подчиняться. На судне оставляли только по двое вахтенных. Однако рыбаков не удивляло такое поведение. Само присутствие моряков на острове являлось редким чудом, и остальное не имело значения. Рыбаки тоже пришли в часовню и впервые в жизни попробовали бренди. Ночь наполнилась криками и песнями, и остров вдруг переменился; расставшись с тишиной и покоем, он мерно колыхался в предвкушении неведомых ощущений, пропитанный насквозь незнакомыми желаниями. Гатри стоял в толпе приятелей, его щеки разрумянились, в обычно равнодушных глазах поблескивал безрассудный огонек. Он с наслаждением пил большими глотками бренди из стакана, что держал в руках, и словно безумец смеялся без всякой причины вместе с моряками. Староста рыбаков не понимает языка чужеземцев, ну и что с того? Перед глазами покачивались звезды, земля ускользала из-под ног, и казалось, что прежде он и не жил вовсе. Пусть ревет ветер и грохочут волны — это слышится зов большого мира. За морем раскинулись неведомые земли, где находится родина чужеземцев, и именно там ждет настоящая жизнь, полная красоты и необычных, невероятных приключений. Никогда больше не станет он гнуть спину, обрабатывая бесплодные поля. В ушах звенела песня моряков, табачный дым застилал глаза, а по жилам весело бежала кровь, смешанная с бренди.
Женщины пустились в пляс с матросами, кто-то раздобыл гармонику и скрипку с тремя струнами, и вот уже над островом несется варварская мелодия. Местные женщины никогда в жизни не танцевали, а сейчас их подхватывали и кружили в вихре дикого хоровода — только мелькали развевающиеся в воздухе юбки. Моряки смеялись и пели, отбивая ногой ритм, а счастливые пьяные рыбаки с глупым видом стояли у стены, позабыв о времени. Один из заморских гостей, протянув руки, направился с улыбкой к Джейн, и она пошла танцевать. Щеки горели от возбуждения, а душу переполняло желание понравиться чужестранцу. Темп мелодии ускорялся, и ноги все стремительнее неслись по полу. Джейн почувствовала, как руки незнакомца крепко сжали талию, ощутила жар его тела и обжигающее щеку дыхание. Подняла голову и встретилась с дерзким, раздевающим донага взглядом. Моряк облизнул влажные губы, и оба улыбнулись, читая друг у друга мысли. По телу Джейн пробежала трепетная дрожь, будто от прикосновения прохладной руки. Ноги подкосились от страстного желания, и она опустила взор, а потом глянула украдкой на Гатри, не заметил ли муж чего. Впервые в жизни к Джейн пришло чувство вины.
Наступил новый день, такой же беспощадно знойный.
Ветер не ослабевал, и море не желало укротить свою ярость. Бриг, бросивший якорь в гавани, по- прежнему раскачивался на волнах среди рыбачьих лодок, а сами рыбаки, прислонившись к стене причала, бездумно пили бренди, курили и слали проклятия в адрес восточного ветра. Женщины тоже забросили кухню и починку одежды: стоя в дверях хижин, они щеголяли накинутыми на плечи новыми шалями и малиновыми платками, украшавшими голову. Дети вызывали раздражение, и их матери, не находя себе места, ждали улыбки от заезжих гостей.
Так прошел день и ночь, и еще один день. Немилосердно жгло солнце, по-прежнему бушевало море, и не стихал ветер. Никто не выходил на рыбную ловлю и не обрабатывал землю. Казалось, на всем острове невозможно отыскать тенистый уголок: трава порыжела и засохла от зноя, а на редких деревьях уныло повисли сморщенные листья. И снова на остров опустилась ночь, а ветер все не унимался. Гатри сидел в хижине, обхватив руками голову, не в силах о чем-либо думать. Он чувствовал себя разбитым и усталым, как древний старик. Легким не хватало воздуха, а в горле пересохло от жажды. От завывания ветра, отдававшегося в ушах, и обжигающего глаза солнца было только одно спасение. Нетвердой походкой Гатри вышел из хижины и спустился к церкви, где на полу лежали вповалку рыбаки и матросы. Из открытых ртов текло бренди. Гатри бросился к ним и с жадностью припал к бутылке, позабыв о ветре и разгневанном море.
Джейн выскользнула из хижины и, прикрыв за собой дверь, побежала в скалы. Высокая трава ласкала ноги, и ветер играл волосами, звеня в ушах торжествующим зовом. Внизу бросались на утесы волны, и брызги пены летели в лицо. Джейн знала, что нужно только немного подождать, и он непременно выйдет из часовни и явится сюда. Весь день, пока она находилась на пристани, за ней неотступно следили глаза моряка. Все остальное совершенно не важно. Гатри спит где-то пьяный, и о нем не стоит вспоминать. А здесь, среди скал, над головой сияют звезды и безумствует восточный ветер. Вот из-за деревьев показалась темная фигура. Поначалу Джейн стало страшно, но это длилось всего мгновение.
— Кто ты? — окликнула Джейн, но ее слова унес ветер.
Моряк подошел ближе: ловкие, опытные пальцы сорвали одежду, и Джейн закрыла глаза ладонями. Чужеземец со смехом зарылся лицом в ее волосы. Обнаженная Джейн застыла с распростертыми руками и, позабыв о стыде, ждала, словно светлый призрак, который вот-вот сметет и развеет ветер. А внизу из часовни доносились пьяные крики и пение мужчин. Потеряв рассудок от алкоголя, они передрались между собой. Один из рыбаков метнул нож и пригвоздил к стене брата. А тот, извиваясь, словно змея, вопил от боли.
Гатри поднялся на ноги.
— Угомонитесь, псы! — рявкнул он. — Прекратите буянить! Пейте мирно и не мешайте человеку мечтать! Или надеетесь, что так ветер скорее поменяет направление?
Его слова заглушил издевательский хохот. Один из рыбаков ткнул в Гатри дрожащим пальцем.
— Да, Гатри, тебе бы только о мире говорить. Эх ты, выживший из ума слабак! А в это время женушка наставляет тебе рога с чужаком. Ручаюсь, очень скоро у нас на острове появится новая кровь.
Рыбаки хором поддержали приятеля и принялись насмехаться над Гатри:
— Эй, присмотри-ка лучше за женой!
С яростным воплем Гатри набросился на толпу, нанося удары по отупевшим от пьянства физиономиям. Но силы были неравными, и вскоре его вышвырнули из часовни на бугристую набережную. Оглушенный ударом, он мгновение лежал неподвижно, а потом, встряхнувшись как побитый пес, поднялся на ноги. Значит, Джейн ему изменила. Вот шлюха! Гатри вспомнилось белоснежное хрупкое тело жены, и сознание заволокла пелена безумной ненависти и страстного желания. Спотыкаясь и падая, он добрался в темноте до пустой хижины. Ни в одном из окошек не горел свет.
— Джейн! — окликнул он жену. — Куда ты, черт возьми, спряталась со своим проклятым любовником?!
Ответа не последовало. Рыдая от злости, Гатри схватил висевший на стене огромный тяжелый топор, которым рубили дрова.
— Джейн! — снова позвал он. — Выходи, слышишь?
Его голос тонул в завываниях ветра, что сотрясал стены хижины. Гатри притаился у двери и ждал, сжимая в руках топор. Ночь была на исходе, а он так и сидел в тупом оцепенении, позабыв о времени. Перед рассветом пришла Джейн, дрожащая и бледная, словно заблудшая душа. Гатри еще издали услышал шаги на тропинке. Вот хрустнула веточка под ногой — и руки сами подняли тяжелый топор.
— Гатри! Гатри, пощади! Не трогай меня! — Джейн с мольбой протянула руки, но муж оттолкнул ее и обрушил на голову топор. Он наносил удар за ударом, кромсая череп.
Джейн рухнула на землю, тело корчилось в судорогах, сделавшись до неузнаваемости безобразным. Тяжело дыша, Гатри склонился над женой. Глаза застилала кровавая пелена. Потом он сел рядом, не осознавая происходящего. Голова бессильно упала на грудь, и он забылся тяжелым пьяным сном.
Протрезвев, Гатри проснулся и обнаружил у ног мертвое тело. Он с ужасом смотрел на труп, ничего не понимая. Рядом на полу валялся топор. Некоторое время он лежал неподвижно, не в силах пошевелиться от страха и подкатывающей к горлу тошноты. Потом стал прислушиваться, словно ожидая, что вот сейчас раздастся ставший привычным звук. Но вокруг стояла тишина. Что-то изменилось. Ну конечно же, все дело в ветре, его завываний больше не слышно.
Пошатываясь, Гатри встал на ноги и выглянул за дверь. На остров спустилась прохлада, а пока он спал, успел пройти дождь. С юго-запада дул легкий свежий бриз, и серая гладь моря выглядела спокойной и умиротворенной. А вдали на горизонте виднелась черная точка, и на фоне неба отчетливо вырисовывались белые паруса.
С утренним приливом бриг покинул бухту.
