Знакомых по имени Александр у Шелепина не было, но он интуитивно догадался, что это тот самый Александр, который вместе с Лешкой воровал бензин из трубопровода.
– Лёха в милиции! – сказал Саня, как только Шелепин позвонил ему.
– Как? – ахнул Шелепин и почувствовал, как внутри его, где-то под желудком, стало пусто. – За что… Почему…
Эти вопросы были наивными и лишними. Шелепин прекрасно знал, за что Лешку может арестовать милиция. Уж, конечно, не за распитие спиртных напитков в общественных местах! За врезку! За воровство бензина!
– Что же теперь делать? – промямлил Шелепин, чувствуя, как его спина покрывается мерзким липким потом.
– Сам думай, парень! – огрызнулся Саня. – Но мое дело тебя предупредить. Если менты и тебя возьмут за задницу, то постарайся врать убедительно, чтобы не кинуть на нас тень. Не то я тебе кишки выпущу. Понял, сынок?
От страха трубка едва не выпала из руки Шелепина. Он еще минуту слушал короткие гудки. Мысли его путались, подбородок дрожал, на глаза наворачивались слезы. 'Мамочка! – подумал он. – Что же теперь будет?'
А дальше было вот что. Санька как в воду глядел: Шелепина задержали через несколько дней, почти в то же время, когда задержали и самого Чернова. Благов, просмотрев сообщения, которые поступали на его пейджер, установил покупателей топлива из различных хозяйств Ярославской области. Надо заметить, что селяне, покупавшие бензин через ООО 'Фен', не могли знать, что покупают ворованный бензин, потому как студент налево и направо раздавал фиктивные документы, которые впоследствии были приобщены к уголовному делу.
Впрочем, Шелепин категорически отрицал свою причастность к подделке накладных. Он пытался убедить следователя в том, что видит эти бумажки первый раз в жизни.
– Хорошо, – примирился Благов с упорством студента. – Я отправлю все накладные на экспертизу.
Эксперты уже располагали образцами почерка Шелепина, взятыми из его записных книжек. Специалистам не потребовалось много времени на то, чтобы установить истину. Заключением почерковедческой экспертизы было установлено, что текст накладных для ферм и кооперативов на бензин А-76 выполнен Шелепиным.
Когда Благов объявил об этом Шелепину, тот лишь всхлипнул да схватился руками за лицо.
СУД ПРИГОВОРИЛ
Собственно, вот и вся история. В результате проведенного расследования следователем СЧ СУ при УВД Ярославской области Андреем Валерьевичем Благовым было выявлено и доказано 10 эпизодов совершения хищений топлива из трубопровода на общую сумму 334 272 рубля (данные на август 1999 года).
Все виновные понесли заслуженное наказание.
СКАЗКА О ЗОЛОТОЙ РЫБКЕ
Глава 1
В какой-то момент Титова почувствовала, что перестает понимать, о чем ей говорит Кораблин. Ее внимание рассеивалось, отчего создавалось впечатление, будто Кораблин говорит из закрытой наглухо бочки, и его слова нечленораздельны, а речь спонтанна и бессмысленна. Она уже не могла противиться своей воле, и ее взгляд ненароком пробегал по дорогому костюму Кораблина, по изящным туфлям, роскошным золотым часам «Ролекс», сверкающим на его запястье. «Ну, что же это я?» – подумала она и даже тряхнула головой, будто хотела отогнать от себя дурные мысли. Но мысли оказались необыкновенно прилипчивыми, и Титова едва ли не реально ощущала, как они притягивают к себе все ее прошлое и настоящее вместе с проблемами.
– В общем, надо обживаться здесь, работать и врастать корнями, – подытожил Кораблин и приятно улыбнулся. – Алле, Елена Георгиевна! Мне кажется, вы меня не слушаете!
– Нет, нет, что вы! – спешно ответила Титова, и ей вдруг пришла в голову мысль, что Кораблин догадался о ее мыслях, и потому на его лице играет столь загадочная улыбка человека, от которого не удалось утаить тайну.
– На всякий случай оставляю вам свою визитку…
'На всякий случай!' – мысленно повторила она, машинально выхватывая визитку из руки Кораблина, причем с такой неконтролируемой быстротой, словно она была нищенкой, и некий пьяный богач куража ради протянул ей стодолларовую купюру.
Кораблин повернулся и пошел к своему автомобилю – тяжелому джипу с тонированными стеклами. Не машина, а танк. От нее прямо-таки веет силой и надежностью. Титова смотрела вслед Кораблину и судорожно сглатывала. Во взопревшей ладони грелась визитка. Кораблин удалялся, чуть покачивая широкими плечами. Титовой казалось, что вместе с ним от нее уходит целый мир, наполненный яркими разноцветными шариками… Это было чем-то сродни любви. Той самой любви, о которой Титова уже успела забыть и какая так мучительно терзала ее юную душу в далекой, бесконечно далекой молодости.
'Однако я стала слишком сентиментальна!' – мысленно сказала она себе. Это была надежная формула для самоконтроля. Титова всякий раз мысленно говорила себе эти слова, когда в душе вдруг вскипало волной странное чувство. Это была то ли обостренная тоска по ушедшей молодости, то ли некстати проснувшаяся нежность, и тогда Титовой, вроде беспричинно, хотелось плакать, хотелось налево-направо раздавать старушкам милостыню, хотелось пойти в сбербанк и послать на адрес детского дома анонимный денежный перевод… Но проверенная формула легко гасила эту волну, и Титова снова обретала прежнее качество, какое лелеяла в себе подобно трудовым заслугам или правительственным наградам.
Придя домой, она скинула тесные сапоги, от которых нестерпимо ныли пятки, сунула ноги в теплые тапочки и заскользила по ламинированному паркету. Зашла на кухню, открыла холодильник и скучным взором прошлась по упаковкам с продуктами. Готовить не хотелось, и она лишь отщипнула немного от куска сыра. Потом прошла в комнату, села в кресло и несколько минут сидела неподвижно, закрыв глаза… Из ее головы не выходил Кораблин. До чего ж мощная энергетика у мужика! Аркаша Стуков в сравнении с ним кажется малоопытным мальчишкой, хотя возглавляет 'Платиниум-банк' и ворочает приличными деньгами. Но Стуков Титовой не по зубам. Она пыталась прощупать его – нулевой результат. Стуков словно уж выскальзывал из ее рук. Впрочем, на работу он ее взял. У него хорошее чутье на… на…
Титова призадумалась. Каким бы словом точнее охарактеризовать саму себя? У Стукова хорошее чутье на ретивых баб… Нет, не то. На ловких баб? На умных? На стервозных? На хитрых? А может быть, на подлых, чья подлость до поры до времени может быть выгодна?
Она снова почувствовала, как в душе дрогнуло это предательское чувство. Вот что касается этого чувства, то Титова никогда не пыталась подобрать к нему точное слово. Она прекрасно знала, что в ее душе иногда трепещется некая абстрактная субстанция, химера, которую сопливые писатели и поэты называют совестью. Вот уж бесполезная штуковина! Что-то вроде болезни. Она разрушает организм, делая его чувствительным к боли других. И тогда начинаешь действовать в ущерб себе. И тогда становятся недосягаемыми цели. И если не заглушить эту болезнь в себе, то можно потерять многое, если не все…
