Именно поэтому В.И. Ленин и указывал, что при разработке «Большой Логики» марксизма следует иметь в виду прежде всего «Капитал», и что «метод изложения», примененный Марксом в «Капитале», должен послужить образцом диалектического осмысления действительности и образцом изучения и разработки диалектики вообще. На основе этих предварительных соображений можно перейти к более детальному, рассмотрению способа восхождения от абстрактного к конкретному, как правильного в научном отношении способа образования научных определений, как способа теоретической переработки данных живого созерцания и представления.
Напомним только в этой связи еще раз, что под данными созерцания и представления здесь имеется в виду отнюдь не только то, что индивид лично созерцает и представляет себе в виде чувственно-наглядного образа. Такое толкование, характерное для домарксистской философии, для антропологического представления о субъекте познания, совершенно ложно, крайне узко. Под данными созерцания и представления Маркс имел в виду всегда всю массу общественно-накопленного – эмпирического опыта, всю колоссальную массу эмпирических данных, [126] известных теоретику из книг, из сводок, из статистических таблиц, газет и свидетельств. Но в кладовой общественной памяти все эти эмпирические данные хранятся, как само собой понятно, в уже сокращенном, в сведенном к абстрактному выражению виде. Они уже выражены в речи, в терминологии, в цифрах, в таблицах и тому подобных «абстрактных» формах. Специфическая задача теоретика, который из всей этой информации о действительности исходит, заключается, конечно, не в том, чтобы придать этому «абстрактному» выражению еще более абстрактную форму. Напротив, его работа всегда начинается с критического анализа и переосмысливания абстракций эмпирической ступени познания, с критического преодоления этих абстракций, и движется вперед через критику односторонности и субъективности этих абстракций, через разоблачение заключенных в них иллюзий, с точки зрения действительности в целом, в ее конкретности. В этом смысле (но и только в этом) переход от эмпирической стадии познания к рациональной также выглядит как переход «от абстрактного к конкретному».
Конечно, с известной точки зрения, восхождение от познания простой товарной формы к пониманию таких развитых форм буржуазного «богатства», как процент, выглядит и как движение от «конкретного» к
Все это также следует учитывать.
В связи с тем, что Маркс сформулировал свои идеи относительно метода восхождения от абстрактного к [127] конкретному в ходе прямой полемики с его гегелевской интерпретацией, целесообразно кратко критически осветить эту последнюю. По контрасту с ней особенно рельефно и наглядно выступит материалистический характер метода Маркса. [128]
1
2 Christen oder Bolschewisten. Stuttgart, 1957, S. 89.
3
Гегелевское понимание конкретного
Гегель, как известно, был первым, кто понял процесс разлития знания как исторический процесс, подчиненный не зависящим от воли и сознания людей, законам... В качестве закона, управляющего всеобщим ходом развития знаний, он обнаружил закон «восхождения от абстрактного к конкретному».
Прежде всего этот закон обнаруживается им в качестве простого эмпирически, констатируемого факта – факта прогрессирующего развития духовной культуры человечества. Бесспорно верно, что духовная культура, духовный мир человека постепенно становится все богаче, все сложнее и многообразнее и в этом смысле – конкретнее. При этом духовный мир человека остается, несмотря на всю его сложность, единым миром, который управляется одними и теми же законами и представляет собой, таким образом, подлинное единство во многообразии.
Движение от абстрактного к конкретному выступает у Гегеля прежде всего как та эмпирически бесспорная естественная форма, в которой совершается процесс построении «царства духа». Естественно, что вначале это «царство» (сфера человеческой культуры) несложно, бедно сложившимися формами, т.е. крайне абстрактно, а с течением времени становится все сложнее, богаче, разнообразное – конкретнее.
В этом, как нетрудно понять, нет пока еще ничего ни диалектического, ни идеалистического.
Идеализм, но одновременно и специфически гегелевская диалектика, начинается дальше, там, где Гегель ставит вопрос о движущих пружинах развития «царства духа», сфере сознания. Специфической особенностью гегелевской философии является то, что идея развития в полной мере применяется лишь к явлениям сознания.
Природа, вне и независимо от духа существующая, по его мнению, не развивается. Она противостоит [128] сознанию как от века и навеки одинаковая, застывшая во времени картина. В активном рассматривании этой неподвижной картины, этого царства вещей, вечно стоящих в одних и тех же отношениях друг к другу, сознание и осуществляет свою беспокойную деятельную природу. Сама деятельность, осознавания как таковая и заключает внутри себя движущую пружину своего собственного развития.
Дух выступает как единственная конкретность, т.е. как единственная развившаяся и продолжающая развиваться система живых взаимодействующих и взаимопереходящих друг в друга явлений. Природе эта особенность, по его мнению совершенно несвойственна. Природа для него насквозь абстрактна, насквозь метафизична по самой своей сути: