высокие, словно лестница на эшафот. Он не разбирал дороги, не задавался вопросами относительно намерений преследователя, не петлял по-заячьи и даже не звал на помощь, полностью сосредоточившись на беге. Его спасение зависело от умения перебирать ногами, и Сережа Мотыль перебирал ими столь стремительно, что они почти не касались земли. Однако преследователь настигал беглеца. Его пятерня, затянутая в черную кожаную перчатку, уже тянулась к воротнику куртки Сережи, когда Мотыль резко свернул к подъезду, чтобы ворваться туда и взлететь на третий этаж раньше, чем будет пойман.
Незнакомец выкрикнул что-то нечленораздельное. Запыхавшемуся и потерявшему голову от страха Сереже пришлось дважды дернуть дверную ручку, прежде чем он ворвался в подъезд. Дверь, захлопнувшаяся за его спиной (бух!), тут же распахнулась (крак!). Топот бегущих ног (гуп-гуп-гуп) приближался столь стремительно, что из груди Сережи вырвался отчаянный крик, подхваченный и многократно усиленный гулким подъездным эхом:
– Ма!
Даже если бы отец находился дома, а не в командировке, Сережа все равно бы звал на помощь не его, а маму. Сейчас это было единственное слово, сохранившееся в его сознании. Спасительная соломинка, за которую хватаются дети, когда их готова поглотить пучина ужаса.
– Мам!! – надрывался Сережа на бегу. – Ма-ма-а!!!
Споткнувшись, он растянулся на ступеньках, но кричать не перестал. Он уже не маму звал, он просто визжал во всю силу своих легких, визжал, как поросенок, над которым занесли нож, визжал, ничего не соображая, не слыша и не видя вокруг.
А когда в его ушах зазвучал многоголосый раскатистый хохот, он не сразу осознал это. Он продолжал кричать.
– Да уймите его, – произнес чей-то голос. – Он всех соседей на ноги поднимет.
– Уже поднял, – откликнулся второй голос, девичий. – Мотаем отсюда, а?
Остальные продолжали смеяться. Сережа наконец опомнился. Опасливо приподнял голову. Увидел собравшихся вокруг ребят из своего двора, а среди них – родного брата. Саша, обряженный в большущий широченный плащ, веселился вместе со всеми. Капюшон болтался за его спиной. Без него брат не казался таким большим и грозным.
– Так это был ты? – спросил Сережа, переворачиваясь, чтобы сесть на ступеньках.
Лучше бы он этого не делал. Под ягодицами расплющилось что-то теплое и мягкое. В подъезде явственно завоняло свежим калом.
– Пацаны, да он обделался со страху! – завопил одноклассник Сережи. – Мотыль обделался! Прямо в штаны!
– У-у, – протянул Саша разочарованно. – Так братец-то у меня серливый, оказывается. С ним пошутили, а он: «Мама, мамочка!» – Под конец тирады он издал губами неприличный звук.
Свидетелей позора Сережи потряс новый приступ хохота. Между тем на лестничную площадку начали стягиваться жильцы дома, встревоженные шумом.
– Что здесь происходит?
– Как не стыдно!
– Вы людям дадите отдохнуть или нет?
А потом взгляды всех собравшихся скрестились на Сереже Мотыле, готовом провалиться сквозь землю. Вскочив на ноги, он засеменил по ступеням наверх, опасаясь делать широкие шаги, чтобы не опозориться окончательно. Перед ним расступались, как перед прокаженным. За его спиной улюлюкали и гоготали. Мать, застывшая на пороге, смотрела на него с болью, непривычно огромными, темными глазами.
– Чего встала на дороге?! – заорал Сережа, отталкивая ее обеими руками. – Убирайся! Все убирайтесь!
Запершись в ванной комнате, он просидел там до глубокой ночи, а потом, когда все уснули, взял на кухне нож и попытался перерезать брату горло. Оказалось, это не так просто, как представлял себе Сережа. Он и по прошествии лет не сумел бы убить младшего брата собственноручно. К счастью, давно минули те времена, когда все приходилось делать самому…
– Привет, Сашок, – сказал Сергей Викторович в трубку. – Как жизнь? Давно не виделись.
– Здравствуй, Сережка, – отозвался Александр Викторович. – Жизнь – только держись. А не виделись действительно давненько. Подъезжай, в бассейне поплещемся с русалочками.
– У меня своих хватает.
– Так они у тебя шибко спортивные, мускулистые. А мои мя-аконькие, сочненькие…
– Не люблю жирных, – буркнул Сергей Викторович.
Он прекрасно понимал, что оброненная фраза задела младшего брата за живое, и улыбался, выковыривая новую сигарету из пачки.
Но довольная улыбка на его лице продержалась недолго.
– И напрасно, Сереня, – сказал Александр Викторович. – Какая радость от тощих да голенастых? Все равно что со скелетом обниматься.
Во-первых, это был намек на супругу Мотыля-старшего, бывшую манекенщицу с изящными, но, по правде говоря, костлявыми формами. Во-вторых, Сергею Викторовичу показалось, что Сереней его назвали не случайно. Младший брат напоминал старшему, как тот обделался от страха в подъезде. После этого Сергея Мотыля стали называть Сер-Серычем и Сереней-Обсереней.
Лицо Сергея Викторовича исказилось, как от прикосновения оголенного электрического провода.
– Лучше со скелетами, чем со свиноматками, – сказал он, швыряя окурок на пол. – И вообще, не до баб мне сейчас. У меня охранник пропал.
– Давно? – полюбопытствовал младший брат.
– Вчера.
– Ну так найдется. Зависает где-нибудь в теплой компании.
– Это вряд ли, – отрезал Сергей Викторович. – У меня с нарушителями дисциплины разговор короткий.
– Если твой охранник водку жрет, – произнес Александр Викторович после небольшого раздумья, – то ему сейчас море по колено. Протрезвеет – спохватится.
– Тогда поздно будет. Я его, скота такого, по стенке размажу.
– Кстати, я его знаю?
– Лакрицин. Помнишь такого?
– Нет, – ответил Александр Викторович.
– А ты спроси своих, – попросил Сергей Викторович. – Может, пересекались где?
– Сейчас.
Видимо, трубку прикрыли ладонью, потому что на протяжении минуты Мотыль-старший слышал лишь какой-то бубнеж. Потом прорезался голос брата.
– Мои не в курсе, – сказал он. – Да ты не переживай. Я тебе могу одного толкового кадра подогнать.
– Толкового? Почему же себе не оставил?
– Да тут, понимаешь, вот какая петрушка, – вздохнул Александр Викторович. – Мне его супруга порекомендовала. Это племяш ее двоюродный. Фамилия Зорин, зовут Костей. Прошел и Крым, и рым, как говорится.
– Чем же тогда он тебе нехорош? – недоверчиво спросил Сергей Викторович.
– Да морда у него сильно покоцана. В отеле такому не место. Его подальше от людских глаз держать нужно.
– У меня, знаешь ли, тоже не сборище уродов.
– Да он не то чтобы урод, – заторопился Александр Викторович. – Просто приметный очень. А как боец – то, что надо. Тебе пригодится.
– А чего это ты за него так распереживался, Сашок? – полюбопытствовал Сергей Викторович, прищурившись.
– Людмила наседает, – признался брат. – Прилипла, как банный лист: возьми да возьми. Неохота отказывать. Я и так ее в последнее время в расходах ограничил. Психует. Ты, говорит, не любишь меня
