заглушен извергающейся из колонок популярной песней о братце Луи.
Бекхан медленно поставил бокал на стол. Его товарищ, не отрываясь, смотрел на оружие.
Чеченец изумленно, даже с оттенком какого-то суеверного страха уставился на человека, который сел напротив него. Я злорадно оскалился и решил ничего не объяснять. Пусть думает, что убитый восстал из могилы и пришел расплатиться с ним.
Стробоскопы опять начали ритмично вспыхивать, как мертвенные гигантские зарницы, на долю секунды ярко освещая все помещение.
На нас никто не обращал внимания. Люди смеялись, громко кричали что-то соседям в ухо, курили и пили коктейли. Те же, кто не принимал участия в утомительной музыкальной вечерней гимнастике, увлеченно рассматривали танцующих, выискивая себе партнера на ночь.
Ждать ответа от призера кубка Азии я не стал. По его глазам видел, что он узнал меня. Но на меня он сейчас не смотрел. Он смотрел на человека, которого видел убитым во дворе Золотого Инала. Ужас и изумление явственно читались на его лице. Вряд ли сейчас он предпримет какие-либо действия. Значит, мешкать нельзя.
Я кивнул, и тут же струя газа ударила чеченцу в лицо. Он задохнулся, судорожно прижимая руки к глазам. Второй мой парень, который стоял рядом с ним, спрятал баллончик в карман, затем оторвал левую руку Бекхана от лица, и, используя вес своего тела, рывком вытянул ее в сторону.
Я должен сказать, что раскладная телескопическая дубинка – неплохая вещь в скоротечной драке. Особенно когда бой ведется в ограниченном пространстве. Я взмахивал пустой рукой, но в момент опускания кулака под воздействием инерции оружие выдвинулось из зажатой кисти на всю длину. Если бы я ударил по бетонному блоку, то наверняка дубинка бы сломалась. Но я ударил по разогнутому прямому локтю. Самого страшного звука ломающейся кости я не слышал. Начался припев. Бекхан сполз с сиденья на колени и замер на полу. Одну руку он прижимал к глазам. Другая, вывернутая под неестественным углом, безжизненно свисала вниз плетью. Возможно, он что-то говорил. Или кричал. Но это было неважно.
Я наклонился к его уху:
– Это тебе за Артура. Ведь я все правильно сделал? А то как-то некрасиво нарушать обычай…
На мусульманском кладбище не ставят оград и роскошных памятников. Возможно, это и правильно. Неужели человеку и после смерти еще хочется показать свою значимость и величие?
«Смотрите, мол, ребята, а у меня и камень подороже, да и обелиск повыше и помассивнее, чем у вас!» Так, что ли, по ночам будут переговариваться погребенные здесь люди?
Я нигде не заметил высоких надгробий и склепов. Ровные мраморные и бетонные столбики рядами стояли в высокой, густой траве. Скорей всего, это традиция. Не выпячиваться после того, как тебя уже нет. Аллаху все равно, из какого камня у тебя памятник.
Но сторож на кладбище есть всегда. Во всяком случае, днем.
– Вы не против, ребята, я помяну его по русскому обычаю?
– Тебе можно, – тихо сказал Анзор, брат Артура, стоявший сзади меня. Именно он так страшно напугал меня, когда я увидел его в толпе и принял за своего ожившего товарища. Сходство было поразительным. Он тогда приехал в Москву по служебным делам.
Я вытащил фляжку и три серебряные стопочки. Оглянулся. Столика и скамейки рядом с могилой моего товарища не было. Впрочем, у других тоже. На Кавказе это не принято.
– Он все время говорил: «Я первый, ты прикрываешь», – вздохнул я. – А я не прикрыл его. Я его не прикрыл!
– Успокойся, Сергей, – проговорил другой кряжистый, плотный кавказец. Его черные сросшиеся брови сошлись на переносице.
– Ты все равно ничего бы не смог сделать.
– Кроме одного, – кивнул я. – Умереть рядом с ним.
– Вот именно. И погибли бы оба. Шансов у вас не было.
– Я сам не пью, тем более в таком месте… – Казбек оглянулся. Возле будки сторожа, стоящей у входа на кладбище, пожилой человек приложил руку ко лбу, защищая глаза от солнца, и смотрел в нашу сторону.
– Но с тобой выпью. Артур очень хорошо отзывался о тебе. Говорил, что у него появился русский друг. Много он нам в СОБРе не рассказывал, но основное я понял. Вы были как два брата. Вы верили друг другу и готовы были отдать за это жизнь.
Он прикрыл глаза и тихо начал говорить на черкесском языке. Анзор несколько раз кивнул и что-то ответил. Это были ритуальные слова, произнесенные на родном языке моего друга. Сейчас здесь не было телекамеры или зрителей. Просто один черкес выражал свою скорбь другому. Торжественно, значимо и тихо. Потом Казбек выпил.
– А насчет того, что он говорил, видишь, ли, Сергей… – Казбек помолчал, собираясь с мыслями. На русском языке он говорил почти что без акцента, как и все кавказцы, выросшие в городе рядом с русскими. Как я понял, Казбек служил вместе с Артуром.
– Не пристало опытному человеку посылать вперед младшего или неопытного. Того, кто может быстрей погибнуть. Так настоящий мужчина не делает. Он сначала должен сам показать пример. Тогда и остальные за ним пойдут. Это уже давно проверено. За многие века до нашего рождения… И неважно, какой он национальности. Мой дядька рассказывал, что так и в Афганистане было… да и привык так Артур. Он в СОБРе отделением командовал. А как он может молодых пацанов на смерть посылать, на захват, а самому в бинокль наблюдать, как они там будут умирать? Поэтому он так и говорил: «Я первый, а ты прикрываешь…»
Казбек молчал, крутя в руках серебряный цилиндрик. Я забрал у него стопку и опустил в карман.
– Как я матери объясню, откуда у нас такие деньги? – нарушил молчание Анзор.
Я пожал плечами. Мне не хотелось ничего придумывать и ломать голову. Объяснит как-нибудь…
В кармане у брата Артура запиликал мобильник.
– Да, слушаю!.. Хорошо, сейчас буду!
– Срочно на базу, Казбек! Тревога! Ничего не объяснили, дежурному еще других обзванивать.
– Едем!
И они одновременно развернулись.
Я подождал, когда увижу их спины, повернулся к памятнику и положил левую ладонь на теплый камень.
– Прощай, брат…
Больше я ничего не сказал. Я все знал и так, что хотел выразить словами, а Артур все понял, потому что жил внутри меня.
Их работу оценивают только специалисты, а обыкновенному человеку и вовсе не нужно видеть ее. Неся потери, восстанавливая свои ряды и стремительно обучаясь, силовые и оперативные подразделения Северо-Кавказского федерального округа, захлебываясь собственной кровью (из пяти офицеров чеченского СОБРа, с которыми я познакомился, через три месяца в живых остался только один. Я так думаю, что сейчас его тоже убили… согласно статистике), пытаются переломить ситуацию в своих родных республиках.
И когда взрывы террористов гремят в российских городах, унося невинные жизни и порождая проклятия Кавказу, то это значит, что они где-то недоработали. Или не успели. Или их убили слишком рано.
Но пусть российский налогоплательщик не переживает. В очередной раз «лица кавказской национальности» с оружием в руках и федеральными удостоверениями примут бой у себя дома, чтобы не допустить выплеска этой тяжелой волны страха и ненависти с их родных предгорий еще дальше, на равнины России. А то, что они заплатят за это свою обычную цену, так это, выражаясь современным рациональным языком, уже их проблемы.
