все сделал один раненый русский? Он пришел в себя, прикончил четверых моих людей, забрал с собой автомат и снова спрятался, чтобы болеть?
Ему никто не отвечал, понимая, что Дага начинает свирепеть, а это был плохой признак.
– Позовите ко мне Трофима.
Через минуту двое затолкали в дом атамана.
– Слушай меня, – проговорил Дага. – Если твои люди не приведут ко мне русских разведчиков, которые здесь прячутся, раненные они или целые и невредимые, – в десять часов вечера я уведу каждого третьего мужчину города. И это будут самые здоровые мужчины! А тебя… – бандит посмотрел через голову Трофима. – Притащите на площадь много дров! – и Дага снова посмотрел на атамана. – А тебя перед уходом я сожгу на глазах оставшихся в живых горожан.
16
Стольников лежал в палате госпиталя в Ханкале и смотрел в потолок. Во избежание ошибок ФСБ решила не повторяться. Капитана поместили в общую палату к трем пациентам, двое из которых были абсолютно здоровыми сотрудниками ФСБ, а оставшийся был на самом деле ранен и уложен с той целью, чтобы разбавить молчаливую обстановку. Казалось, Костычев специально подобрал того, кто может говорить, не замолкая, сутками. Его болтовня мешала всем – лечащему персоналу, двоим охранникам у двери, «подложенным» «конторским», не мешала только Стольникову, который умел отключаться для раздумий даже в бою. И теперь раненный в обе ягодицы солдат автомобильной роты рассказывал журналистке Первого канала о том, что с ним случилось в бою. Оператора с камерой в палату не допустили, но журналистка не расстраивалась. Хватит и рассказа. А по местам боев военный комендант обещал провезти группу телевидения на машине комендантской роты, не удаляясь от Ханкалы более чем на километр. А ехать дальше журналистке не очень-то и хотелось. Поэтому она сидела на кровати раненого «срочника» и задавала вопросы.
Костычев решил не запирать Стольникова на замок в ожидании инструкций из Москвы. Во-первых, капитан был так отделан при задержании, что морщился при каждом движении и даже перестал есть. Во- вторых, начальник медицинской службы убедительно попросил не делать из госпиталя карцера, поскольку здесь все-таки госпиталь, а не тюрьма. Жалобы на имя командующего Костычев не хотел. Поэтому просто подложил двоих сотрудников и двоих усадил на входе – одного у палаты, второго на входе в госпиталь. Ну и на Стольникова, конечно, надели наручники. Один браслет защелкнули на правой руке, а второй прицепили к уголку рамы кровати.
– Значит, ранение вы получили в бою? – по-граждански наивно любопытствовала корреспондентка Первого канала, сидя перед разговорчивым малым в палате.
– Здесь все – сплошной бой… – глядя в потолок, с видом героя отвечал интервьюируемый солдат автомобильной роты.
После этого ответа Стольников покосился на него, а «конторские» даже не шевельнулись. Хотя «конторскими» назвать их можно было с натяжкой, в палате лежали всего лишь информаторы из ханкалинских подразделений, но дело свое они знали и в будущем рассчитывали пополнить ряды органов госбезопасности.
– А при каких обстоятельствах вы получили ранение? – допытывалась девушка, представившаяся в самом начале разговора Лизой.
– Понимаете, мы заняли оборону севернее Ханкалы. Одно из самых опасных мест в Чечне. И банда ударила по нам из минометов. Кому-то оторвало голову, кого-то изрешетило осколками… – солдат задумался. – А я вот побежал спасать горящую машину, и меня достало…
Ранение он получил в задницу. И Стольников знал, при каких обстоятельствах. Ночью водила отвез на одну из ханкалинских застав груз, но в связи со сложными метеоусловиями там заночевал. В тумане можно наткнуться на мигрирующие банды или просто свалиться в воронку. На заставе, пока командир проверял посты, водила и его земляк быстро распили бутылку водки и после возвращения командира заставы улеглись на бруствере помечтать о дембеле. А в это время кто-то из разведчиков попросил артиллеристов «подсветить». И ханкалинские «боги войны», как всегда, не думая, чем все это может закончиться, отстрелили «люстру». Осветительный заряд поднялся в небо, а фрагменты его понеслись обратно к земле. Падают такие фрагменты всегда с характерным свистом, и всегда кажется, что прямо на голову. А иногда так и случалось. Хвостовики от «люстр» втыкались в землю, а основные части корпуса падали плашмя. Звук при этом был такой, что хотелось побыстрее с этого места уйти. Стольников знал одного контрактника, которому хвостовиком раздробило ногу, а однажды его взвод спал в Ханкале, и болванка упала прямо на БТР. Оглушило всех, кто находился внутри. И вот очередной каприз бога войны. Ему зачем-то понадобился водила, точнее, его зад. Лежащему на бруствере на боку вернувшийся с неба хвостовик рассек обе ягодицы. Получалось, что фактически ранение военнослужащий получил в бою, ибо находился в то время на боевой заставе в районе боевых действий.
– Теперь вас, видимо, наградят, – предсказала журналистка, терпеливо дописав на диктофон рассказ водилы об осколочном минометном ранении.
– Знаете, я здесь не за ордена воюю, – ответил больной. – Скорей бы уже эта война закончилась.
Стольников закрыл глаза и попробовал заснуть. После побоев он отходил быстро. Его накормили, и два часа он все-таки поспал. Он готов был уйти хоть сейчас. Добраться до бригады, отлежаться сутки, зализать раны и отправиться в пещеру к своим. Но мешал наручник. И Батя уже ничем не мог помочь…
Корреспондентка, поднявшись, поблагодарила водилу за увлекательный рассказ и направилась к Стольникову. Подсев на его кровать, вынула диктофон.
– Ну а вы? Как вы здесь оказались?
Саша уже открыл рот, чтобы отказаться от беседы, как вдруг почувствовал руку журналистки под одеялом. Обомлев, он пробормотал:
– Я…
– Говорите, говорите, – поощрила она и стала искать под одеялом свободную от наручника левую руку капитана.
От такой лихости Стольников растерялся. И лишь когда из руки журналистки в его ладонь перекочевал плотно свернутый листок бумаги, он поднял на нее взгляд и твердо сказал:
– Мне просто не повезло. Танк сбил.
– Как интересно! – ответила Лиза и уселась так, чтобы спиной загородить Стольникова от остальных. – Расскажите!
Саша бесшумно развернул листок. Внутри него нащупал – он узнал бы этот предмет из тысячи похожих – ключик от наручников. С незамысловатой, одинаковой для всех «браслетов» бородкой с одной стороны и штырьком для блокировки замка с другой. Оставив ключ под одеялом, он вынул листок и прочел: «Машина ТВ».
Листок он сунул в карман, стараясь делать это так, чтобы не возбудить интерес соглядатаев, а ключ взял и стал нести его под одеялом над животом к запястью.
– Вы знаете, ничего примечательного, – глядя в глаза журналистке Лизе, проговорил капитан. – Сам виноват. Шел на красный, не заметил танк. Водитель, конечно, превысил скорость, однако вина полностью лежит на мне. Но механика тоже накажут.
– За что же? – пряча улыбку и порозовев, спросила Лиза.
– Согласно правилам дорожного движения, механик управлял транспортным средством – источником повышенной опасности…
Наручник с правой руки пал и лег на хрустящую простыню. Чтобы не загремел, капитан сунул его под ногу.
– Вот и вся история, – проговорил Саша и расслабился.
Девушка поднялась и поблагодарила всех, пожелав скорого выздоровления. Выйдя, она плотно притворила за собой дверь.
– Классная телка, – вздохнул героический водила. – Она мне второй год снится.
Здоровые больные на это ничего не ответили.
– Ну ладно, – сказал Стольников, вставая, – поболели, пора и честь знать.
Откинув одеяло, он перепрыгнул через спинку кровати и ногой повалил на пол вскочившего «стукача». Голова его дернулась, как если бы кто-то бил сильно по мячу, промазал и попал в скулу вратарю.
