Диалектика абстрактного и конкретного в 'Капитале' К. Маркса

прежде всего Энгельса и Ленина), предстоит перед нами как наиболее полно развернутая картина исторически возникшей и развившейся конкретности, как типичнейший случай конкретности вообще. При этом именно «Капитал» представляет собой до сих пор непревзойденный образец сознательного применения диалектического метода, диалектической логики во всем объеме ее содержания. Он показывает многим наукам их завтрашний день, показывает в классически четкой форме все те стороны метода, которые в других науках столь последовательно еще не реализованы.

Следует отметить также, что конструктивная критика предшествующих теорий, представляющая собой неотъемлемый момент теоретической разработки научных проблем современности,  предполагает, что критическому усвоению подвергается доброкачественный теоретический («мыслительный») материал, действительно высшие образцы теоретического понимания той действительности, которая в данном случае выступает в качестве предмета внимания и исследования.

Когда речь шла о разработке экономической теории, тогда главными теоретическими оппонентами, в ходе спора с которыми Маркс разворачивал свое понимание действительности, были классики буржуазной политической экономии, а не современные Марксу представители вульгарной экономии и «профессорской формы разложения» [155] теории. Современниками Маркса эти последние были лишь по времени, а не с точки зрения теоретического проникновения в предмет. В отношении теории они стояли бесконечно ниже классиков и никак не представляли собой достойной серьезного оспаривания теоретической противоположности. И, разворачивая свое теоретическое понимание действительности в форме серьезного спора с классиками, Маркс лишь высмеивает, по ходу дела, таких «теоретиков», как Сениор, Бастиа, Мак-Куллох, Рошер и т.п. Сводить критические счеты с этими последними можно было только тогда, когда теоретическое понимание предмета в его решающих моментах было по существу уже развернуто.

Когда же речь заходит о философских категориях, о категориях диалектики, то классическая буржуазная философия и по сей день остается единственно достойным и серьезным теоретическим оппонентом философии диалектического материализма, что, разумеется, не только не снимает с повестки дня задачу самой острой и беспощадной борьбы с современными реакционными системками, но и помогает обнажить их пустоту, их стремление трусливо спрятаться от больших философских проблем.

Маркс, Энгельс и Ленин относились к Гегелю или Фейербаху принципиально иначе, чем к Шопенгауэру или Конту, к Маху или Богданову. Резко критикуя спекуляции мелких и пошлых идеалистов, они никогда не старались искать там «рациональное зерно».

Разоблачая путаную софистическую аргументацию махистов, Ленин прежде всего сводит ее к тому классически ясному и принципиальному выражению, которого оспариваемая позиция достигла у Беркли и Фихте. И это не только полемический прием, но и самый верный способ теоретически обнажить сущность позиции. С другой стороны, когда перед Лениным вставала задача дальнейшей разработки материалистической диалектики, он оставляет в стороне махистов, как теоретических современников Беркли, и возвращается к критическому анализу «Науки логики» Гегеля, как подлинной вершины буржуазной мысли в области понимания всеобщих законов природы, общества и человеческого мышления.

Итак, можно подытожить сказанное: подлинное, конкретное обоснование способа восхождения от абстрактного [156] к конкретному, как единственно правильного в научном отношении метода логического развития, как метода, единственно соответствующего объективной диалектике, следует искать в «Капитале» Маркса, в анализе его логической структуры.

В «Капитале» последовательно и систематически осуществлено то совпадение логики, теории познания и диалектики, которое является отличительной чертой метода исследования Маркса, то совпадение индукции и дедукции, анализа и синтеза, которое характеризует способ восхождения от абстрактного к конкретному. Рассмотрим вопрос прежде всего в его конкретно-экономическом выражении, чтобы перейти затем к выводам общеметодологического,  логического порядка.

Поставим такой вопрос: возможно ли вообще теоретически понять (воспроизвести в понятии) объективную сущность таких явлений, как прибавочная стоимость и прибыль, если до этого и независимо от этого не проанализирована категория стоимости? Можно ли понять деньги, не зная закономерностей, которым подчинено движение простого товарного рынка?

Тот, кто читал «Капитал» и знаком с проблематикой политической экономии, знает, что это – неразрешимая задача.

Можно ли образовать понятие (конкретную абстракцию) капитала на пути чисто индуктивного обобщения тех абстрактных признаков, которые наблюдаются в любом из различных видов капитала? Будет ли такая абстракция удовлетворительной в научном отношении? Будет ли такая абстракция выражать внутреннее строение капитала вообще, как специфической формы экономической реальности?

Стоит поставить вопрос так, чтобы можно было ответить на него только отрицательно.

Такая абстракция, конечно, выразит то одинаковое, что имеют между собой промышленный, банковский, торговый, ростовщический капитал. Она, безусловно, избавит нас от повторений. Но этим и исчерпывается ее реальный познавательный смысл. Она не выразит конкретной сущности ни одного из этих видов капитала. Но столь же мало она выразит конкретное существо их взаимной связи, их взаимодействия. Как раз от этого в ней и произошло отвлечение. Но ведь именно конкретное взаимодействие конкретных [157] явлений составляет, с точки зрения диалектики, предмет и цель мышления в понятиях.

Значение общего противоречиво, указывал Ленин, – оно омертвляет живую реальность, но в то же время является единственно возможной ступенью к ее постижению. Но в данном случае, как нетрудно понять, общее только омертвляет конкретное, только отходит от него и не является одновременно шагом к нему. Именно от конкретного такое общее абстрагируется, как от «несущественного».

Конкретную всеобщую природу капитала (любого капитала – и промышленного,