Стольников рассказал. Все время, что он говорил, дважды вытягивал из лежащей на столе пачки Удальцова сигареты. Изредка поднимал взгляд, чтобы посмотреть, какое впечатление производит на окруживших его людей рассказ. Но ничего, кроме ледяного спокойствия, не чувствовал. Один лишь Мякишев улыбался едва заметной, живой улыбкой. Он бы не улыбался, конечно, но не мог сдержаться. Саша видел, что реакция контрразведчика на его слова искренняя.
– Мне нужен навигатор и второе отделение моего взвода, – упрямо глядя под ноги, закончил капитан. – И я верну людей. И принесу информацию, которая дорогого стоит.
– Вы понимаете, капитан, что здесь воинская часть, а не игра в салочки? Мы на войне, и вам лучше начать говорить.
Стольников поднял на Костычева тяжелый взгляд и вычленил из его речи главное.
– Я понимаю. А вы понимаете?
– Тогда извольте отвечать, – контрразведчик тоже умел вычленять неглавное из услышанного. – Где отделение, которое вы вывели из боя под Ведено?
– Вывел из боя?.. – поморщился Стольников. – Я вывел его не из боя, а из окружения.
– Как же тогда понять, что вы до сих пор живы, а подчиненных вам людей в живых нет?
– Но я же объясняю! – зловещим шепотом, изумляясь, выдавил Саша. – Они живы! Погибли только Тарасенко и двое членов экипажа!
Костычев ударил ногой по кровати, на которой сидел разведчик.
– Ты другим идиотам расскажи эту историю!
– Для других идиотов у меня другие истории! – отозвался Стольников, еще не чувствуя нависшей над ним беды. – А тебе и этой хватит!
Мякишев сделал шаг вперед и придержал Удальцова, попытавшегося погасить напряжение:
– Вам не кажется, что капитану Стольникову необходима медицинская помощь?
– Не можете мне простить той «Нивы» Министерства юстиции? – оживился Саша.
– Какой «Нивы»? – тут же вмешался Костычев.
Саша подумал.
– Я буду разговаривать с комбригом. Сейчас. Больше ни с кем.
– Капитан Стольников, вы переутомились или от рук отбились? – удивился Удальцов. – Я здесь! Я пока живой! Ваш командир, начальник штаба!
– Пришлите к нему врачей, – подумав, вдруг приказал Костычев.
– Вы что, не понимаете? Меня ждут! – вскричал Стольников.
– Где? – спросил Костычев и, опершись на спинку кровати, завис над ним.
– Там, – выдержав паузу, ответил Саша.
– Где там?
– В Другой Чечне.
Костычев выпрямился и посмотрел на Удальцова.
– Я доложу о случившемся в свое управление в Москву. Поэтому вам лучше взять капитана Стольникова под охрану и прислать к нему врачей.
Саша понял – ошибся. Он имел возможность сказать: «Я оставил бойцов под землей, в катакомбах. И только я смогу их вывести». Но проникшийся обстановкой в «той Чечне» он выпал из Чечни «этой». Все, что теперь уже не казалось ему ирреальным, все, что воспринимал он теперь как явь, для этих людей выглядело бредом сумасшедшего. Эти люди не готовы его слушать.
Еще минуту назад он хотел рассказать о своем разговоре с Пушковым. О том, что в штабе бригады живет предатель, и предателю этому известно все о планах федеральных сил. Что именно этот человек предал Стольникова, как предавал его, видимо, много раз, выводя Алхоева из окружения, что это он повинен в смерти Пушкова. Но произносить вслух такие слова после случившегося было не просто бессмысленно, это было опасно. Выручить Сашу мог только начальник разведки бригады Пушков. Но капитан своими глазами видел его труп.
И все, что теперь было: десять человек в Другой Чечне, сумасшедший Стольников здесь, в палате ханкалинского госпиталя, и ФСБ, пытающееся разгадать загадку пропавшего вертолета, летчиков и разведывательного отделения.
Когда офицеры вышли, Стольников позволил появившимся врачам уложить себя на кровать и сделать инъекцию. В дверях при этом стояли двое солдат комендантской роты. Они ничего не понимали ни в жизни, ни в смерти, но выкручивали руки за спину умело и быстро. Да и что Саша мог сделать сейчас, именно сейчас? Вырубить докторов, комендачей и выбежать на улицу? Здесь не «зеленка», а штаб группировки войск. И бежать ему тогда метров сто, не больше. И тогда точно – карцер.
Он чувствовал, как по телу начинает разливаться, грея ноги, тепло. Ему захотелось спать, и он перестал бороться с усталостью. Нужно снять напряжение вокруг этой палаты. И, черт возьми, просто отдохнуть. Только бы продержались Жулин с Пловцовым.
«Они что-нибудь придумают, – размышлял, засыпая не по своей воле, Стольников. – Обязательно придумают. А навигатор, значит, у Есникова… В бригаде… быстро работает… Быстро работает Алхоев».
В госпитале было прохладно, пахло чистыми простынями и йодом. Этот букет запахов Удальцов слышал много раз. Еще в Афаганистане. Там он получил первое ранение.
Едва он, Есников, Костычев и Мякишев оказались на крыльце госпиталя, солнце осветило их лица, заставив зажмуриться.
Солдат с красной повязкой на руке мел дорожку перед госпиталем. Чуть поодаль в курилке сидели двое коротко стриженных «срочников» в больничных пижамах и курили в рукав.
– Сейчас я пошлю в бригаду машину, – произнес Костычев, подняв взгляд на Удальцова. – Передайте моему человеку прибор, который принес Стольников.
– Вам не кажется, что капитана стоит выслушать где-нибудь в спокойном месте? – спросил начальник штаба. – Почему вы не хотите придавать его словам значение?
– А вы верите тому, что он говорит? – вмешался Мякишев.
– Бросьте, полковник! – насмешливо и жестко поддержал Мякишева Костычев. – Им сейчас займутся наши люди.
– «Займутся» – это что такое? Это как выглядит?
– Как бы ни выглядело, я узнаю, где разведчики и штурман. На месте крушения вертолета обнаружены тела только двоих летунов. И Стольников нам расскажет о том, что произошло… Знаете что, полковник… Мы все вместе полетим в бригаду.
– Я буду только рад этому, – согласился Удальцов. – Но почему не прихватить с собой и Стольникова?
– Послушайте, полковник, вы что, ребенок?
– Умерьте свой пыл, Костычев! – попросил начальник штаба. – Я на войне с восемьдесят второго года. Поэтому хорошо разбираюсь, где друг, а где враг!
– Наш главный враг – вот здесь! – контрразведчик постучал себя по лбу. – Годы войны с одними и теми же людьми приучают к мысли, что это друг! А на самом деле из вашего котелка ест хорошо прикрытый враг! Он не предатель, нет, он – враг!
– И Стольников – тот самый?
– Я абсолютно уверен в этом! Неужели вы не видите, с каким остервенением он пытается увести в руки боевиков еще одну группу людей?! На данный момент его разведвзвод батальона – единственное боеспособное разведывательное подразделение бригады! Бригада только обустраивается, часть войск занята строительством, и если бригада лишится разведки, то она останется слепой!
– Так, значит, вы все-таки согласны с тем, что Стольников – хороший разведчик, единственный, наверное, кто протирает глаза бригаде? – едко улыбаясь, поинтересовался Удальцов.
Он не хотел перечить контрразведке, споры с этой организаций к добру никогда не приводили. Как не приводили к добру двадцать лет назад споры с политработниками и особистами. Но отдавать контрразведке Стольникова, которому верил и которого любил, Удальцов не собирался. Рассказ капитана немного разбавил его чувства сомнениями, однако начальник штаба относил это на счет потрясений, выпавших на долю капитана. Но Удальцов не представлял, что готовил разведчику Костычев…
