Простецки, без малейшего намека на цирковые эффекты, Лавров спокойно вышел на татами, иронично пробормотав перед этим хорошо знакомое всем пушкинское:
– Ну, куда ж тебе тягаться со мною, со мною – самим Балдою!..
Ответив на эту шутку громким хохотом, «барсы», не жалея ладоней, зааплодировали своему наставнику.
Когда оба соперника встали друг напротив друга и, обменявшись традиционными приветствиями, замерли в ожидании сигнала рефери, зал напряженно притих. Даже на первый взгляд было видно, что американец минимум на три-четыре весовые категории тяжелее русского. И если поджарый, с крепкими плечами, распирающими борцовскую куртку, и сильной колонной шеи Лавров смотрелся как сгусток кипучей энергии, то Крэндилг выглядел незыблемой скалой. Картина «Давид и Голиаф»…
Но вот прозвучала команда, и Крэндилг нетерпеливо ринулся в атаку, собираясь всей своей тушей буквально смести соперника. Однако тот, проворно отступив вбок, сам его контратаковал. Американец едва удержался на ногах после того, как его опорную ногу подбила грамотная подсечка. «Барсы» тут же взорвались ликующими воплями. Это Крэндилга несколько остудило, и он перешел к более осторожной тактике. Он понял, что имеет дело не с технократом-верхохватом, умеющим лишь правильно выполнять те или иные приемы, а с высококлассным профи, постигшим все глубины искусства ведения поединка на уровне врожденного инстинкта.
Они стояли друг напротив друга, обменявшись испытующими взглядами. И если в глазах Крэндилга светилась яростная жажда победить любой ценой, чтобы хоть как-то сгладить поражение подопечных, то Лавров смотрел на соперника с некоторой добродушной усмешкой. Его команда победила. Он чувствовал соперника, как себя. Есть ли повод переживать?
Длилось это не более секунды. Почти сразу же американец стремительно шагнул вперед, стараясь провести один из своих самых сильных, отработанных приемов. Но будто предвидев это его движение с точностью до сантиметра и доли секунды, Лавров неуловимо быстро двинулся ему навстречу. Чуть блокировав левую руку Крэндилга, которой тот собирался произвести захват, и даже несколько опершись на нее, Андрей молниеносно метнулся вверх, и его ноги тут же крепко сжали шею соперника. Не успев даже удивиться тому, как это он мог пропустить такой захват, Крэндилг вдруг полетел кувырком, с грохотом приземлившись «пятой точкой» на татами.
Теперь уже весь зал взорвался воплями, в одной части – восторга, а в другой – крайней досады. Вскочив на ноги, Крэндилг вновь вышел на середину татами. Его вдруг охватило ощущение того, что этот русский словно читает его мысли и заранее угадывает, что именно он собирается делать. Уже без особой надежды на успех с запоздалым сожалением о том, что все-таки зря он напросился на эту схватку, Крэндилг попытался провести ложный финт, чтобы подготовить почву для новой атаки. Но это было его последней ошибкой.
Лавров, как заранее зная, что выпад Крэндилга не более чем обманный маневр, атаковал его сам, и тот, не успев понять, что вообще происходит, вдруг ощутил себя лежащим лицом вниз, с правой рукой, вывернутой назад и вверх, с кистью, прижатой к предплечью. Ощутив запредельную горечь досады, Крэндилг был вынужден хлопнуть левой ладонью по татами, давая понять, что признает свое полное поражение.
В зале стоял неумолкающий гул. Генералы оживленно обменивались впечатлениями. Даже американцы, бурно обмениваясь мнениями, аплодировали русскому, победившему их соотечественника.
…Затем настал черед пятикилометрового марш-броска по пересеченной местности. Крэндилг, сославшись на плохое самочувствие – дескать, простудился, оттого и проиграл, – ушел в свои апартаменты. Уже в обычной полевой форме «барсы», при полной выкладке, после команды «Старт!», довольно резво побежали за своим наставником. Глядя им вслед, наблюдатели посетовали на то, что зря они с самого начала взяли такой высокий темп продвижения по маршруту – хватит ли им «пороху», чтобы добраться до финиша?
«Сапсаны», ведомые своим основным командиром, заранее опасаясь проиграть и этот этап соревнований, также стали гнать. Но если для «барсов» подобные пробежки на пять километров с вещмешками, набитыми булыжником, были привычным делом, то «сапсанам», привыкшим пусть и к восьмикилометровым маршрутам, но с куда менее высоким темпом бега, уже на первых порах пришлось непросто.
Миновав третий километр, многие из «сапсанов» почувствовали, что их ботинки внезапно превратились в пудовые гири. Последний, пятый, километр они пробежали уже на одеревеневших от напряжения ногах. «Барсы» к этому моменту были уже на финише, тоже взмокшие и чрезвычайно измотанные, но еще имеющие внутренний резерв сил.
На стрельбище итоги по очкам были примерно равны. Однако и здесь «барсы» сумели отличиться. К огорчению американцев, подопечные русского майора блестяще справились с новым для Кыргызстана упражнением – практической стрельбой, тогда как «сапсаны» в этом выглядели послабее. Хотя, с учетом того, что практическую стрельбу придумал американец, все должно было выглядеть как раз наоборот.
Ну а когда началась полоса препятствий, то, как и предсказывал Лавров, на ней «барсы» оказались вне всякой конкуренции. «Сапсаны», выжатые, как лимон, во время марш-броска, даже будучи более сильной командой по этой части состязаний, не смогли ничего им противопоставить.
Когда были объявлены общие итоги, согласно которым подразделение «Барс» одержало над «Сапсаном» оглушительную победу, до крайности расстроенный полковник даже схватился за кобуру пистолета, то ли собираясь отсалютовать соперникам, то ли застрелиться с горя. Но стоявший рядом с ним Каныбеков вовремя удержал его руку, укоризненно сказав что-то по-киргизски. В сердцах махнув рукой, полковник, ни на кого не глядя, покинул учебный полигон.
…И вновь потянулась обычная армейская рутина. Несмотря на победу в товарищеской встрече, Лавров не собирался «почивать на лаврах». После предоставленных взводу трех выходных, которые он провел с Токтогуловым на рыбалке, Андрей на первом же построении взвода после дежурного обмена приветствиями неожиданно поинтересовался:
– Ну что, сынки, за эти три дня никого не «зазвездило», никто не ощутил себя великим и всемогущим?
Парни растерянно уставились на своего наставника. А Батяня, пряча ироничную усмешку, продолжал:
– А то, может быть, настала пора признать, что коллеги из «Сапсана» – слабаки и полный отстой? Что они – годятся только в дворники или в погонщики верблюдов?.. Или все-таки так думать не стоит?
Ошарашенные услышанным «барсы», некоторое время помолчав, нестройно загалдели:
– Да нет, товарищ майор, мы в порядке! О «сапсанах» никто плохо не думает…
– Ну, это радует, – кивнул Лавров. – Победа, при всей своей значимости, не повод задаваться, чувствуя себя полубогом. Человек, сказавший сам себе: я – великий, бесподобный и несравненный, а все остальные – ничего не значащие отбросы, тут же становится тем, чем считает других. Ну, раз уж мы остаемся все теми же скромными, работящими, ответственными людьми, то – вперед, парни! С новыми силами – на тренировку!
После обеда, учитывая некоторые заморочки с полосой препятствий, Лавров остаток дня отвел отработке преодоления отдельных ее элементов.
…А за высокой стеной военного городка столичная жизнь шла своим чередом и была совершенно не похожа на размеренный ритм солдатского быта, определяемого четкими пунктами воинского устава. В городах и сельской местности вновь начала закипать митинговая стихия, уже немного подзабывшаяся с 2005 года. В первых числах апреля в Бишкек прибыл генсек ООН. Его встретили пикетчики с плакатами, на которых были требования восстановить в стране демократические свободы. И хотя эта акция обошлась без каких-либо эксцессов, даже стороннему наблюдателю было ясно: напряжение неуклонно нарастает, грозя вылиться в крупные столкновения.
Южная весна, даже в условиях континентального климата, это – южная весна. Начавшись еще в феврале, к концу марта она растопила не только в долинах, но и на нагорьях зимние сугробы. Лишь в горах, на высоте нескольких тысяч метров, продолжала еще держаться зима. Там и днем, несмотря на яркое солнце, пощипывал сердитый морозец. А уж ночью он трещал не хуже, чем в Заполярье.
