способом доставки молодых офицеров в часть, Шурик уселся на траву. Он слушал гул разогреваемых вертолетных двигателей до вечера, когда же это стало невыносимо, поднялся и, поручив сидящему рядом прапорщику присмотреть за чемоданами, отправился прогуливаться по опутанному колючей проволокой аэродрому. Далеко, впрочем, уходить было нельзя. В любой момент могли дать команду на взлет, и около сотни желающих тут же назвали бы себя перспективными пассажирами. Сколько поднимется в небо машин – известно одному лишь командиру вертолетного полка, а тех, кто хочет улететь в Чечню, Шурик мог пересчитать сам. На неизвестно когда отданную команду было около ста с лишним кандидатов.
Срок прибытия в часть истекал через пять дней. При такой облачности над Северной Осетией вырисовывался реальный риск нарушить закон. Ничего существенного из-за этого, конечно, не произойдет, и война не закончится, да и в командировку Шурик едет, а не к новому месту службы, но получить с первых дней службы репутацию неисполнительного офицера Ждану казалось недопустимым. Он, если честно, не совсем ясно представлял себе офицерскую службу. Там, в Коломне, он работал в тихом уютном кабинете, следил за тем, чтобы компьютерные установки работали исправно и сигналы из космоса получали своевременно, и ничем другим, строго говоря, не занимался.
– Товарищ лейтенант! – услышал он, начиная уже отчаиваться. Услышал и не обратил внимания. Ему и честь-то отдавали всего единожды – в училище, по заведенным училищным традициям. Тот курсант, кто первым отдал честь молодому офицеру после вручения погон, получал десятку. После выпуска в повседневной форме Шурик щеголял лишь один раз – в кафе. В Коломне была спецовка-комбинезон, и сейчас при сияющих новыми звездочками погонах в своем зеленом кителе и выглаженных брюках выглядел он посреди аэропорта не совсем подходяще.
– Товарищ лейтенант! – проговорили уже более настойчиво и более развязно, и Шурик, опомнившись, повернул голову.
В пятидесяти метрах от него под невероятно кривым стволом дуба сидели восемь или десять человек в камуфляже, и при этом ни у одного из них не было на погонах знаков различия. Удивляться Шурик не стал. Чечня нынче заполнилась контрактниками различных возрастов – от рядовых до тридцатипятилетних лейтенантов запаса. Они-то и несли вместе с кадровыми офицерами и солдатами-срочниками службу по восстановлению конституционного порядка на Кавказе. Кого-то вела сюда жажда приключений и азарт, кого-то – обещанные «боевые» в тысячу рублей за один день боя, но Шурик еще в училище уяснил для себя главное – кого и что ни вело бы на Кавказ, все здесь делали одно дело.
Шурика покоробило. Пять лет ему втиралась непоколебимая истина о том, что офицер в войсках – лицо святое. И теперь, когда его окрикивает, словно дворника, вооруженная до зубов группа сомнительных лиц без каких-либо знаков различия, реальность вступила с теорией в противоречие.
– Кто спрашивает? – глядя в загорелые, улыбающиеся лица, бросил Ждан. Снял фуражку и протер платком лоб. Несмотря на облачность, температура была никак не ниже тридцати, и стоять в шерстяном кителе под этими дышащими жаром серыми облаками было и странно, и неуютно.
– Наш человек! – рассмеялся золотозубый мужик лет тридцати на вид. – Подойди, познакомимся, что ли… Куда летишь, пехота? – и в глазах его сверкнул огонек, свидетельствующий о том, что злобы нет.
– В Грозный, – сказал Шурик, и все рассмеялись. – В оперативную бригаду, – и все рассмеялись еще звонче.
– Перегрелись, что ли? – Шурик сжал зубы и обвел взглядом сидящих. Больше всего его раздражало то, что вместе с золотозубым и его сверстником – тоже без знаков принадлежности к какой-либо армии мира – смеялись рядовые возрастом старше его лет на пять.
Золотозубый повернулся к бойцам и коротко, даже не сомневаясь в том, что будет иначе, бросил:
– Кострома, уведи людей в тень и организуй прием пищи.
И в тот же миг хохотуны замолчали, поднялись и удалились под сень деревьев в пятидесяти метрах от дуба. Шурик заметил при этом, что семь человек поднялись и ушли, не издав ни единого звука. И это при том, что на них, как на мулах, были навьючены рюкзаки альпинистов, а в руках было оружие, которому по определению следовало клацать.
– Где вещи? – бесцеремонно спросил золотозубый и отвалился спиной на свой рюкзак, казавшийся на четверть выше, чем у других.
– А какая разница? – не желая потворствовать фамильярности, Шурик продолжал стоять и лениво смотреть на этих двоих, один из которых молчал, но чему-то постоянно улыбался.
– Неси сюда, – приказал золотозубый тем же голосом, каким только что отправил солдат ужинать. – И скинь эту попону, – он ткнул пальцем на китель, на котором сиял знак об окончании военного вуза. – Ждан?
– Да кто вы такой, черт возьми? – вырвалось у Шурика, и он густо покраснел.
– Командир отделения старший сержант Яшин. Я послан командиром бригады встретить вас и доставить в часть. Через полчаса взлетает «корова», так что садитесь, ждем. Не надо ходить по взлетной полосе, винтом поцарапать лицо может.
– Какая корова? – выдержав для приличия паузу, поинтересовался Шурик, садясь, однако, рядом.
– Понятно, – сказал Яшин и тоже выдержал паузу. – «Ми-26».
Разговорились. Выяснилось странное. Это отделение разведвзвода первого батальона. И этого старшего сержанта и семерых бойцов комбриг за Жданом отправил лично.
– За мной? Восемь человек?
– Значит, важная персона, – сказал Яшин, ложась на рюкзак. – А по мне, хоть важная, хоть не важная, сказали – я доставил.
Через минуту к ним попытались присоединиться трое подвыпивших офицеров. Шурик увидел, как Яшин цыкнул на них, а когда те заартачились, из тени деревьев вышли двое огромных, как кипарисы, его подчиненных и отвели офицеров в сторону. Шурику все это казалось странным.
Непонимание сменилось ужасом, когда «корова» села в Грозном и его повели мимо бани к штабу бригады. Группа солдат вытаскивала из бани за ноги и за руки три окровавленных трупа. При этом бойцы весело переговаривались между собой и шутили, как если бы происходило это в Коломне при уборке снега. Проходя мимо, лейтенант, холодея, заметил на руке одного из трупов татуировку: маленький полумесяц со звездой. Один глаз у убитого был приоткрыт, и Шурику показалось, что он ему подмигивает.
– Да осторожней же! – золотозубый Яшин схватил его за рукав и повел мимо натекшей лужи крови.
Ждана штормило и хотелось пить. Слава богу, штаб был недалеко от бани, так что моряцкой походки выпускника вуза космических войск никто не заметил. Яшин пробуксировал Шурика мимо штаба до домика без опознавательных знаков и велел стоять у входа. Вскоре появился внушительных размеров полковник, спросил, какая погода в Коломне, представился начальником штаба и повел лейтенанта в домик.
Разговор с комбригом при встрече оказался очень коротким. Вообще комбрига Шурик представлял себе другим. Он, по его мнению, должен был сидеть над картой, а на груди его обязан был сиять иконостас из боевых наград. Где-то неподалеку Ждан представлял суетящегося адъютанта. На самом же деле генерал- майор Зубов, в чье распоряжение лейтенант прибыл, оказался высокого роста седым мужиком в камуфлированной форме без знаков различия. Из разворота кителя виднелась краповая тельняшка, волосы аккуратно причесаны. Похож на Джорджа Клуни.
– Лейтенант Ждан?
– Так точно.
– Мне сказали, что ты в оргтехнике хорошо разбираешься.
Шурика такая характеристика покоробила. Что значит – в оргтехнике, и что значит – хорошо разбираешься? Оргтехника – это и принтеры, и сканеры. А он вообще-то управляет спутниками на орбите.
– Формально – да.
– Как папа поживает?
При чем здесь папа? Шурик повел плечами.
– Мы с твоим батей в одном взводе учились. В Московском училище. Не рассказывал?
Шурик порозовел. Ничего себе.
– Чай, кофе, водка? Виски?
Шурик уже ничего не понимал.
Генерал обернулся к начальнику штаба:
