Я забросил за спину автомат (там осталось – кот наплакал), сел на корточки между Машей и Ульяной и крепко взялся за борта.
– Имеется плохая новость, ребята. Через тридцать секунд нас выбросит на камни и хорошенько поломает. Можно попытаться выжить. Есть второй вариант – немедленно покинуть лодку и добираться до берега вплавь.
– Я плавать не умею, – пискнула Ульяна.
– То есть совсем? – уточнил я.
– Как топор, – подтвердила она. – В городишке, где я влачила детство, ни одной лужи не было. Только от дождя… лужи. Там вообще никто плавать не умеет…
Остальные безучастно молчали.
– Хорошо, – пожал я плечами. – Второй вариант, который представляется мне наиболее перспективным, отвергаем на корню. Будем биться о камни.
Народ помалкивал.
– Странно, – я снова пожал плечами. – Такое ощущение, будто нашим любимым цветом становится фиолетовый. Ладно, проведем независимый эксперимент. Держитесь за меня, бабоньки!..
Может, Боже и решил над нами сжалиться? Лодку вырвало со стремнины, повлекло на камни. Последние метры – как перед расстрелом. Пот со лба, дыхание перехватило… Откуда взялся плоский валун, похожий на придавленную стелу? Лодка подпрыгнула, проехала по камню, треща и рассыпаясь, шлепнулась в песок!..
А потом были долгие последствия посттравматического шока. Стонали девицы, приходя в себя и первым делом ощупывая лица (мужчины первым делом проверяют, целы ли кости). Отделались ушибами и ссадинами.
– Какой бардак… – дрожащим голоском выводил Балабанюк и ползал по песку, ища автомат. Плакала Ульяна, забираясь в непробиваемый кокон. Красиво, с тонким женским изяществом ругалась Маша. Лежали, полностью измотанные, с надеждой всматриваясь в светлеющее небо. Авантюра с приобщением Демьяна Асташкова к нашему мероприятию провалилась с треском – еле ноги унесли. Надежда оставалась на самих себя. И на то, что до северной границы Республики дезертиров оставалось совсем немного…
Попытка уговорить ребят подняться на ноги и дойти хотя бы до леса, оборачивалась форменной клиникой. Балабанюк в полузабытьи бормотал, что нет смысла делать все сегодня. Если сделаем все сегодня, то что будем делать завтра? Женщины вспомнили, что они слабые существа, стонали очень убедительно. Пришлось воздействовать силой. Ульяна умоляла пристрелить ее. Мария божилась «иссечением клитора», что возненавидит с текущего дня все мужское население третьей от Солнца планеты, особенно военных прокуроров и бродячих солдат срочной службы… Насилу мы доковыляли до леса, свалились в заросшую кустами лощину, где и провели в полуобморочном состоянии последующий день. По итогам «отдыха» было много слез, беспредметной ругани, поисков пищи. Эти вредные девчонки напрочь забыли, кто их ведет к свободе и как они млели в оргазме, терзая того, на кого теперь бросаются с кулаками…
Мы вновь волоклись на север. Долины, имеющие статус феодальных поместий, давно остались за спиной, мы двигались по дремучей тайге – то взбираясь на сопки, то спускаясь в заболоченные низины. Дважды выходили на подозрительные дороги, на одной из них полчаса просидели в дозоре, пытаясь определить характер и назначение данной транспортной артерии. Простучала грузовая машина с зарешеченным кузовом. Какая-то каракатица – нечто среднее между броневиком и заслуженным американским автобусом для перевозки школьников. Из салона неслась пьяная гоготня, вылетела бутылка из-под чешского пива, едва не прибив скорчившуюся за косогором Машу.
– Сволочи! – ворчала Маша, грозя им вдогонку кулачком. – Да чтоб у вас хлебала ваши позорные позатыкало…
Возникало странное предчувствие, что где-то неподалеку располагается стратегический объект. По мере продвижения на север это предчувствие крепло, получая косвенные подтверждения. Замаскированный контрольно-пропускной пункт с угрюмыми парнями в серо-буром одеянии, с которыми мы чуть не столкнулись лоб в лоб и отползали по-пластунски, крайне довольные, что оставили женщин в кустах. Звуки строительства – рычал бульдозер, ухал молот, забивающий сваи. «И вся эта колготня не имеет отношения к чиновникам и нашим любимым спецслужбам?» – задавался я резонным вопросом и тут же выдавал правильный ответ: «ИМЕЕТ». Но не все чиновники и спецслужбы знают об этой колготне, а из посвященных не все имеют долю в бизнесе. Не с этой ли темой связано якобы готовящееся покушение на Благомора, кое местные приближенные особы и сам же Благомор всячески стремятся предотвратить?
Мы отклонились к западу, надеясь обойти объект, заночевали в чаще под корневищем выворотня, где образовалась глубокая полость, спали без задних ног, а утром продолжили свой скорбный путь. Но обойти объект нам так и не удалось. Уж больно протяженными оказались его хозяйства. Взобравшись на покатый холм, заросший ракитником, мы перевалили косогор… и тихо обомлели.
Спуска с холма не было. Эта сопка (и все ближайшие) напоминала яйлы – крымское плоскогорье в миниатюре: с одной стороны, пологий подъем, с другой – обрыв в бездну, преодолеть которую можно только на дельтаплане. У подножия бездны расстилалось что-то похожее на предприятие горной выработки. Маячить бельмом на глазу, очевидно, не стоило, мы убрались обратно за косогор, выбрали место понадежнее и приступили к унылому созерцанию.
В долине действительно располагалось предприятие. Сеть дорог приличного качества, по которым неустанно что-то ездило. Сложно плелась колючая проволока, замаскированная деревьями и пятнистыми сетями (явно под током: белели изоляторы). У шлагбаума тусовались одетые в серое личности. Сооружения непонятного назначения – представляли, вероятно, вершину айсберга. Торчали радиомачты. В стороне теснились приземистые бараки с вышками – над ними также были растянуты камуфлированные сети, прогуливались охранники. Прогнали группу людей – явно заключенных.
– А это что за пионеры? – пробормотал Балабанюк, всматриваясь куда-то в сторону.
Я проследил за его взглядом и обнаружил груду железа, сваленную в овраг и заросшую бурьяном. Фигурки людей копошились на пустыре, где были разбросаны фрагменты и остовы автомобилей, ржавые стальные конструкции, покореженные листы железа.
– Почему пионеры? – не понял я.
– Ну, не знаю, – пожал плечами боец. – Металлолом же собирают.
Я впервые увидел в этом богом забытом краю нормально одетых гражданских людей. Двое вышли из сооружения (назовем его смешно – заводоуправление), сели в битый джип «Сузуки» и покатили по гаревым дорожкам. Постояли недолго у КПП, махнули работникам пропускного пункта, поехали дальше. У развилки перед треснутой скалой повернули налево и исчезли из поля зрения. Имелась пища для глубоких размышлений. Что бы ни представляло из себя раскинувшееся под ногами предприятие – горный рудник, алмазный прииск, золотое месторождение, на работу в нем привлекают гражданских специалистов, которым надо где-то жить. Сомнительно, что они живут в бараках.
Мы спустились к подножию склона и отправились на запад. Одолев лесистый участок, вскарабкались на соседнюю возвышенность. Сменился параллакс – точка зрения субъекта на объект. Теперь рудник, сопутствующий концлагерь и прочие прелести здешнего бытия остались справа, а под нами распростерлось чертовски милое местечко. Глыбы камня органично вплетались в зелень садов и лужаек. Пестрели одноэтажные домики. Неплохой ландшафтный дизайн – клумбы, альпинарии, парочка бассейнов, аллейки, мощенные мрамором. Фигурки людей на газонах – отнюдь не в тюремных робах. Ближайший к нашему укрытию участок украшала превосходная розовая клумба, барбекюшница на зеленой лужайке. В гамаке покачивалась длинноногая девица и любезно щебетала с парнем в серой полувоенной униформе.
– Ни хрена себе идиллия, – присвистнул Балабанюк.
– Не может быть такого… – простонала Ульяна, порываясь немедленно спуститься вниз – пришлось умерить ее прыть со всей присущей мне нежностью.
Маша лихорадочно кусала губы.
– Черт меня побери, Михаил… – она вцепилась в мое плечо. – Это прииск… А здесь поселок, в котором проживают гражданские специалисты и офицеры безопасности с семьями. Работают по контракту, а потом молчат всю жизнь, не разглашая секретные сведения – они же не самоубийцы… Боже правый,
