желтые, как у тигра, глаза. Разные слухи ходили о нем среди сотрудников оперативного отдела, и обычно Болосов этим слухам не верил, уж очень это походило на сюжеты голливудских триллеров. Шептали, что полковник однажды собственноручно расстрелял предателя, что иногда он наведывается в следственный изолятор и пытает там особо опасных преступников, что он помнит каждое неосторожное слово в свой адрес и непременно мстит за это. Преувеличения, сказал бы Болосов в другом месте и в другое время. Но сейчас, окруженный темнотой в круге яркого света, под прицелом хищных полковничьих глаз, он не только безоговорочно поверил слухам, но и по-настоящему испугался за свою жизнь.
– Натура? – переспросил Плющ, слегка приподняв угловатую бровь.
– Так точно, – выдавил из себя Болосов.
– Любовные утехи, – бесстрашно произнес Панин. – Ваша жена…
– Я понял, – оборвал его Плющ. – И за что же она решила меня убить?
– За своего сына, товарищ полковник.
– Но у меня нет детей.
– Я имею в виду Диму, вашего пасынка.
– Какой еще Дима? – продолжал недоумевать Плющ.
– Погибший на охоте, – встрял Болосов, услышавший эту историю из уст напарника. – Ваша жена утверждает, что вы убили его специально, а потом обставили это как несчастный случай.
– Да как же у нее язык поворачивается говорить такое? – Полковник встал. – Пасынка придумала, охоту… – Он тяжело опустился в кресло. – С-сука. Ей счета мои банковские покоя не дают. И недвижимость. – Он грохнул кулаком по столу. – На наследство губы раскатала, тварь такая! Миллионершей себя возомнила…
Панин и Болосов скромно помалкивали. Управление ФСБ давно превратилось в «крышу» для множества местных бизнесменов, а потому нелегальные доходы текли в карманы начальников ручьями и реками. Кое-что перепадало и подчиненным. Лейтенант Панин не так давно закончил строительство двухэтажного загородного коттеджа. Лейтенант Болосов ездил на рыбалку в собственном джипе «Чероки». По мере продвижения по служебной лестнице оба рассчитывали обогатиться значительно больше, и признания расстроенного начальника их не удивляли.
– Как отреагировал этот… – Полковник Плющ с силой потер виски. – Хахаль Машкин?
– Взял тайм-аут на неопределенный срок, – ответил Панин. – Попросил несколько недель на раздумье. Но я так думаю, фактически отказался.
– Это ты так думаешь. А что, если он тертый калач? Навел тень на плетень, опасаясь прослушивания?
– Не исключено, – кивнул Панин.
Его тень, повторившая это движение, была похожа на черную ночную птицу, притаившуюся в кабинете. Внезапно Болосов ощутил, как по его коже пошел мороз. Он понял, что добром эта история не закончится.
Полковник Плющ поманил пальцем обоих лейтенантов, предлагая им вытянуть шеи и наклониться над столом, чтобы не пропустить ни единого слова из того, что будет сказано.
– На хахаля завести дело, – сказал Плющ. – Оформить его как пособника террористов. Следить днем и ночью, фиксировать каждый шаг, ни на минуту не упускать из виду.
– Есть не упускать из виду, товарищ полковник, – кивнул Панин.
– К наблюдению привлеките столько сотрудников, сколько потребуется. Теперь это официальное расследование. Кто, как не мы, остановит мутный вал международного терроризма?
Плющ подмигнул и осклабился. Панин позволил себе тонкую ироничную улыбку. У Болосова непроизвольно отвисла нижняя челюсть.
А инструктаж еще только начинался.
– Теперь Мария. – Плющ даже привстал с кресла, чтобы все три головы максимально сблизились. Из его рта пахнуло коньяком, мятной жвачкой и всем тем, что было съедено и переварено им сегодня. – У нее было время взяться за ум. Не захотела. Решила, что опять останется безнаказанной. Дудки. Мое терпение лопнуло.
«Вот оно, – понял Болосов. – Эх, и зачем только я сегодня на работу вышел? Сказался бы простуженным, взял бы больничный, повалялся денька три дома перед телевизором. Ведь хворают же летом люди, а? Почему другим можно, а мне нельзя?»
– Я не желаю больше ни видеть Марию, ни слышать ее где бы то ни было, – негромко, но очень твердо и сурово продолжал полковник Плющ. – Пусть потеряется, да так, чтобы уже не нашлась. Хоть даже вместе с «БМВ», не жалко. Я ведь ей с умыслом машину подарил, как в воду глядел. – Он тяжело вздохнул, потирая лоб ладонью. – Задание понятно?
– Так точно, товарищ полковник, – произнес Панин.
Это походило на розыгрыш. Или на сцену из фильма про оборотней в погонах. Болосов незаметно ущипнул себя за ляжку, надеясь проснуться. Не получилось. Кошмар продолжался, становясь все более и более реальным. И никто не кричал: «Стоп, снято!»
Ноги под Болосовым ослабели. Открывая и закрывая рот, он осторожно сполз со стола, на который облокачивался, и упал на стул.
– Поплохело? – с фальшивым сочувствием спросил Плющ. – Бывает с непривычки. А ты привыкай, лейтенант, привыкай. Служба у нас такая. Кровь, грязь и прочие мерзости человеческого бытия. Не нравится – неволить не стану. Пиши рапорт и катись.
– Вперед ногами, – добавил Панин, усмехаясь.
– Угу, – согласился Плющ. – Бывает добровольный уход из жизни, а это будет добровольный уход в отставку.
Он и Панин негромко засмеялись, глядя на Болосова. Тот замахал руками, словно разгоняя перед собой туман.
– Нет-нет, не надо в отставку… Я готов… Приказ есть приказ…
– Тогда не стану задерживать, – молвил Плющ, вновь придвигая к себе отложенные бумаги. – Выполнять. Старшим назначаю лейтенанта Панина. Со следующего месяца – старшего лейтенанта. Такой вот каламбур, хо-хо.
Это «хо-хо» эхом отозвалось в голове Болосова, как будто в него только что выстрелили в упор. Патрон оказался холостым. Пока что. Он тоже засмеялся, давая понять, что он здесь свой и что убрать жену начальника для него дело плевое, сущий пустяк.
Плющ уткнулся в свои бумаги.
– Свободны, – буркнул он. – Завтра жду с подробным планом оперативных действий. Доброй ночи, товарищи офицеры.
Последняя фраза засела в мозгу Болосова корявой занозой, не позволяя ему переключиться на другие мысли. По пути на автостоянку он тупо молчал, плетясь за Паниным.
Приятель то и дело оглядывался на него, меряя испытующим взглядом. Наконец, не выдержав, он остановился, преграждая Болосову путь к джипу.
– Раскис? – жестко спросил он. – Расклеился?
– Нет-нет, – встрепенулся Болосов, а потом вновь сник, опустив плечи. – Просто муторно что-то, – признался он. – Не думал я, что этим все закончится.
– Не думал, не гадал он, никак не ожидал он такого вот конца, – продекламировал Панин тоном, в котором не было ничего похожего на веселье. Глаза его сделались незнакомыми и злыми. Волчьими. – Ты что, – спросил он, – только теперь понял, куда попал? Ты в ФСБ, парень. Тут один за всех, все за одного. Раньше тебя не во все тонкости посвящали, чтобы умом не тронулся с непривычки, а теперь хватит, пора и тебе за работу браться. – Панин взял Болосова за ворот рубахи и встряхнул. – Очнись. И не бойся ручонки замарать, не бойся. Тут у всех такие… по локоть. – Он оттолкнул Болосова. – Помнишь тех двоих, которые у Марии прежде были? Одного живьем закопали, второго под лед плавать пустили. А ты думал, полковник их простил? Пожалел гребарей Машкиных? – Панин расхохотался, сохраняя злое выражение лица. – Он, как видишь, и ее не пожалел. И нас, в случае чего, не пожалеет.
С трудом осмыслив услышанное, Болосов жалобно посмотрел на товарища и спросил:
– Значит, насчет пацана, убитого на охоте, правда? Плющ передо мной комедию ломал?
