Чудные лунные ночи, чудные дни, море, деревья в цвету, так хочется отдыха и покоя, солнца и весны; а впереди заботы, бои и кровь, кровь без конца.
Приглашен на дачу купаться в грязевом лимане. Мечты…
С утра на собрании инвалидов (в том числе и все вообще солдаты и офицеры). Театр набит битком, трудно протолкаться, но меня устроили сидеть на скамье, выказывая большое внимание. Собрание как собрание, тот же крик, шум, беспорядок, та же потеря времени.
Двойченко делал сообщение о целях и задачах отряда, но слишком много говорил о немцах и австрийцах, много звучало враждебности, если передадут — нехорошо. Были вопросы из публики, стараясь настроить против нас, но прения были сразу прекращены председателем, все успокоилось, и ушли под аплодисменты. После выбора нового исполнительного комитета началось закрытое заседание — я ушел.
Совместное заседание — представителей инвалидов, моих (Жебрак и я), австрийцев и украинцев — не состоялось; по уходе с первого заседания узнал: пришли немцы, украинец задрал нос, в конце концов, мне все равно — пусть инвалиды сами отстаивают свою самооборону.
К вечеру получили все, что хотели, только сахару всего 100 пудов вместо 600. Снаряды (1000 горных), патроны, шинели, амуниция, сапоги и т. д. Абальянц помогал. С автомобилями не уступают. С деньгами плохо, обещано выяснить завтра — по-видимому, исполнительный комитет уклоняется. Украинский комиссар протестует против взятия лошадей, напустился на Абальянца, чтобы я вернул, а если инвалиды не сумеют, то он примет меры. А комбинацию из трех пальцев хочешь? Абальянц пришел ко мне: «Что делать?» — «Запросите начальника конного запаса письменно, за номером, тот ответит тоже письменно мне о возвращении лошадей, я отвечу тоже за номером письменно, а там ищи ветра в поле». Решил так и сделать. Подробность — украинский комиссар сказал: «Если Дроздовский пришел по зову, то пусть требует с города возмещение расходов, а лошадей брать нельзя!»
Офицерство записывается позорно вяло. Всего человек 70–75 для Бердянска, считая и учащихся и вольных…
Звал по аппарату днем К. — хотел передать что-то важное от атамана Натиева. Не понимаю, но нужно увидеться, к тому же еще одну попытку о деньгах… Завтра колонна выступит в 11, а я в Бердянск, откуда прямо в Новоспасское.
Колонна выступила в 11. Я же на автомобиле поехал в Бердянск для добычи денег и для свидания с К. С деньгами ничего не вышло — Абальянц все обещает какие-то заседания, а вернее, водит за нос; ясно, что, использовав обстоятельства, приход австрийцев и свою безопасность, решили забыть взывания о помощи… Деньги улыбнулись.
К. приехал только часа в 3. С Натиевым ничего интересного, простое недоразумение — приняли за другого Дроздовского, тоже полковника генштаба, и искал свиданья, как с другом. Привез, правда, интересное телеграфное донесение немцев (15-й ландверной дивизии) о нашем отряде из Мелитополя; между прочим, они оценивают наши силы в 5 тысяч, из коих 2 тысячи офицеров.
Погода установилась чудная, наконец-то нет сумасшедшего ветра. Приехал в Новоспасское прямо. Какая богатая деревня! Каменные дома, большие и чистые. Много домиков городского типа. Приняли очень любезно. Присоединились несколько добровольцев, из них два кадета.
Донесение Семенова, что два офицера 1-й роты князь Шаховской и Попов отправились из Новоспасского вчера в 7 часов в Петровское, кажется, за водкой, подверглись нападению жителей, вернулся один Попов. Что со вторым — не знает. По получении известия послал Семенов взвод 1-й роты с пулеметами на розыски.
Выступили в 8. Долго писал дневник и выехал с хвостом колонны, обогнав ее потом, — что это за чудовищная колонна.
По дороге дважды жалобы от хуторян о грабежах и насилиях, чинимых большевиками, часть удалось ликвидировать (менее виновных выдрать и угнать вон).
На походе нагнал Бологовской, прибывший морем в Бердянск; ничего радостного, но лучше, чем предполагалось раньше. Корнилов почти наверное убит, понеся поражение (ни патронов, ни снарядов), но борьба идет, являются новые отряды, оживают старые, где-то существуют Алексеев и Деникин, Эрдели, но где? Весть о сосредоточении к Армавиру крупных казачьих надежных сил князя Баратова (сведения со слов большевистской делегации, туда ездившей). В общем, неопределенность и неясность кругом, есть что-то родное, какая-то точка, к ней надо стремиться, но блуждающая, какая, где, куда идти? Вообще только слухи, почти ничего реального, отрезаны от мира, весь в своих руках, на своем ответе… А денег мало, они иссякают… Грозный знак.
Из Одессы прибыл офицер Жебрака — большая группа офицеров, собиравшаяся к нему с пулеметами, осталась, сбитая телеграммой «Киевской мысли» о гибели отряда в «двухдневном кровавом бою» с крестьянами и красной гвардией у Возсиятского (?!). Они спрятали пулеметы, а сами остались — один лишь этот посланный примчался догонять…
Ночлег в Мангуше — греко-татарская деревня. Богатая, большая, благоустроенная, уцелевшая от грабежей и контрибуций, не шла течением большевизма. В Мариуполе уже австрийцы — предупредили. Приехал штаб-ротмистр, говорит, есть лошади, конский запас, отбитый от большевиков, обещает помочь его взять. Решили произвести это ночью, чтобы сделать скрыто от швабов. В 22 часа выступит 2-й эскадрон Двойченко, а вперед на машине несколько человек поедут на разведку. Приказал только проделать все тихо, без столкновений…
Ночью придрала депутация фронтовиков из Мариуполя с бумагами, как от «Военной коллегии фронтовиков», так и от австрийского коменданта, что на территории Украины всяким отрядам воспрещены реквизиции какого-либо фуража или продовольствия не за наличный расчет, или забирать лошадей или подводы. Указал, что, путешествуя 800 верст, первый раз получаю такую штуку. Чего им взбрело на ум писать, кто им сказал, что я что-либо беру даром? Мангуш оказалась здоровенным кляузником. Получив требование на фураж (зерно и сено) и на подводы, она, не разобрав, как и что, сразу по телефону жалобу в Мариуполь.
Высказал депутации свое недоумение и удивление их поступку. Отговорились, что не знали, что за отряд — врут, правильно адресовали!..
Отряд направился, пройдя Мариуполь, через речку и стал в деревнях Косоротовка и Троицкое, на земле Войска Донского. Я в Мариуполь, в «Военную коллегию фронтовиков». Физиономия оказалась поганая, много бывших большевиков, все еще близко Советская власть. Предъявили миллион кляуз, фактически вздорных и их не касающихся. Настаивали на возвращении лошадей особенно — решил разобраться, может, и придется часть вернуть. Все это, очевидно, такая дрянь их коллегия, много евреев, что надо прежде ознакомиться, стоит ли с ними считаться. Они уже позабежали к австрийцам, понажаловались им на нас, думая, дураки, что австрийцы из-за них станут с нами ссориться. Разошлись якобы дружно, в душе враждебные вполне.
Австрийцы — враги, но с ними приятнее иметь дело, нежели с этими поистине ламброзовскими типами.
Результатом жалоб австрийцам из-за лошадей явилась их претензия на этих лошадей — переговорили, помирились, отдав меньшую и, конечно, худшую часть швабам, а «фронтовики» остались с носом: я извелся, говори либо со мной, либо жалуйся, и не только уже не вернул из взятого, но даже больше и не разговаривал с ними, как обещал было.
Сначала по телеграфу, потом около 23 часов делегат от казаков станицы Новониколаевки — просят помощи от банд на Кривой Косе, из Антоновки и из станицы Вознесенской. Послал 80 трехлинеек и 30 патронов, но выступить решил только утром 17-го — крайней надобности нет, а нам изнурение, и нужно дождаться добровольцев. Пока продержатся.
Население Мариуполя и наших деревень большевистского типа, масса против нас, сказываются фабрики… Интеллигенция, конечно, за, но ее мало.
