Мне страшен летний Петербург. ВозможенЗдесь всякий бред, и дух так одинок,И на площадках лестниц ждет Рогожин,И дергает Раскольников звонок.От стука кирпича и едкой гариСовсем измученный, тащусь туда,Где брошенные дети на бульвареВ песке играют и близка вода.Но телу дряблому везде застенок:Зеленым пламенем рябит листва,У девочек вкруг голеньких коленокПод платьицем белеют кружева.Исчезло все… И я уже не чую,Что делается…Наяву? В бреду?Наверх, в квартиру пыльную пустую,Одну из них за лакомством веду.И после — трупик голый и холодныйНа простыне, и спазмы жадных нег,И я, бросающий в канал ОбводныйИ кровяной филей, и синий стек…
1912
НОЯБРЬСКИЙ ДЕНЬ
Чад в мозгу, и в легких никотин —И туман пополз… О, как тяжел тыПосле льдистых дождевых крестин,День визгливый под пеленкой желтой!Узкий выход белому удушью —Все сирены плачут, и гудкиС воем одевают взморье тушью,И трясут дома ломовики.И бесстыдней скрытые от взоровНечистоты дня в подземный мракПожирает чавкающий боровСточных очистительных клоак.И в тревоге вновь душа томиться,Чтоб себя пред тьмой не обмануть:Золота промытого крупицаНе искупит всю дневную муть.
1912
ГРЯДУЩИЙ АПОЛЛОН
Пусть там далеко в подкове лагуннойЛучезарно стынет Великий ОкеанИ, выгнувши конусом кратер лунный.Потоками пальм истекает вулкан.Цепенеют на пурпуре синие тени,Золотится на бронзе курчавая смоль.Девушки не знают кровотечении,А женщинам неведома материнства боль…Прислушайтесь вечером, когда серо-слизкий,На полярном закате тускло зардев,Тушью клубясь по свинцовой воде,Вздымает город фабричные обелиски.А на железопрокатных и сталелитейныхЗаводах — горящие глыбы мозжитЭлектрический молот, и, как лава в бассейнахГранитных, бушуя, сталь бурлит.Нового властителя, эхом о стеныУдарясь, зовут в припадке тоскиРадующиеся ночному шторму сирены,Отхаркивающие дневную мокроту гудки.Гряди! Да воздвигнется в мощи новойНа торсе молотобойца Аполлона лик,Как некогда там на заре ледниковойНад поваленным мамонтом радостный крик.