После того как мои родственники ушли, я стала делать домашнее задание. Незаметно наступил вечер. Около девяти часов прозвенел телефонный звонок, и Нетти постучала ко мне в дверь.
— Это Вин, — сказала она.
— Скажи, что я сплю.
— Но ты не спишь! И вчера он тоже звонил.
Я встала из-за стола и выключила свет.
— Я сплю, Нетти. Вот видишь.
— Я люблю тебя, Анни, но сейчас я не одобряю твое поведение, — сказала она. Я слышала, как она возвращается в кухню. Я едва могла разобрать, как моя маленькая сестричка лжет ради меня.
Я легла на кровать и натянула одеяло до подбородка. В ночном воздухе пахло осенью.
Я знала, что ничего из того, что говорил Чарльз Делакруа, не имело значения. И в то же время имело.
Папа всегда говорил, что выбор того, что заведомо принесет плохой результат, — выбор дурака, то есть не выбор вообще. И мне нравилось думать, что папа вырастил не дуру.
XI
Я рассказываю Скарлет, что такое «трагедия»
В школе со мной обращались очень бережно и деликатно. Так как с меня были сняты все подозрения в деле отравления Гейбла Арсли, в администрации боялись, что не оказали мне должной поддержки — начать хотя бы с того, что позволили копам допросить меня без присутствия опекуна или адвоката. Думаю, они беспокоились, не подам ли я на них в суд или, хуже того, не начну ли распространять слухи, которые разрушат безупречную репутацию лучшей частной школы Манхэттена. Учителя постоянно повторяли, что я могу не торопиться, догоняя класс, и в целом мое возвращение к учебе прошло легче, чем я опасалась.
Вин уже был на уроке криминалистики, когда я вошла в класс. Он не упомянул, что дважды звонил мне или что я встречалась с его отцом (если Чарльз Делакруа вообще соизволил поговорить с ним об этом). Вот единственное, что он сказал по поводу моего отсутствия:
— Мне пришлось сдать зубы на рассмотрение без тебя.
— И как? — спросила я.
— Хорошо. Мы получили «А» с минусом.
Такая оценка считалась очень хорошей. Доктор Лау была требовательной — справедливой, но требовательной.
— Неплохо, — заметила я.
— Аня… — начал было Вин, но в этот момент доктор Лау принялась объяснять тему. В любом случае я была не в настроении вести с Вином бессмысленные светские беседы.
Мне предоставили месячную отсрочку от фехтования, что было очень кстати: даже изображать позиции было для меня слишком трудно. Также школа предоставила отсрочку Скарлет, чтобы она могла составить мне компанию, — еще одно доказательство раскаяния администрации.
Скарлет использовала образовавшееся время, чтобы подготовиться к приближающемуся прослушиванию «Макбета».
— Ты же все читала вместе со мной. Почему бы тебе тоже не попробовать? — спросила Скарлет. — Ты бы могла стать леди Макдуф, или Гекатой, или…
По правде говоря, мне в голову не приходила ни одна веская причина для отказа, кроме той, что я устала и совсем не хотела высовываться, ведь моими фотографиями в течение целой недели пестрели все газеты.
— Ты же не можешь застыть на месте только потому, что случилось то, что случилось. Тебе надо двигаться дальше. И так или иначе, тебе все равно придется поступать в колледж в следующем году. А твои факультативные занятия определенно не впечатляют, Анни.
— Что? Неужели то, что я дочь знаменитого преступника, не зачтется как факультативное занятие?
— Нет. Возможно, зачлось бы отравление твоего бывшего бойфренда.
Но она была права. Конечно, она была права. Если бы папа был жив, он сказал бы то же самое. Не о факультативных занятиях, нет. О том, что надо двигаться дальше.
— Поступай как знаешь, — сказала я.
Скарлет швырнула мне старую бумажную распечатку «Макбета».
Мы читали, пока не закончился урок, а потом пошли в столовую, где Вин уже ждал нас за нашим обычным столом.
Скарлет велела мне сесть под предлогом, что обещала Имоджин принести мне обед.
— Да перестань, — запротестовала я, — не так уж я и слаба.
— Сядь. Вин, проследи за этим.
— Я не собака! — воскликнула я.
— Сделаю, — сказал он.
— Она ведет себя, словно она тут главная, — прокомментировала я.
Вин покачал головой.
— Должен признать… — начал он и замолчал. Я искренне надеялась, что он не будет говорить об отце или о чем-нибудь другом, что я не сильно жаждала обсуждать. Может быть, он почувствовал, что мне некомфортно. — Должен признать, — повторил он, — я недооценивал твою подругу. Когда в первый раз видишь Скарлет, она кажется глупышкой, но она очень сильная.
Я кивнула.
— Лучшее в Скарлет то, что она может быть по-настоящему верным другом.
— Это важно, — согласился он.
Тут я поняла, что даже если Вин никогда не станет моим парнем, я хочу, чтобы он был моим другом. А раз мы собирались быть друзьями, было бы грубо с моей стороны не выразить ему признательность за то, что меня выпустили из «Свободы». Да даже если бы мы не собирались быть друзьями, не упомянуть об этом все равно было бы грубостью.
— Мне следовало поблагодарить тебя раньше, — сказала я. — За то, что ты поговорил с отцом.
— Это значит, что ты благодаришь меня теперь? — спросил он.
— Да, — ответила я. — Спасибо.
— Без проблем, — сказал Вин. Он начал распаковывать обед, который достал из сумки (полагаю, ему не хотелось есть то, что предлагала школа). Там были разные овощи, в том числе жареный батат и длинная белая штука, похожая по виду на морковь.
— А что это такое?
— Пастернак. Мама пытается выращивать его в Центральном парке.
— Звучит страшновато.
— Хочешь попробовать?
— Это твой обед.
— Да перестань. Он вкусный.
Я покачала головой. Желудок все еще не пришел в норму, и не хотелось, чтобы меня вывернуло на стол. (В своем роде такая возможность выглядела привлекательно, потому что после этого Вин вряд ли бы стал моим парнем… Не думаю, что можно сохранить влечение к тому, кого только что на тебя вырвало.) Вин пожал плечами и достал из сумки два апельсина.
— Апельсины! — воскликнула я. — Я не ела их с детства. Где ты их достал?
— Мама их тоже хочет разводить. Она получила разрешение на посадки на крыше нашего городского дома. Но они все еще не плодоносят. А это образцы из Флориды. Вот, возьми один.
— Нет, спасибо. — Я не хотела быть обязанной ему еще больше.
— Как хочешь.