дотронулся до нее. Отдавшись яростному ритму, Кэтрин ничего уже не замечала, кроме его лица, покрытого темным загаром, его пылающих огнем глаз. Она отдавалась ему так же безотчетно, как если бы лежала в его объятиях, и, хотя Сезар ни разу не коснулся ее, чувство близости, охватившее их, было ошеломляющим. Все вокруг куда-то исчезло, остались только они вдвоем – мужчина и женщина, которых неудержимо тянуло друг к другу.
Когда это наваждение кончилось, Кэтрин испытала почти физическую боль. Она покачнулась, руки ее упали, перед глазами все плыло. Сезар замер перед ней и отбросил со лба непокорную прядь.
– Должно быть, я выпила слишком много мансанильи, – запинаясь, пробормотала девушка.
– Я тоже немного пьян, – мрачно сообщил он, – но не от вина.
Немного сонное, чувственное выражение его лица заставило ее сердце глухо забиться. Кэтрин дрожала. Волны возбуждения прокатывались по ее телу. Глаза сияли, как звезды, губы мягко алели, сейчас она казалась настоящей красавицей.
– Сердце мое, – хрипло пробормотал по-испански Сезар.
Кэтрин замерла. И в этот момент какой-то маленький оборванец дернул Сезара за рукав, прося милостыню. Юноша вздрогнул, будто очнувшись ото сна.
– У меня нет с собой кошелька, – растерянно прошептала Кэтрин. – Дайте ему что-нибудь... пожалуйста.
Он вытащил из кармана горсть мелочи и сунул ее в смуглую ручонку.
– Вот тебе... и убирайся! – Затем повернулся к ней и прерывающимся голосом проговорил: – Простите, Каталина, я, кажется, забылся. Мальчишка вернул меня с небес на землю. Во всем виновата музыка – она сводит с ума и пьянит, как молодое вино.
– А мне нравится, когда вы такой, – дерзко заявила воспитанная в монастыре скромница, прекрасно сознавая, какое впечатление должны произвести на него эти слова.
Он удивленно вскинул брови, затем буркнул:
– Интересно, куда запропастился этот осел, Хосе? Господи Боже мой, хорош бы я был, если бы позволил моей девушке гулять во время ярмарки с другим мужчиной!
Кэтрин отчаянно искала нужные слова, которые могли бы его убедить.
– То, что сказал вам Сальвадор, – это неправда, – начала она, но Сезар резко ее оборвал:
– Не трудитесь оправдываться! Я просто забылся. Это была лишь игра.
Игра? Ее сердце заныло. Так, значит, он просто забавлялся, заставив ее забыть обо всем, а она, наивная глупышка, поверила. Волна возмущения поднялась в ней. Да как он смеет играть с ней, будто она марионетка, которую можно заставить танцевать, дергая за ниточки!
– Сезар... послушайте, вы должны выслушать меня... – твердо произнесла девушка.
– О, так вот вы где! – раздался голос Эдвины. Она торопливо протолкалась к ним сквозь толпу и бросила на Сезара уничтожающий взгляд. – Право же, Сезар, тебе не следовало уводить ее!
– Сеньорита сказала, что ей немного жарко, – с ледяной невозмутимостью ответил он. – Уверяю вас, со мной она была в полной безопасности!
Они стали пробираться сквозь толпу. Кэтрин проклинала злосчастную судьбу, которой было угодно в столь важный момент послать им Эдвину. Случись это чуть позже, хоть на несколько минут, ей удалось бы объясниться с Сезаром.
Павильон был заполнен мужчинами, женщины уже разошлись по домам. В самом центре импровизированной сцены девушка в белом платье под аккомпанемент гитары пела низким, чувственным голосом. Внезапно Кэтрин охватила усталость.
– Пора возвращаться в «Каса», – сказала Эдвина, и она с несчастным видом кивнула.
В павильоне Сезар почти сразу же покинул их и подошел к дону Сальвадору, который, несмотря на усталость, поздний час и преклонный возраст, выглядел на удивление бодро. Воздух был сизым от сигарного дыма.
Вдруг перед ними выросла фигура Хосе.
– Позвольте мне проводить вас домой, – попросил он.
Эдвина с благодарностью согласилась. А веселье вокруг закипело с новой силой. Что же касается Кэтрин, то она совсем упала духом. Сезар даже не взглянул в ее сторону. Склонившись к старику, он, смеясь, что-то ему рассказывал. Выходит, то, что произошло между ними, для него ничего не значило, он просто забавлялся, выставляя ее на посмешище. А то, что он при этом считал Кэтрин невестой Хосе, делало его намерение еще более гнусным. Ему, скорее всего, нравилось демонстрировать свою власть над ней, хоть он и презирал ее за корыстолюбие и расчетливость. Теперь же, когда его тщеславие удовлетворено, она ему уже не нужна.
Ярмарка продолжалась еще целую неделю, но Кэтрин вынуждена была оставаться в своей комнате. Ее приковало к постели обычное для туристов на юге отравление. Впрочем, девушка была даже рада возможности побыть одной. Дона Луиза часто заходила навестить ее и засиживалась подолгу. Появлялась и Пилар, но гораздо реже. Сальвадор и Хосе передавали приветы. Только от Сезара не было ни слова. Кэтрин мечтала лишь об одном – поскорее поправиться, чтобы в понедельник, как обещала Эдвина, уехать. Она больше не хотела оставаться в «Каса де Агвилар». Лежа на низенькой кушетке, которую специально для нее принесли из патио на балкон, девушка подолгу вглядывалась в царивший внизу полумрак, надеясь хоть одним глазком увидеть Сезара, услышать его голос, но он не появлялся. Должно быть, наслаждается праздником, горько думала Кэтрин, танцует с какой-нибудь девушкой под звон гитар и рокот кастаньет.
Однако им не суждено было уехать в понедельник: Тот же самый недуг, который терзал Кэтрин, неожиданно свалил и Эдвину. Болела она тяжело. Но, как все люди, редко или почти никогда не болеющие, страшно перепугалась и решила, что дело обстоит еще хуже, чем это было на самом деле. Кэтрин, едва вставшая с постели и еще слабая, терпеливо ухаживала за ней. Ее удивило, что, всегда такая веселая и жизнерадостная, Эдвина сейчас совсем упала духом. Впервые в жизни тетка так сильно зависела от нее. Только сейчас девушка поняла, как сильно любит ее и как ей будет ее не хватать, если случится самое страшное. Состояние Эдвины ухудшалось с каждым днем. Личный врач Агвиларов приходил каждый день и подолгу сидел возле постели, сокрушенно покачивая головой. Температура никак не спадала. Врач советовал держать больную на успокоительных лекарствах и предлагал прислать сиделку, но Кэтрин отказалась, ревниво оберегая свое право ухаживать за матерью. Она велела перенести свою постель в ее комнату и оставалась возле нее сутками напролет.
На четвертую ночь Эдвина стала более беспокойной, чем всегда. Кэтрин предложила дать ей успокоительное, но та недовольно отмахнулась.
– Надо еще кое-что сделать, – слабым голосом прошептала она. Тусклый взгляд ее затуманенных глаз остановился на дочери. – Мне кажется... я умираю...
– Да нет, что ты! – запротестовала девушка. – Выпей-ка вот это и постарайся уснуть. Утром тебе станет лучше. – Она старалась говорить уверенно, чтобы Эдвина не догадалась, что напугала ее.
– Утром может быть слишком поздно, – прохрипела Эдвина и с трудом подняла голову. – Сходи за доном Сальвадором.
– Но... уже поздно. – Голос Кэтрин упал. – Нельзя беспокоить его в такое время.
– Он придет... если ты скажешь, что я зову его... прошу тебя...
Кэтрин поспешила в дальнее крыло «Каса», где находились комнаты дона Сальвадора.
Он тут же откликнулся на ее стук. Укутанный в теплый халат, старик читал какую-то ветхую книгу в кожаном переплете. Увидев в дверях Кэтрин, он поспешно встал с постели:
– Каталина, что случилось? Ваша мать?
– Она послала меня за вами...
– Иду. – Отложив книгу, Сальвадор быстрыми шагами двинулся за девушкой. – Ей хуже? – спросил он, пока они почти бежали по коридору. – Может, послать за доктором?
– А что он сможет сделать? Нет, думаю, ее преследует какая-то навязчивая мысль.
– Что ж... вполне возможно.
Следом за Кэтрин старик ворвался в комнату больной. Увидев его на пороге, Эдвина просияла и стала почти красивой.
– Мой друг... – Она нежно протянула ему руку.
