Чья-то бессовестность? А может, не чья-то,                    а просто моя? Любимая, спи…                Ничего не попишешь, но знай,         что невинен я в этой вине. Прости меня — слышишь?-                        люби меня — слышишь?- хотя бы во сне,                хотя бы во сне! Любимая, спи…                Мы — на шаре земном, свирепо летящем,                грозящем взорваться, — и надо обняться,                чтоб вниз не сорваться, а если сорваться —                   сорваться вдвоем. Любимая, спи…                Ты обид не копи. Пусть соники тихо в глаза заселяются, Так тяжко на шаре земном засыпается, и все-таки —              слышишь, любимая?-                                 спи… И море — всем топотом,                     и ветви — всем ропотом, И всем своим опытом —                       пес на цепи, а я тебе — шёпотом,                   потом — полушёпотом, Потом — уже молча:                    «Любимая, спи…»   1964
 Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.
 Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.
      Ночь, как раны, огни зализала. Смотрят звезды глазками тюрьмы, ну а мы под мостом Салазара — в его черной-пречерной тени.   Оказал нам диктатор услугу, и, ему под мостом не видны, эмигрируем в губы друг к другу мы из этой несчастной страны.   Под мостом из бетона и страха, под мостом этой власти тупой наши губы — прекрасные страны, где мы оба свободны с тобой.   Я ворую свободу, ворую, и в святой уворованный миг счастлив я, что хотя б в поцелуе бесцензурен мой грешный язык.   Даже в мире, где правят фашисты, где права у людей так малы, остаются ресницы пушисты, а под ними иные миры.   Но, одетая в тоненький плащик, мне дарящая с пальца кольцо, португалочка, что же ты плачешь? Я не плачу. Я выплакал все.   Дай мне губы. Прижмись и не думай. Мы с тобою, сестренка, слабы под мостом, как под бровью угрюмой две невидимых миру слезы…   1967, Лиссабон
 Евгений Евтушенко.
 Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.
    Людей неинтересных в мире нет…
    С. Преображенскому