Все. Завтра мы с тобой ложимся в клинику. Вместе, Женя. Ты относительно молод, но обновить кое-какие органы тебе не мешает.
Виски Бондаря сжало невидимыми тисками.
– Завтра? – уточнил он. – Почему не сегодня?
– Сегодня праздник, – пояснила Морталюк. – Вернее, канун праздника.
– Какого?
– Ночью Рождество, Женя.
– А! Католическое… Будем принимать поздравления папы римского?
– Не только, – загадочно произнесла Морталюк, усаживаясь в свою излюбленную позу лотоса.
Бондарь привычно подивился тому обстоятельству, что на ее животе нет характерных складок, и привстал тоже:
– У тебя для меня сюрприз?
